Приблизившись к младшему брату, Роман протянул ему руку.

— Что ж, думаю, что было бы уместно поздравить тебя, Маркус, — проговорил Роман. — Ты уж прости, но я случайно подслушал ваш разговор…

Поднявшись со стула, Маркус пожал протянутую руку. Коротко кивнув, ответил:

— Благодарю, Роман.

Роман же подошел к шкафчику с напитками и, обернувшись, спросил:

— А не выпить ли нам за прелестную леди Изабель Камерон? — Наполнив три стакана, он один из них протянул отцу.

— Да, пожалуй… — пробормотал лорд Ардмор. — Сейчас мне и впрямь не помешает выпить.

— Нет смысла сердиться, отец, — сказал Роман. — Ведь не каждый день кто-то из ваших сыновей обручается.

Рэндалл Хоксли снова нахмурился.

— Я все же ожидал, что первым будешь ты, Роман. Но раз уж так случилось… — Граф криво усмехнулся. — Возможно, Маркус даст тебе несколько полезных советов и объяснит, как окрутить богатую наследницу.

«Похоже, отец ради каких-то своих целей старается стравить нас с братом», — подумал Маркус. Роман же вдруг рассмеялся и, покосившись на отца, проговорил:

— Знаешь, в последнее время ни одна леди не привлекла моего внимания. Возможно, я просто не могу найти женщину, брак с которой походил бы на ваш брак с матушкой.

«Боже милосердный!.. — мысленно воскликнул Маркус. — Похоже, он пытается поставить старика на место».

Братья прекрасно знали, что их родители терпеть не могли друг друга. Правда, мать, пассивная по натуре, почти всегда подчинялась диктату отца. Лишь один-единственный раз она сумела настоять на своем — выбрала для своих сыновей латинские имена. Мать обожала мифологию, поэтому одного из сыновей назвала Маркусом, а другого — Романом. Опорожнив свой стакан, лорд Ардмор со стуком поставил его на письменный стол и пробурчал:

— Я, пожалуй, пойду. Сыт по горло общением со своими отпрысками. — Поднявшись из-за стола, он направился к двери. У порога обернулся и, взглянув на младшего сына, заявил: — Жду приглашения на свадьбу, Маркус. Я с огромным уважением отношусь к Эдварду Камерону и потому одобряю такой брак. Что бы за этим ни стояло. — В следующее мгновение отец вышел из комнаты, и дверь за ним захлопнулась.

Маркус невесело рассмеялся:

— Похоже, я услышал от отца нечто вроде комплимента.

— Будь доволен и этим, — буркнул Роман. — В последний год он просто невыносим. Чуть ли не каждый день требует, чтобы я срочно подыскивал себе жену. А твоим выбором он вполне доволен. И теперь будет постоянно попрекать меня тем, что ты опередил меня.

Маркус пожал плечами:

— Возможно, ты этого заслуживаешь…

— Может, и так, — кивнул Роман. — Что ж, выпьем еще по стаканчику? Можно выпить, если желаешь, за мое неизбежное фиаско.

— Перестань! — отмахнулся Маркус. — Садись, я сам налью. — Он взял хрустальный графин, и братья уселись за стол друг напротив друга.

— Я кое-что слышал о картине Томаса Гейнсборо, — сказал Роман.

Маркус сделал глоток бренди и проворчал:

— Удивительно, как быстро распространяются сплетни… Ведь прошел всего лишь один день.

— А ты знаешь, кто украл картину?

— Нет, к сожалению.

— А может, у тебя есть какие-нибудь подозрения? Почему аукционист пытался приписать это дело тебе?

— Понятия не имею.

— Но ты говорил об этом с аукционистом?

— Данте Блэк куда-то исчез, — ответил Маркус. — И никто ничего о нем не знает. Во всяком случае, я не знаю, где его сейчас искать. — Он пытался найти Данте, но аукционист не появлялся в своей конторе. И дома его тоже не было.

— Может, тебе нужна помощь? — спросил Роман. — Я располагаю кое-какими возможностями, и если потребуется…

— Нет-нет, я сам справлюсь, — перебил Маркус.

— Точно также, как справился с Бриджет?

Маркус вздрогнул и пристально посмотрел на брата:

— Роман, тебе обязательно об этом говорить?

Именно эта трагедия разрушила связь между братьями.

И забыть о ней никак не удавалось — отец с братом постоянно напоминали Маркусу о его ошибке, хотя он и сам уже давно признал, что был ужасным глупцом в двадцать с небольшим лет.

