Жасмин Майер - Идеальный мерзавец

Предсказуемо. Важных свидетелей предпочитают прятать в жопе мира. К этому я готов, а вот к тому, что при мысли, что нужно опять улетать, в груди что-то екнуло.

Моя жизнь уже не та, но правила противостояния отца и сына еще никто не отменял. И как вписать в них Веру?…

— Не тяни, Дим, — говорю в трубку. — Говори, где и сколько у меня времени.

— Бангкок, Марк. Док в отключке после вчерашнего визита к таиландским полудевочка-полумальчикам, но долго я его в таком состоянии продержать не смогу, сам понимаешь. Хорошо, если ты будешь рядом, когда он очнется. Будет сговорчивее отвечать на твои вопросы. Так что лучше бы тебе вылететь сегодняшним. Бронь на твое имя я уже сделал.

Я на миг прикрыл глаза. Не могу сейчас сказать Диме, что человек, которого он разыскивал без малого год, может отправляться к черту. Сам знаю, что не может, да и этот доктор мне очень и очень нужен. Эта борьба стала частью меня и я не могу от нее отказаться так просто.

В конце концов, это и есть та точка, которую я мечтал поставить все эти годы. Жирный знак превосходства, который однозначно будет показывать в мою сторону, а моего отца и его новоиспеченную женушку вышвырнет на обочину жизни.

Вот только жжение в груди не унимается, и я точно знаю, что это не ребра.

— Уверен, что это тот, кто нам нужен, Дим? — не узнаю свой голос.

Пусть скажет, что проверит и это займет хотя бы несколько дней. Пусть поймет, что ошибся. И тогда в запасе у меня будет еще больше времени. Я ждал этого восемь месяцев, но Веру я ждал куда больше.

— Обижаешь, Марк. Я не стал бы звонить по пустякам.

Падаю на стул, потому что больше не могу стоять. Грудь горит огнем.

— Я понял. Во сколько рейс?

Дима обещает выслать все данные смс-кой и отключается.

Таблетки не помогли, боль не унялась. Достаю из пакета с лекарствами порошок. По привычке, как и презервативы, рву пакетик зубами. Во рту тут же взрывается химический лимонный вкус. Похоже, разводить водой мне уже нечего. Содержимое пакетика прилипло к губам, а остальное рассыпалось по столу. Чувствую, как подрагивают руки. Упираюсь в стол ладонями и пытаюсь думать.

И тогда же чувствую теплые объятия. Вера целует меня в лопатку, и я жмурюсь.

«Предначертано судьбой».

Ощущение такое, будто эти слова на моей коже только что выжгли каленым железом.

— Доктор сказал, что порошок ни в коем случае нельзя пить на голодный желудок, — шепчет Вера. Она обходит меня и заглядывает в лицо: — Тебе плохо, Марк? На тебе лица нет.

Ненавижу себя и свое прошлое, ненавижу то, что кульминация моей партизанской работы в тылу врага совпала с кульминацией моей жизни.

Но сильней всего ненавижу эту фразу:

— Нам нужно поговорить, Вера.

Вера

Я стою на пороге темного и пустого дома, глядя на то, как такси увозит Марка в аэропорт. К вечеру пошел дождь, и мир стал чернильно-черным с блестящими лужами. Это только из-за того, что рано темнеет, повторяю я себе, завтра, когда снова взойдет солнце, я увижу багряные листья и яркие цвета золотой осени. Впрочем, обмануть саму себя не удается. Прекрасно знаю, что даже завтра мир без Марка будет таким же бесцветным и безвкусным, как и этот вечер.

Он сказал, что ему срочно нужно уехать. Что как только он завершит это дело, он вернется и все-все мне объяснит. Это его последний шаг на шахматной доске, в которой фигуры давно уже расставлены по своим местам.

Я не стала спорить. Марку было очень плохо, и если он выбрал поездку вместо того, чтобы отлеживаться дома, значит, это действительно необходимо.

И мое невольное признание совершенно не причем.

Я так и не смогла сдержать свои чувства. Из-за оргазма мои барьеры расплавились, как масло на горячем круассане, и хотя я плохо помню, что было дальше, потому что тут же провалилась в сон, призналась я Марку в любви не один раз и даже не два. Это я помнила хорошо.

