— И рубашку свою не забудь!

Алекс замедлил шаг, протянул руку и снял рубашку с антенны. Просунул руки в рукава, но застегиваться не стал. Он успел заметить, в какое замешательство привел вид его голого торса отважную похитительницу, и ему это очень понравилось. Воображение снова подсунуло соблазнительную картину: он сидит в кресле-качалке, а Брук раскинулась у него на коленях в самой эротической позе…

— Интересно, как бы я завел машину без ключа? — Он не спешил подняться на крыльцо и задержался на нижней ступеньке. Брук изо всех сил делала независимый вид, но ничего не могла с собой поделать: ее взгляд как магнитом тянуло к его голой груди. Алекс чуть не замурлыкал от удовольствия. Он никогда не считал себя особо выдающимся парнем, но Брук умудрялась смотреть на него так, будто перед ней было живое воплощение «самого сексуального мужчины года», сошедшее с обложки иллюстрированного журнала. Хочет она того или нет — но между ними явно пробежала какая-то искра.

— От репортеров можно ждать любой пакости!

— Ну, в данном случае вы ошибаетесь. — Алекс со вкусом, не спеша прошелся взглядом по ее изящной фигурке, заставив Брук смутиться и покраснеть. — Хотя при желании вы могли бы научить меня многим интересным вещам. — На этот раз речь явно шла не о машинах. Алекс ясно дал понять, что был бы не прочь «завести» саму Брук.

— Поищи себе учительницу в другом месте! — Она ринулась обратно в дом, буркнув по дороге: — Сексуальный маньяк!

Алекс отлично слышал это лестное определение, слетевшее с горячих губок. Черт побери, эта женщина — настоящий динамит! Он с каждой минутой возбуждается все сильнее!

— Вы имеете что-то против секса? — Он с ехидной ухмылкой смотрел, как Брук замерла на пороге. Судя по ее напряженной позе, ничего хорошего ждать не приходилось. Брэдшоу постарался придать себе как можно более серьезный вид, прежде чем его пригвоздили к месту яростно пылавшие янтарные очи. Загадочный продолговатый предмет, оттопыривавший ее карман, медленно приподнялся и нацелился ему в грудь. Однако Алекс давно перестал бояться, что грозная похитительница выстрелит, — хотя кое-кому такая уверенность показалась бы довольно глупой.

— Ты и Ди об этом спрашивал? И так же окучивал ее, как сейчас меня? — В негромком, усталом голосе вдруг прозвучала такая боль, что Алексу стало неловко. Он как-то успел забыть, кем считает его Брук Уэлш. — Ты заморочил голову моей младшей сестре, чтобы она позволила себя соблазнить? — Она застыла на верхней ступеньке, не сводя с него пылающего взгляда. — Я готова простить Ди за то, что она тебе поверила. Но я ни за что не прощу тебе то, что ты воспользовался ее доверчивостью!

Алекс, как ни пытался, так и не смог найти достойный, ответ. Иначе ему пришлось бы назвать свое настоящее имя. Вполне возможно, что тот человек, которым его считают, вполне заслужил и ее презрение, и грубость. Он понимал Брук и ни в чем ее не винил. Больше того — на ее месте он вел бы себя точно так же.

— В чем-то тут есть и моя вина, — внезапно призналась она все тем же усталым голосом, и Алексу показалось, что он вот-вот утонет, растворится в бездонной глубине ее потемневших янтарных очей. — Я учила ее верить в лучшее, в то, что хороших людей на свете больше, чем плохих. Разве я могла предположить, что однажды она встретит тебя? Человека без души и совести, способного соблазнить женщину ради минутной забавы.

Огонь, сверкавший сейчас в ее взоре, не имел ничего общего с пламенем страсти. Ее ненависть была так же горяча и неистова, как и разбуженное им желание, и вполне могла взять верх. Перед ним стояла тигрица, защищавшая своего детеныша, и еще более опасная от того, что ей не удалось его защитить.

Снова возникла мысль раскрыть свое настоящее имя, пока не случилось что-то непоправимое. Но вряд ли это спасло бы ситуацию. Брук Уэлш вряд ли обрадуется, когда узнает, что ошиблась и похитила не просто невинного человека, а своего собственного босса.

Глава 5

Пожалуй, она напрасно затащила его в дом. Брук стояла возле буфета и намазывала ореховым маслом завалявшиеся с доисторических времен крекеры, а мистер Озабоченный торчал у нее за спиной и буквально дышал в затылок, так что при любом неловком движении она могла угодить ему локтем в живот.

