- Куда это вы? - спросил Хайнц.

 - Да есть здесь за углом небольшая кнайпе. Мы туда ходим по пятницам.

 Жизнь на фирме кипит, - подумал Эверс, - только мне об этом ничего не известно. Ну куда они к ней клеются, эти прыщавые мальчишки! Ведь ей за тридцать. Хотя - при их уровне тестостерона - им почти всё равно кто, - презрительно добавил он. Но ему-то самому было не всё равно. И он сказал вслух:

 - Ну, на это вы даже не надейтесь! С фрау Дюваль мы договорились ещё в начале недели. Так что с нею выходит директор, причём единолично. Понятно, молодые люди? - и добавил, с весёлым нахальством глядя на Ларису: - Я ничего не перепутал?

 - О, нет! - завопили, ёрничая, трое парней.

 - Ничего-ничего. Гюльпери составит вам компанию; правда, Гюльпери?

 - Так она же не пьёт. И Вебер нас убьёт.

 - Я пью, - раздельно и с достоинством сказала Гюльпери; однако, не выдержав тон, расхохоталась: - Но Вебер вас убьёт, это точно!

 Хайнц уловил взгляд Джино. Итальянские глаза смотрели на него чуть прищуренно и близоруко. У Джино было очень красивое и выразительное лицо. Правильный крупный нос с тонко вырезанными ноздрями, яркие губы, которые кривились сейчас в попытке улыбаться. Чёрные почти до плеч волосы зачёсаны ото лба назад. Лицо совсем не было полным. Но прямо от конца подбородка начинался слой жира. Джино был уродливо полным. Он непрерывно потел, и пот тёк струйками от висков к подбородку. Руки у него были, как у очень большого младенца, в перетяжках. Толстые пальцы резко сужались к кончикам, а ногти были красивые и женственные, как на картинах ван Дейка. Хайнц посмотрел на свои. Он был яхтсменом и руки увидел мощные, мускулистые, с выпиравшими под кожей венами.

 - Кажется, я - твой счастливый соперник, парень! - безжалостно подумал Хайнц, а вслух сказал: - Хорошо, все за работу, перерыв закончился. Но в пять часов - чтобы духу вашего здесь не было!

 Он стоял у двери, пропуская выходящую молодёжь. С момента, когда он увидел, как Ральф провёл по волосам Ларисы, у него в ладони возникло почти щекотное чувство, будто это сделал он сам. И Хайнц даже сжал руку в кулак и спрятал в карман, чтобы галлюцинация не стала реальностью, когда Лариса проходила совсем близко.

 - Так что вы скажете? - спросил он.

 - Если бы я знала, какие у меня на сегодня интересные планы, я надела бы что-то другое, - улыбаясь, ответила она.

 - Вот ещё! Коричневый вам очень идёт. Так в пять я жду у машины.

 Джино! Я - твой счастливый соперник, - подумал Хайнц. Он был доволен собой.


10

 Потом они опять сидели в кафе у Альстера. Только в другом. Хайнц хорошо знал всю округу. Это было кафе-поплавок, на воде, даже не на самом Альстере, а на одной из заток большого озера. Был виден закат. Впрочем, нет. Это был ещё не закат, просто низкое солнце то исчезало в тучах, то пробивалось всё целиком или отдельными пучками. Освещенные паруса яхт становились ослепительно белыми на фоне пасмурного неба на западе. Ни Хайнц, ни Лариса не восхищались вслух, но оба видели эту красоту. И одинаковое восприятие соединяло их.

 Потом Хайнц, правда, чуть было всё не испортил. Подумал, что надо бы о чём-то говорить, и вспомнил, как сегодня у клиентов на стене видел маленький постер с шуткой: "Если у женщины светятся глаза, то, может быть, это просвечивает солнце".

 Лариса поморщилась.

 - Я ненавижу это, - сказала она.

 - Мне тоже не понравилось. Я поэтому и запомнил. Меня удивило, что такое может запросто висеть на стене.

 - В Америке за такие шутки просто подали бы в суд.

 - Ах, ну в Америке женщины слишком остервенелые. Помешаны на своей независимости. Там засудят, и если дверь женщине откроешь. Дело ведь не в женщинах, адвокаты ищут себе работу и стимулируют всё это, - Хайнц уже пожалел о своем неудачном воспоминании.

 - Знаете, я покупаю журнал Geo, - медленно заговорила Лариса, глядя куда-то внутрь себя. - Там в одном из последних номеров была потрясающая фотография: женщина-пакистанка держит двух четырёхмесячных младенцев-двойняшек. Мальчика и девочку. Мальчик-бутуз - весь, как налитой. А девочка - иссохший скелетик. Просто жутко смотреть! Она умерла от истощения через несколько дней, после того как был сделан снимок.

