Доминик резко обернулся.

– Подмор сказал ей?

– Ода. Мистер Подмор всегда присматривал за мамой. Он всегда по-особому относился к мисс Бет и любил поговорить о ней с кем-то, кто тоже ее любил. Она считала, что такие разговоры приносят облегчение.

Доминик прикусил губу. Она была права. Он ни с кем не разговаривал о матери с самого дня ее похорон, поскольку ни один из его знакомых не знал ее. С тех же пор как он приехал в Вульфстон, он встретил уже двоих, которые не только знали, но и любили ее. И несмотря на ту боль, которую доставляли ему эти разговоры, они приносили также и облегчение.

По иронии судьбы он нашел их в Вульфстоне, месте, которое он поклялся уничтожить.

Через несколько миль он спросил Джейка:

– А как твоя мать повредила ногу? Некоторое время тот ничего не отвечал.

– Вы не знаете?

У Доминика появилось нехорошее предчувствие. Он покачал головой.

– Она повредила ее той ночью, когда мисс Бет сбежала. Когда ваш отец узнал об этом, он ужасно разозлился. – Джейк помолчал и добавил: – Мама не пожелала сказать ему, куда уехала ваша мама, и он столкнул ее с лестницы.

Грейс сидела в библиотеке, читая элегантный томик поэзии, который ей дал Доминик. После того как Доминик принес эту книжку, она обыскала все полки в библиотеке, в надежде найти еще какие-нибудь книги на арабском, но не нашла ни одной. Как странно иметь всего лишь одну книгу на этом языке!

Но как замечательно, что она у него оказалась. Грейс прижала ее к груди. Такая романтическая надпись! Чем дольше она читала, тем больше убеждалась, что этот Фазиль очень сильно любил свою голубку.

Одно из стихотворений уже стало ее любимым. Сочиненное тысячу лет назад, оно сохранило всю свою свежесть и красоту.

И пришла она как яркий рассвет,

Открывая тропу через ночь,

Или как ветер,

Ласкающий поверхность реки.

Горизонт вокруг меня

Дышал парфюмом,

Оглашающим ее прибытие,

Как аромат предвосхищает цветок.

Дверь открылась, и вошел мистер Неттертон.

– О, прошу прощения! Не хотел беспокоить тебя, Грейсток. Мисс Петтифер пошла взглянуть на отца, и я решил, что воспользуюсь этим временем, чтобы написать несколько писем… ну, вообще-то… проповедь.

Он выглядел довольно смущенным.

– Дело в том, что мне раньше не приходилось самому читать проповедь. Одному, я хочу сказать. Не удивляйтесь, я знаю все молитвы, но вот сама проповедь меня немного беспокоит. Здесь должны быть книги с проповедями, возможно, они мне помогут. – Он показал рукой на полки, заставленные старыми пыльными книгами.

– Да, вы, должно быть, нервничаете, – согласилась девушка. – Ваша первая проповедь, к тому же, думаю, вы хотите произвести хорошее впечатление на вашу паству.

– Паства. – Лицо его вытянулось. – Что-то я не чувствую себя ничьим пастухом. Если хотите знать, я спал почти на каждой проповеди, которую мне доводилось слышать. Отвратительные.

Грейс улыбнулась ему.

– Тогда вы точно знаете, что делать. Он удивился.

– Что вы хотите сказать?

– Ну, вы знаете, как не следует писать проповедь. Почему бы вам не написать проповедь, которая понравилась бы вам?

Фрей хмыкнул.

– Единственная проповедь, которая бы мне понравилась, должна быть очень короткой, может быть, с шуткой и без излишнего морализирования.

Она рассмеялась.

– Замечательно! Вот это и есть ваша проповедь. Он открыл рот от удивления.

– А ведь это неплохая идея! Если вы не против, я сделаю кое-какие наброски, пока ваше предложение все еще свежо в моей памяти. – Он присел за столик и начал писать.

Некоторое время они так и сидели: Грейс, потерянная в средневековой поэзии, являвшей свою красоту и свежесть на каждой странице и через тысячу лет после того, как ее там запечатлели, а мистер Неттертон быстро писал, заполняя несколько листков бумаги, затем сминая их и начиная все заново.

Через некоторое время Грейс заметила, что он перестал писать и просто сидит и молча смотрит на стопку книг.

– Закончили? Он вздрогнул:

– Да. Да, думаю, да. – Он с сомнением посмотрел на листок бумаги, лежащий перед ним. – Она очень короткая.

Грейс позабавило выражение его лица.

– Не волнуйтесь. Я уверена, она всем понравится. О чем она?