Ей пришлось сделать усилие, чтобы никак не отреагировать. Попросишь его отодвинуться — и мерзавец наверняка вообразит, будто она к нему неравнодушна. Это, конечно, соответствовало действительности, но Брук скорее провалится сквозь землю, чем даст ему повод так думать. Наконец она не выдержала и буркнула:

— Посторонись!

Он отодвинулся ровно настолько, чтобы позволить ей впритирку проскользнуть к раковине и положить туда измазанный маслом нож. Старательно делая вид, будто не замечает, какая у него гладкая загорелая кожа, Брук поспешила вернуться к буфету.

— Вы всегда, такая сердитая? — вдруг поинтересовался он, следя за каждым ее движением.

Брук кинула в рот крекер и тут же скривилась: ну и гадость! Кто бы мог подумать, что старые крекеры и подсохшее ореховое масло так отвратительны на вкус! Ну и черт с ними, она еще не настолько проголодалась! Решительно отодвинув от себя невкусную пищу, Брук сунула руку в буфет и тщательно обшарила верхнюю полку. Тем временем ей удалось наконец прожевать злополучный крекер, и она возмущенно выпалила:

— А ты представь себя на моем месте! Ты бы обрадовался, если бы узнал, что твоя сестра залетела от какого-то проходимца? Или все-таки у тебя испортилось бы настроение? А может быть, ты бы даже рассердился?

— Ваша ирония бесподобна! — ехидно заметил он.

— Благодарю! — Она вздернула подбородок. Как бы ей избавиться от куртки? В доме становится жарко, да вдобавок этот тип только и делает, что путается под ногами. Какого черта ей париться? Все равно уже ясно, что «пушка» у нее в кармане пугает его ничуть не больше, чем простая деревяшка. Они здесь вдвоем, и при желании он запросто может ее скрутить.

Тем не менее она предпочла не раздеваться. Это давало хотя бы призрачное ощущение безопасности — куртка скрывала от настырного приставалы большую часть ее прелестей.

— Ну, так как: ты бы рассердился или нет?

— Вообще-то у меня нет сестры. Но, пожалуй, да, я бы встревожился, узнав, что она забеременела, не желая того. А кроме того, я бы непременно вспомнил, что такими делами можно заниматься только вдвоем.

Брук хотела было не реагировать ни на его ответ, ни на обнаженную мускулистую грудь под распахнутой рубашкой, но передумала и неохотно кивнула:

— Вот-вот, ты угодил в самую точку! Такими делами занимаются только вдвоем! Но в отличие от мужчины женщина не может выбирать, нести ей ответственность за последствия или попросту сбежать.

— Выбор есть всегда.

Брук невольно напряглась и тут же заметила, что он так и пожирает ее глазами. Боже милостивый! И как этому мерзавцу удается любое ее слово или движение вывернуть так, будто речь идет исключительно о сексе?

— Уж не намекаешь ли ты на то, чтобы Ди сделала аборт?

— Я говорю о возможности отдать ребенка приемным родителям.

— Ну да, а с тебя и взятки гладки!

— И с вашей сестры тоже.

— Ди! — взорвалась Брук. — Мою сестру зовут Ди! И ты наверняка называл ее по имени, когда вы… когда… — Она смущенно замолчала, проклиная предательский румянец, заливший ее щеки. — Словом, ты должен был позаботиться обо всем гораздо раньше!

— Кажется, вы сами упоминали о порванном презервативе. Разве это обстоятельство не смягчает вину?

— Может, и так. — Брук не узнавала сама себя. Она столько лет работает на фабрике, где слово «презерватив» звучит чуть не в каждой второй фразе. Так почему же она краснеет и бледнеет перед этим типом, словно школьница? — Может, и смягчает, но ребенок есть ребенок, а ты вдобавок перестал отвечать на ее звонки! Скажи спасибо, что я до сих пор не сообщила об этом нашим братьям!

— И почему же вы этого не сделали?

— Да потому что не хочу, чтобы они угодили за решетку! — Брук не сочла нужным дальше распространяться на эту тему. По ее глубокому убеждению, этот проходимец и так должен выскочить со страху из своих шикарных сапог — если Ди хоть немного рассказывала ему о том, каким крутым нравом обладают и Логан, и Дин-младший. А Ди обязательно должна была рассказать мерзавцу про свою семью — если действительно влюбилась в него по уши.

Но разве мистера Крутого этим проймешь? Он и ухом не повел — напротив, его серо-зеленые глаза, так и не отрывавшиеся от ее фигуры, только ярче заблестели… Ди, ну куда ты пропала?