 - Я не понял связь, - сказал Хайнц серьезно, чуть подавшись вперёд.

 - Мать её не кормила. Почти не кормила, чтобы она умерла сама. Вы не понимаете? - Лариса подняла глаза. - На Востоке от девочек в семьях очень много неприятностей. Они - нежеланные дети. Статистика детской смертности просто убийственная. Мальчиков во всём мире рождается больше, но новорождённые они слабее. И на Западе их умирает больше. Но во многих мусульманских странах, в Индии - всё наоборот.

 - А причём здесь эта статистика и дурацкие шутки о женщинах? - пожал плечами Эверс.

 - Это разные проявления одного и того же. Да-да. Не поднимайте так брови. Только благодаря этим "остервенелым",  как вы говорите, женщинам у нас, на Западе, и есть права. Но это всё взято с боем. И стоит только прослабиться, как за шутками придёт чадар, отсутствие образования, медицинской помощи и всё остальное.

 - Вы преувеличиваете. Вы что, суфражистка?

 - Я не суфражистка. Я не считаю, что мужчины и женщины одинаковые.

 - Считаете, что женщины лучше? - Эверс попытался перевести в шутку слишком серьёзный разговор. Она улыбнулась и сказала:

 - Что-то в этом роде.

 - Вот это мне нравится! - засмеялся Хайнц. - Так что, давайте угнетать мужчин?

 - Конечно, мы неодинаковые, - она не поддержала его лёгкий тон, - у мужчин и женщин разные задачи в эволюции. Каждая женщина должна дать потомство. Она самоценна для природы. Но не каждый мужчина. Чтобы поддержать популяцию на сто женщин достаточно десятка мужчин.

 - Вы очень образованная. Слова такие употребляете. Популяция.

 - Спасибо. Нас действительно хорошо учили. Но не прибедняйтесь. Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю.

 - Нет, я понимаю не всё. Вы противоречите себе. Вы сказали, что мальчиков рождается больше. Зачем? Ведь по-вашему: даже половина -  это много.

 - А это просто материал для экспериментов. Природа на вас экспериментирует.

 - Ага! - Хайнц даже крякнул и хохотнул. - Да. Это вы круто заложили. Мы, значит, разменная монета?

 - Именно! Разменная монета эволюции. Но в этом нет ничего оскорбительного. Разве вы не замечали, что женщины только в среднем дольше живут. Но среди настоящих долгожителей, тех, кому за сто (у нас в Грузии, например, таких много), большинство - это мужчины. То есть, с одной стороны, - большая смертность в младенчестве, а с другой - максимальный возраст. И так не только с продолжительностью жизни. Среди мужчин и разброс в способностях намного больше, чем среди женщин.

 - Да. Гениев среди женщин нет, - с готовностью вставил Эверс.

 - Это правда. Женщины по способностям собраны теснее к средине. Разброс тоже есть. Он просто не такой большой и резкий, как у мужчин. Среди вас есть прекрасные экземпляры, но с другого краю - колоссальный спектр дураков: от настоящих идиотов до просто тупых. И по той причине, что среди мужчин существуют гении, эти дураки тоже считают себя лучше всех женщин.

 - Экземпляры! Мы - экземпляры! - возопил Хайнц перебивая. - Вы только послушайте себя! - Потом добавил, смеясь во весь рот и показывая прекрасные мелкие зубы:

 - И как я вам, как экземпляр?

 - Достойный.

 - Спасибо, я рад это слышать от специалиста, - он помолчал, покачивая головой. Потом продолжил: - Мне страшно интересно с вами, Лариса. Можно, я так буду вас называть? Вы такая оригинальная! Я получаю колоссальное удовольствие. Раньше мне не нравились умные женщины, - он быстро замахал над столом руками: - Я прошу прощения. Не включайте так резко пятую передачу! Дайте мне договорить: почему-то большинство из них некрасивые. Ваша эволюционная теория такой факт не проясняет? - И после короткого молчания, серьёзно глядя в упор: -  С вами по-настоящему интересно. Но вы ведь не сейчас это придумали. Читали где-нибудь?

 - Кое-что читала. У меня есть близкий друг. Он врач. Мы много обсуждали это. Понемножку у меня в голове всё собралось.

 Близкий друг - врач, - подумал Хайнц. - Пустяки, ещё неизвестно, на чём он ездит...

 - А что значит "мужчины" - материал для экспериментов Должен быть какой-то механизм? - спросил он.