Он смущенно взглянул на нее.

– Это басня, но не из Библии. О собаке, забравшейся в ясли. Разумеется, не ясли Христа, а совершенно другие ясли. В другой стране. В другое время.

– Звучит очень интересно, – заверила она его. – Приятная сельская тема для сельского прихода. В любом случае вы будете писать проповеди всю оставшуюся жизнь, так что можно не торопиться. В конце концов вы наловчитесь это делать.

Фрей пришел в ужас.

– Прямо как в школе, – угрюмо сказал он. – Я тогда ненавидел сочинения. Какого чер… Вот зачем я выбрал профессию, в которой нужно столько писать?

Это была возможность, которую Грейс не могла упустить.

– Вы знали лорда д'Акра в школе, не правда ли? Каким он был тогда?

Фрей загадочно улыбнулся, обрадованный смене темы.

– Сначала он был диковатым. Говорил по-английски с легким акцентом и был готов затеять драку с любым, кто не так на него посмотрит. Так и мы познакомились, честно говоря, Мы поспорили, не помню даже, о чем. Мы колотили друг друга, пока уже оба не начали падать от усталости, и в конце концов стали лучшими друзьями.

Должно быть, на лице Грейс отразился весь ее ужас, поскольку он рассмеялся и добавил:

– Понятно, братьев у тебя нет, Грейсток. Мальчишки, они такие дикие грубияны! Для них вполне нормально сначала избить друг друга до полусмерти, а потом стать лучшими друзьями. Это постоянно происходит.

– Придется поверить на слово, – сказала Грейс.

– В любом случае после этого мы были неразлучны. Все делали вместе: играли, ходили на уроки, занимались разными проделками. Мы бы и каникулы проводили вместе, если бы нам разрешали. – Улыбка на его лице погасла. – Плохо ему приходилось.

– А что такое? Фрею стало неловко.

– Не уверен, что он хотел бы, чтобы я это кому-нибудь рассказывал.

– Но ведь все это уже в прошлом. Кому это повредит? – уговаривала Грейс. Ей хотелось все про него знать. – И кроме того, я никому не скажу.

Мистер Неттертон подумал с минуту, а затем кивнул.

– Дело в том, что в Англию и в Итон его привез отец. Он много лет ничего не знал о мальчике, но как-то выследил их с матерью, а Доминик вылитая копия своего отца, так что тут ошибки быть не могло. Как только старик отыскал их, он захотел, чтобы Доминику дали образование, соответствующее его будущему положению – наследнику Вульфстона и обладателю титула лорда д'Акра. Его мать была… где-то в Египте, по-моему. Слишком далеко, чтобы Доминик мог съездить к ней на каникулы, даже если бы отец ему разрешил. Заполучив Доминика, он не собирался выпускать его из рук. Он постоянно держал его впроголодь. Он был самым-самым бедным мальчиком в Итоне, точнее, должен был бы быть. Самое интересное в Доминике, что он умеет делать деньги, Это просто изумительно. – Фрей задумался. – На чем я остановился?

– На каникулах, – подсказала Грейс.

– Да, точно. Мои родители с радостью приютили бы его у нас. Нам было бы весело вдвоем. Мой отец писал старому лорду д'Акру, чтобы получить разрешение. – Он состроил гримасу. – Тот отказал. Доминик писал и тоже спрашивал. Тот отказал. И так было каждый раз.

– Наверное, он хотел, чтобы Доминик проводил каникулы с ним.

Мистер Неттертон покачал головой:

– Нет. Доминик видел его всего лишь два раза в жизни. Не больше часа в каждую встречу.

– Что? Даже на каникулы?

– Нет. Он устроил так, что Доминику не позволялось покидать школу. Никогда. Думаю, старик боялся, что Доминик попытается бежать, и, честно говоря, в этом он не ошибался.

– Разве Доминик не был счастлив в школе?

– Не слишком. Он ужасно беспокоился о матери. Он не получил от нее ни строчки с тех пор, как ступил на английскую землю. И знаешь почему? – Он возмущенно повысил голос. – Его отец перехватывал все ее письма. Доминик в конце концов узнал обо всем от юриста его отца – старого Подмора. Он работал на его отца, но очень нежно относился к его матери и считал, что лорд д'Акр поступает с мальчиком несправедливо.

– Да уж! – согласилась Грейс, возмущенная тем, что молодому Доминику пришлось провести юность в школе за границей, да к тому же он не мог переписываться с матерью.

– Школа должна была пересылать письма его матери юристу, а тот должен был их уничтожать, что он и делал.