Познакомившись с очаровательной и кокетливой Бриджет Тернер, дочерью процветающего лондонского коммерсанта, Маркус поначалу поддался ее чарам, но потом стал избегать ее. Однако она неустанно охотилась за ним, и вопреки предупреждениям Романа, призывавшего младшего брата порвать с ней, роман их продолжался.

Когда же Бриджет забеременела, Маркус не на шутку встревожился, но затем его отношение к произошедшему изменилось: чем больше он думал о том, что у него будет ребенок, тем больше проникался желанием его иметь. Ведь у него появилась возможность вырастить ребенка с любовью — не так, как воспитывали его и старшего брата. Маркус сделал Бриджет предложение, а на следующее утро явился к ней в качестве жениха. И тут выяснилось, что он совершил ужасную ошибку. Бриджет вовсе его не любила, и ее поведение объяснялось совсем иначе: она мечтала стать графиней, ошибочно полагая, что он, Маркус, — наследник титула. Когда же ей открылась правда, она заявила, что младший сын ей не нужен. А отец Бриджет, узнав о беременности дочери, пригрозил выгнать ее из дома. И тогда эта женщина совершила… нечто невообразимое — покончила с собой и унесла в могилу также и нерожденное дитя. Маркус же был в ярости — и не только из-за убийства ребенка, но и из-за предательства Бриджет.

Когда Роман узнал о смерти девушки, между братьями произошла жестокая ссора. Старший брат был разгневан — ведь Маркус не прервал отношения с девицей, как он ему советовал, и не поверил в двуличие Бриджет. Конечно, о Бриджет и о ее поступке с годами вспоминали все реже, но отношения между братьями уже не восстановились — они навсегда были испорчены.

Маркус чувствовал себя преданным всеми, кому доверял. Бриджет убила себя и его ребенка. А отец с братом считали его позором семьи. В результате Маркус ушел из дома и какое-то время пытался алкоголем заглушить тоску. Но по милости Божьей он встретил Блейка Мэллори, графа Рейвенспира. Они стали друзьями, и граф представил его заправилам фондовой биржи. После этого жизнь Маркуса резко изменилась, и он стал тем, кем являлся сейчас.

— Я не хотел бередить старые раны, — ответил наконец Роман. — Хотел только предложить помощь в поисках настоящего преступника, — добавил он, пожав плечами.

Недавно Роман предпринял попытку помириться с младшим братом, и в результате их отношения из ледяных превратились в прохладные.

— Поверь, я ценю твое предложение, — сказал Маркус. — Но я уже не тот, каким был в юности, и мне не требуется помощь в решении моих проблем. Уверяю тебя, я непременно найду преступника и разделаюсь с ним должным образом.

Глава 9

Два неприятнейших визита за один день — это слишком много даже для биржевого маклера. Только на сей раз дверь Маркусу открыл вовсе не мрачный дворецкий — его приветствовала улыбчивая домоправительница, тотчас же пригласившая гостя войти. А минуту спустя по лестнице спустилась Симона Уинстон.

— О, Маркус, дорогой!.. — воскликнула она. — Какой приятный сюрприз!

Богатая вдова сорока с небольшим лет, Симона была на двенадцать лет старше Маркуса, но даже и сейчас, изящная и очаровательная, она являлась вожделенной добычей для многих светских мужчин, мечтавших сделать ее своей любовницей. А то обстоятельство, что у нее была связь с мрачноватым Маркусом Хоксли, только добавляло ей таинственности и очарования и никак не роняло ее в глазах света.

Облаченная в зеленое шелковое платье, прекрасно подчеркивавшее пламенный оттенок ее волос, Симона бросилась на шею Маркусу. Обняв его и поцеловав, с улыбкой сказала:

— Ах, я так рада, что ты меня навестил. Я ужасно себя чувствовала после нашей размолвки на прошлой неделе. И ужасно по тебе скучала.

Она прижалась своей полной грудью к его груди, но на сей раз Маркус не проявил своего обычного пыла. Напротив, отстранился и пробормотал:

— Я тоже рад тебя видеть, Симона. Но я должен кое-что тебе сообщить.

— Не стоит извиняться, дорогой! Я понимаю, как ты занят на своей фондовой бирже. И ты, конечно же, не обижаешься на меня, правда? Кажется, я тебе немного нагрубила на прошлой неделе.

Маркус откашлялся и проговорил:

— Мы так и будем стоять в холле? А нельзя ли побеседовать где-нибудь в другом месте?