Слова о любви до сих пор ощущались на моих губах, как ароматная молочная пенка от мокачино. Они грели. Давали надежду, что Марк не только не сбежал, но и действительно вернется. Ведь Марк так и не сказал ни слова о том, что хочет быть со мной и что вообще нас ждет. И есть ли «мы».

Он говорил только о том, что от дела в Таиланде зависит его будущее. Он выглядел встревоженным и сбитым с толку, я не стала добавлять своих проблем. В конце концов, это на моем пальце было кольцо и это мне, а не ему, нужно было разорвать с мужчиной, которой слишком долго водил меня за нос.

Марк сначала хотел, чтобы я осталась в его доме, пока его не будет, но все усложнялось тем, что от дома нельзя было просто передать запасные ключи. Нужно было настраивать сканирование отпечатков пальцев, создавать мне персональный профиль и цифровой код-ключ. Все это требовало время, которого у нас не было.

Я сказала, что вернусь домой, Марк сказал, что вызвал водителя, и тот отвезет меня обратно в отель. Так проще и он находится в черте города. А после за Марком приехала машина.

Он не стал забирать меня, поскольку не мог позволить себе задержку и простой в пробках. Я все это знала и в сотый раз повторяла себе, что не стоит видеть в этом то, чего нет. Например, бегства от отношений, которые я усложнила своим признанием.

Дом уже стоял закрытый за моей спиной. Марку ничего не оставалось, как закрыть самостоятельно, поскольку я не могла бы сделать это за него. И запертый чужой и темный дом, и одинокое топтание под навесом навевали совсем не те мысли, но я очень старательно гнала их прочь. Думала о том, что у нас все хорошо. Несмотря ни на что.

Наконец ворота бесшумно отъехали в сторону, впуская во внутренний двор машину. Фонари скользнули по черному блестящему глянцу, и я увидела в салоне кого-то еще, кроме водителя за рулем.

Сердце пропустило один удар.

Вдруг ясно ощутила всю странность ситуации. Я стою на пороге чужого дома, вдали от города, куда сама даже такси не вызову, потому что не знаю адреса.

Это могла быть другая машина? Не та, которую Марк вызвал для меня? Он отказалась от моей идеи звонить такси, сказал, что обычные службы сюда не вызывают.

Машина остановилась. Мотор заглох. Водитель вышел с зонтиком. Я успела подумать про вышколенный сервис, но водитель подошел не к ступеням дома, на которых я стояла. Он подошел к задней двери и распахнул дверь перед пассажиром.

Мне не показалось. В машине был кто-то еще.

Зонтик раскрылся черным цветком. Кто-то медленно выбрался из салона. Дверь машины скрывала от меня пассажира до тех пор, пока эта женщина не забрала зонт и не пошла в сторону дома сама. Без водителя. Тот вернулся в машину.

Фары скользнули по ее фигуре. От увиденного у меня поползли глаза на лоб.

Глубоко беременная женщина подошла ближе.

— Добрый вечер, — произнесла она с улыбкой и отдышкой. — Давно ждете?

— Не очень, — ответила я, не понимая, что происходит.

Схватившись за перила, женщина приставными шагами преодолела ступени. Прижала палец к сканнеру, ввела код на двери. Запертые Марком двери распахнулись.

— Заходите, — улыбнулась она. — Мне жаль, что муж заставил вас ждать в такую непогоду. Не замерзли?

Я качнула головой. Горло сжали тиски.

— Проходите, проходите, — продолжала женщина, по-хозяйски зажигая верхний свет в холе.

Вспыхнула огромная хрустальная люстра, ослепляя меня после темной холодной ночи. Заиграли бликами серебряные вставки на мраморном полу.

— Мой муж весь в делах и разъездах, а я, как видите, в положении. Рожать мне на днях, поэтому няня понадобится нам очень скоро и срочно, — продолжала женщина.

Скинув плащ, она осталась в шерстяном платье, и ее большой живот сильно выпирал вперед.

— Вы принесли рекомендательные письма?

Я моргнула.

— Что с вами? — заботливо отозвалась женщина, поглаживая одной рукой живот. — Замерзли? Марк должен был встретить вас, простите, что вышла накладка. Пойдемте я вам чаю заварю.

Я попятилась к дверям.

— Послушайте, что происходит? — женщина нахмурилась. — Вы ведь по объявлению из агентства?

Я не сдержала ухмылки.

— Я вызову охрану, если вы не объясните, кто вы такая и как оказались в моем доме! — перешла она на крик, доставая мобильный.