Грейс была в ужасе.

– Уничтожал письма его матери? Как можно быть таким жестоким?!

Мистер Неттертон подмигнул.

– Хитрая лиса Подмор. Он сперва копировал письма. Сжигал оригиналы, как ему и было предписано, а копии пересылал Доминику, под видом своих собственных писем. Школа ведь не должна была мешать Доминику получать письма от юриста его отца.

Грейс всплеснула руками.

– Какой замечательный человек!

– Этот человек спас разум Доминика. Разумеется, мальчик, который провел первые двенадцать лет своей жизни, присматривая за матерью, не собирался бросать ее только потому, что какой-то отец, которого он никогда не видел, велел ему это сделать! – Фрей возмущенно фыркнул.

– Должно быть, его отец был абсолютно бесчувственным, – сказала она задумчиво. – В двенадцать мальчик все еще ребенок, и ему нужна мама. – Ее сердце обливалось кровью.

– Он был самым настоящим людоедом, – согласился мистер Неттертон. – Не позволял Доминику даже ездить на рождественские или пасхальные каникулы к его друзьям. У него никогда не было настоящего английского Рождества. Первое время он все расспрашивал меня об этом, было видно, что ему до смерти хотелось увидеть все это своими глазами. В Египте и Италии Рождество празднуют совсем по-другому. Сначала он хватался за каждую возможность… – Фрей замолчал, покачав головой.

– Расскажите мне, – взмолилась Грейс.

– Видишь ли, он надеялся. Каждый год его отец вселял в него надежду, что, возможно, его пригласят в Вульфстон на Рождество… Доминик весь возбуждался… он, конечно, ничего не говорил, но он весь… не знаю, был взвинченный. Это вполне объяснило: первое семейное Рождество, встреча с родственниками, возможность увидеть Вульфстон, место, которое ты скоро унаследуешь…

– И?

– Каждый год приглашение отзывали в последнюю минуту. Год за годом. Как-то раз прибыла карета с гербом его отца на дверце. Если бы ты видела лицо Доминика в этот момент! Эти его странные глаза просто светились от возбуждения. Его Рождество наконец-то наступило. – Фрей сжал кулаки. – Оказалось, что лакея прислали передать ему новый набор одежды, должно быть, кто-то сообщил отцу, что он вырос из старого, и историю семью Вульфов, чтобы он мог изучить ее на каникулах. – Он хмуро посмотрел на нее. – Этот наглец даже прислал ему потом тест.

– Разве его отец не понимал, что он делает?

– Наверное, ему было все равно. Не думаю, что он кого-либо считал, что у Доминика есть чувства. Для него он был просто наследником.

– Какое наследство! – Теперь-то ей стало понятно, откуда у него эта ненависть к Вульфстону.

Фрей кивнул:

– Да уж! После этого Доминик только фыркал при любом упоминании Рождества или каникул. Говорил, что для его они ничего не значат, что это просто глупая английская традиция и что у него есть дела поважнее.

– Люди начинают притворяться, когда их кто-нибудь огорчает, – прошептала Грейс. – Бедный маленький мальчик, лишенный комфорта и радости…

– Со стороны его отца было глупо пытаться порвать его язь с матерью и держать его запертым в этой школе.

– Преступник! – яростно сказала она.

– И это тоже, но прежде всего просто глупый человек. – Фрей поразмыслил и сказал: – Это меня многому научило. Подобные вещи нельзя навязать силой: верность, привязанность.

– Любовь, – добавила Грейс. Он кивнул:

– Это производит обратный эффект. – Он откинулся в кресле. – После окончания школы Доминик должен был вернуться в Вульфстон. Его отец выслал школе инструкции, что Доминику нив коем случае нельзя позволить отправиться в Оксфорд, хотя в отличие от меня из него вышел бы изумительный ученый. Он должен был поехать в Вульфстон, чтобы научиться управлять поместьем. – Он широко улыбнулся. – Только один из учителей совершил ошибку, сообщив об этом Доминику заранее.

Грейс перебралась на краешек сиденья.

– Что же случилось?

– Карета его отца прибыла за ним, но Доминик сбежал предыдущей ночью. Он накопил достаточно денег, чтобы добраться до дома.

– В Египет? – Грейс была поражена. – Один? Мистер Неттертон гордо кивнул:

– До самого Египта, пересекая континент совершенно самостоятельно. Он пересек Францию в самый разгар террора и всего лишь на пару недель опередил Ватерлоо. Потрясающая поездка!

– Его мать должна была быть очень рада увидеть его после стольких лет разлуки.