Симона расплылась в улыбке:

— Конечно, можно, дорогой. Давай поднимемся наверх. — Она взяла его за руку и потащила к лестнице.

Но Маркус тут же заявил:

— Я имел в виду вовсе не спальню. Может быть, поговорим в одной из гостиных?

Симона замерла в изумлении.

— В одной из гостиных? — переспросила она. Окинув гостя взглядом, спросила: — Ты ведь возвращаешься с биржи? Право, не понимаю твоей одержимости работой. Тебе незачем…

— Не сейчас, Симона, — решительно перебил Маркус. — Поверь, у меня важное дела.

Дама надула губки.

— Что ж, как пожелаешь… А может, хочешь чего-нибудь выпить? — Симона повела Маркуса в роскошно обставленную гостиную, где обычно принимала тех, кто прибыл с официальным визитом.

— Нет, благодарю. Я хочу не выпить, а поговорить, — заявил Маркус, заметив, что хозяйка направилась к буфету с напитками.

Симона повернулась к гостю и уставилась на него в недоумении. Маркус же со вздохом проговорил:

— Видишь ли, я хотел сообщить тебе о том… Боюсь, что больше нам не придется встречаться. Я должен жениться.

Симона нахмурилась. Какое-то время она молчала, наконец, спросила:

— Но на ком?..

— Наледи Изабель Камерон.

— Да как ты мог?! Ведь совсем недавно ты говорил, что вообще не женишься — ни на мне, ни на любой другой женщине. Из-за этого у нас с тобой и произошла ужасная ссора. И вот теперь… Теперь ты сообщаешь мне, что хочешь порвать со мной, потому что собираешься жениться?

— Симона, мне очень жаль, что я ввел тебя в заблуждение.

Ее взгляд стал ледяным, а тон — язвительным.

— Ах, значит, тебе жаль? Но, что же заставило тебя передумать?

— Уже до всему Лондону распространились неприятнейшие сплетни. Удивлен, что ты ничего не знаешь.

— Я уезжала из города, чтобы навестить сестру. А вернулась только сегодня утром. Так что же у тебя случилось, интересно узнать?

Уже вторично за нынешний день Маркусу пришлось объясняться по столь щекотливому делу, и это, разумеется, нисколько его не радовало. Сделав глубокий вдох, он постарался в нескольких словах рассказать о происшествии в особняке Уэстли. Разумеется, о «сделке», заключенной с Изабель, он умолчал — никто не должен был знать о том, что они проживут вместе не более шести месяцев.

Сначала Маркус собирался сохранить свою связь с Симоной, будучи женатым на Изабель, но потом от этой мысли отказался по одной весьма веской причине: Симона Уинстон не умела держать язык за зубами, поэтому наверняка бы сообщала всем знакомым об их отношениях.

Выслушав его, Симона спросила:

— Значит, ты женишься на этой девушке только потому, что она дала показания в твою пользу? Ах, Маркус, не делай этого. Лучше женись на мне.

— А как же быть с Изабель Камерон?

— Эта девушка сама выбрала свою судьбу, не так ли? Пусть теперь сама о себе и подумает. Пусть страдает из-за собственной глупости. А тебе алиби уже обеспечено, верно?

— Нет, я так не могу. — Маркус покачал головой. — Я ведь дал слово…

Он повернулся, собираясь уйти, но Симона вцепилась в его руку.

— В таком случае, дорогой, между нами ничего не меняется. Мы сможем и в дальнейшем оставаться любовниками. Такие мужчины, как ты, нуждаются в настоящей женщине, в опытной любовнице, которая знает, как доставить удовольствие. А девственница, к тому же дочка графа… Она всегда будет холодна в твоей постели.

И тут же перед Маркусом возник образ Изабель в окружении эротических картин и скульптур. А потом вспомнилось, как он сжимал ее в объятиях, как целовал… Нет, ее никак нельзя было назвать холодной. Разумеется, она не обладала опытом Симоны, зато была страстной и импульсивной, так что вполне можно было рассчитывать…

«Нет-нет! — одернул себя Маркус. — Ты же заключил с ней сделку и, следовательно, не имеешь права прикасаться к ней, как бы ты ее ни желал».

Решительно покачав головой, он заявил:

— Нет, Симона. Я сказал то, что сказал. Нашим с тобой отношениям настал конец.

Лицо вдовы исказилось яростью.

— Ты все равно вернешься! — выплюнула она ему в лицо. — И будешь умолять меня о прощении!

— Нет, Симона, не вернусь.