В спину ударил холодный влажный ветер.

— Вызывали, мадам Бестужева? — гаркнул мужской голос.

Пол ушел у меня из-под ног. Я отбивалась, но мужчина в черном костюме крепко держал меня за руку. Беременная мадам Бестужева говорила, что я какая-то побирушка и невесть откуда взялась на частной территории. Что меня можно не обыскивать, все равно дом стоял запертым, но чем быстрее меня вышвырнут на улицу, тем лучше.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Амбал в костюме выпускника потащил меня из дома к воротам. Раскрыл калитку. Облапал, хотя ему разрешили меня не обыскивать, но он, похоже, решил не упускать такой шанс.

Мне было все равно. Даже если бы он развернул меня лицом к забору, и отымел во все дыры.

Мои чувства напоминали выжженную землю. Ни одной мысли. Ни одной эмоции.

Ничего.

Он толкнул меня в спину, и я полетела в лужу. Холодный осенний дождь лупил сверху, моментально превращая мою одежду черти во что.

Я поднялась и пошла вперед мимо заборов, по скользкой обочине. Случайных машин здесь не было. Только черные тонированные автомобили проезжали, не притормаживая, мимо.

Когда территория элитного поселка кончилась, я вышла на трассу. Увидела указатель: до города десять километров.

Ничего.

Никаких эмоций. Даже страха нет. А ведь темная ночь, и с одной стороны только темный подлесок, в котором меня могут искать до весны и так и не найдут. А с другой — летящие в город автомобили.

Но мне все равно.

Меня только что уничтожили.

Марк

Таиланд встретил повышенной влажностью и гомоном голосов, но все меркло перед болью. Семь часов полета для моих ребер не остались незамеченными.

На встречающего меня Диму я буквально рухнул, и вместе с ним едва доковылял до машины.

— Ты сказал бы, что на ладан дышишь, Марк, — проворчал Дима, занимая место водителя. — Я бы тебя не торопил тогда.

Я вытянулся на заднем сидении, прикрыв глаза.

Лежу. Наконец-то я лежу, а не сижу.

Запруженные дороги Бангкока не позволяли Диме разогнаться, так что меня даже не трясло и почти ничего не болело из-за того, ведь я наконец-то не двигался. Даже провалился в сон, впервые за прошедшие сутки, и, конечно, мне снилась Вера.

— Чувак, ты вообще жив? — спросил Дима, врываясь в мои сны.

Машина уже стояла у одноэтажного дома, а солнце из-за распахнутой двери выжигало сетчатку.

Лежать-то было хорошо, но хер знает, как мне теперь выползать с этого заднего сидения.

Кое-как при помощи Димы все-таки выбрался. Правда в доме тут же рухнул на диван. Дима здраво оценил ситуацию, сгонял за травой и набил самокрутку.

— Док где? — прохрипел я.

— В подвале, — Дима выдохнул темный терпкий дым. — Уже проснулся и требует адвоката. Перебьется. Держи.

Я вдохнул сладковатый дым гашиша. Где найти силы, чтобы устроить допрос и наконец-то добиться своего? В косяке, конечно! Раз легальные обезболивающие уже не помогают.

Вместо бодрости и веселья на этот раз травка наоборот меня вырубила, и я проспал еще часа два там же, на диване, вообще не шевелясь. После, напившись крепкого кофе, выкурив нормальную сигарету и после острого супа с лапшой, после которого я тут же закинулся таблетками, наконец-то смог кое-как стоять на ногах. И даже спустился в подвал.

Вот он, человек, за которым я столько времени гонялся.

Доктор Роман Вайзман.

Помятый и едва одетый. Зашуганный, потому что проснулся не в борделе, а в подвале без окон, где Дмитрий держал его уже почти двое суток.

Все еще хотите знать, почему я не взял сюда Веру?

— Что вам надо? — пролепетал док. — Я могу заплатить. Только отпустите.

Прекрасно знаю, чьими деньгами он собирается от меня откупаться. Есть в этом определенная ирония, что отцовские деньги вот так перейдут в мои карманы.

Молчу, потому что пытаюсь выровнять дыхание после спуска с лестницы, а доктор исходит на говно, волнуется, перебирает цифры, потому что принимает мое молчание за то, что меня не устраивает цифра выкупа, которая раз за разом растет.

— Меня не интересуют деньги. Мне нужен один ваш пациент, — наконец говорю я осипшим хриплым голосом.