 - Мутации, более ломкий генетический материал.

 - И что потом? А статистика достоверная? Действительно ли мальчиков больше?

 - Это не только у людей. У животных тоже. Я говорю мальчики-девочки, но вы понимаете, это касается и людей, и животных... Но кого больше рождается, зависит от того, какой пол чаще имеет секс. Если больше самок, то у самцов больше возможностей, они имеют секс чаще, и тогда рождается больше мальчиков. А если наоборот, почему-то не хватает самок, то чисто количественных возможностей больше у них. Но тогда в следующем поколении родится больше девочек - и всё скомпенсируется. Так балансируется половой состав.

 - Но сейчас больше рождается мальчиков. Что это значит? Не хватает половозрелых мужчин?

 - Конечно. Столько молодых мужчин погибает в несчастных случаях. Сравните автомобильную страховку для юношей и девушек! Сколько в армии, в тюрьмах в конце концов.

 - Да. Всё сходится. Но как-то очень физиологично. А до любви вы доберётесь?

 - Доберусь. Только я замёрзла. Может быть, поедем?

 Они поехали сразу к ней в Эйдельштедт. В машине Хайнц не дал разговору уйти в сторону и напомнил свой вопрос о любви.

 - Мы любим по запаху, - просто сказала она.

 Он не поверил своим ушам:

 - Мы любим по запаху? Угу. Продолжайте. Я даже не хочу комментировать!

 - Мы настолько сложно устроены! ДНК - вы же представляете, что это такое?

 - Да. В каком-то смысле. На уровне банальной эрудиции.

 - Этого достаточно, - безжалостно продолжила она. - Я тоже не биолог. Но это колоссально сложная система, понятно же. Пары должны друг другу подходить. Ведь наследственная система каждого имеет, кроме всего прочего, внутренние дефекты. Незаметные рецессивные гены. Не каждые двое могут дать здоровое потомство.

 - Потомство, - повторил за нею Хайнц, - угу.

 - У вас очень содержательные комментарии.

 - Продолжайте-продолжайте, - он принял насмешку без боя.

 - Но это значит, что о партнёре нужна достоверная генетическая информация, прежде, чем будет сделан выбор. Попросту кусочек тела для анализа, какая-то молекула, может быть одна. Это запах!

 - Конечно, не облизывать же! Это негигиенично и при большом скоплении возможных претендентов - просто долго.

 - Видите, как глубоко вы всё сразу поняли. Именно так!

 - Мы влюбляемся по неуловимому запаху и понимаем это сразу, - почти мечтательно протянул он и потом быстро добавил: - А духи? Что, поймал я вас?

 - Это ничему не противоречит. Ведь настоящие совпадения очень редки. Идеальные пары единичны, можно жизнь прожить и не встретиться. Поэтому в основном запах не нравится. Его скрывают, маскируют, заменяют другим.

 - Тогда должно быть много ошибок.

 - Ещё бы! Большая часть браков распадается. Вы умный.

 - Я знаю. Вы мне сегодня уже сказали, что я - достойный экземпляр. Может быть, мои ставки повысятся? Какая следующая градация за достойным?

 - Perfect.

 Perfect Partner, - медленно произнёс он и добавил, помолчав и внимательно глядя на дорогу:

 - А вы ведь не пользуетесь духами?

11


 Они приехали. Хайнц Эверс зашёл к ней, не ожидая приглашения. Они не договорили и, естественно продолжая начатый разговор, поднялись к ней. У неё была очень маленькая квартира. То есть не просто маленькая. Даже войти вдвоём было невозможно, такой крошечной была прихожая.

 На полу не было линолеума. Раньше он там был: на чёрном полу сохранились следы клея. Совсем узкая, до пояса высотой, тумбочка для обуви всё равно занимала слишком много места. На стене - фотография ребёнка, подсвечник с наполовину сгоревшей зелёной свечкой, зеркало в бронзовой раме, висевшее слишком низко для Хайнца. Он увидел только свой подбородок. Это не друг-врач его сюда повесил, - подумал Хайнц, - слишком низко.

 - Зеркало у вас низко висит. Вы какого роста?

 - Метр шестьдесят два.

 - Я думал - выше.

 - Это каблуки. А вы?

 - Метр восемьдесят пять.

 - Я думала - ниже, - невинно парировала она. - Проходите.

 Он немного присвистнул и прошёл за хозяйкой дальше. Вдоль стены стоял огромный или, может быть, казавшийся здесь огромным зеркальный шкаф. Почти всё остальное место досталось разложенному дивану, накрытому стёганным по-крестьянски покрывалом из очень нежных, со вкусом подобранных лоскутков.