Брук закусила губу, вспомнив о своем опрометчивом обещании проторчать здесь хоть всю ночь. Гордыня и упрямство — они всегда выставляют ее в смешном свете, а теперь, пожалуй, не доведут до добра! Но вместо того, чтобы прыгнуть в машину и убраться отсюда подобру-поздорову, она пролепетала:

— Уже совсем темно. Нужно включить свет. — Щиток с предохранителями находился снаружи — вот и хорошо, лишь бы подальше от этого типа! Из последних сил стараясь не поддаваться панике, Брук принялась рыться в ящиках буфета в поисках фонарика.

— Я вас провожу.

— Я не нуждаюсь в провожатых! — Брук торопливо распахнула дверь. — Вдобавок у меня с собой Хью… хм, то есть вот это, на всякий случай. — И она выразительно ткнула пальцем в оттопыренный карман. — И вообще мне здесь совершенно ничего не грозит! — «Кроме тебя!»

— Я вырос в Техасе. Там все по-другому.

Хотя Ди ни словом не упоминала про Техас, Брук почувствовала, что он говорит правду. Она и сама могла догадаться, когда увидала этого верзилу. Просто ее отвлекла необходимость все время держаться начеку и не поддаваться его чарам. Наверное, с ней что-то не в порядке, если она так запала на этого мужика и ничего не может с собой поделать. Ведь прежде всего он был дружком ее сестры! Больше того — он отец ее племянника. Будущий отец будущего племянника.

«А если бы не это?» — вдруг всплыл в подсознании непрошеный вопрос. Если бы они с Ди вообще не были знакомы? Стала бы Брук избегать его с таким же упорством — или бросилась бы к нему на шею?

— Это невозможно, так что вопрос отпадает сам собой, — пробормотала она себе под нос.

— Вы что-то сказали?

Брук так и подскочила на месте и вполголоса выругалась. Он снова дышал ей в затылок!

— Ты что, не слышал, что я не нуждаюсь в провожатых? — зарычала она, направив на мучителя луч фонарика.

Он зажмурился и заслонил лицо рукой.

— Прости! — Брук совсем не ожидала такой реакции и поспешила опустить фонарь. — Кто бы мог подумать, что ты так чувствителен к свету, после того как так рвался загорать! — Перед ее мысленным взором снова проплыла мучительно волнующая картина.

— Я не слишком чувствителен к свету, — возразил он и замялся.

— Так в чем же дело? — Ее невольно заинтересовала эта нерешительность.

— У меня случаются приступы головной боли.

— Ага. — Брук осторожно шла, раздвигая высокую траву и переваривая эту новость. Не хватало еще, чтобы ребенок унаследовал от отца какую-нибудь немощь! И что за глупости ей лезут в голову?

Сумерки сгущались, скоро здесь будет совсем темно. В лесной чаще темнота бывает такая, что хоть глаз выколи, — невозможно рассмотреть даже собственную руку. Брук не боялась темноты, но ей вовсе не улыбалось сослепу налететь на этого типа. Судя по виду, у него на груди запросто можно было колоть орехи. Можно представить, какая шишка вскочит на лбу, если напороться на него, со всего размаху.

От этих мыслей Брук снова охватила сладкая истома, а следом за ней пришел и стыд. Разве нормальная, здоровая баба положит глаз на… Она охнула и застыла на месте.

Мистер Каменная Грудь моментально врезался в нее сзади, подтвердив все ее опасения по поводу твердости его костей. И не только костей!

Чтобы не дать Брук упасть, он машинально обхватил ее, и на несколько ужасных мгновений они оказались вплотную прижаты друг к другу — так что Брук смогла ощутить каждый дюйм его огромного, сильного тела.

Но пока она собиралась с духом, чтобы возмутиться и потребовать оставить ее в покое, широкая ладонь с силой зажала ей рот.

— Тише!

От его хриплого, тревожного шепота у нее в жилах застыла кровь. Брук стояла ни жива ни мертва.

Власть поменялась. Теперь он взял ее в плен!

Если бы Алекс не пялился на нее, как болван, а дал себе труд посмотреть вперед, то заметил бы этого человека гораздо раньше. Но его так заворожило движение ладных тугих ягодиц, едва прикрытых короткой юбкой, что он и глазом моргнуть не успел, как угодил вместе с Брук прямо под дуло винтовки. Ни сама винтовка, ни вид человека, державшего ее, не предвещали ничего хорошего.

Никогда в жизни никто не держал Алекса на мушке — он вообще не мог припомнить, чтобы кто-то угрожал ему оружием. И теперь, второй раз за день угодив в это неприятное положение, он не сразу пришел в себя.