– Это не то...

Они замолчали и расхохотались, а затем ударились в слезы.

– О, Фейти. Я так сожалею. Это намного труднее, чем я себе представляла. Хочу, чтобы Пру была здесь.

Пруденс была их сестрой, но всю их жизнь заменяла им мать.

– И Чарити, – добавила ее сестренка, обнимая Хоуп. – Иногда я так по ним скучаю, хоть плачь. Полагаю, то же будет и с нами, когда выйдем замуж и будем жить далеко друг от друга.

Хоуп крепко обняла сестру.

– Я знаю.

Внизу в холле часы пробили два раза.

– Поздно. Пора спать, – напомнила Хоуп.

– Можно, я останусь?

Хоуп кивнула.

– Как в детстве. Кто знает, может, мы в последний раз делим кровать.

И сестрички забрались вместе в постель, две половинки целого, глядя смело в будущее, как всегда встречали они все в своей жизни, плечом к плечу, рука в руке, и понимая, сколь извилист впереди путь.


Глава 10

Внемлите ж, ибо этого никто

Ни во дворцах, ни в хижинах не слышал

Ни от новейших, ни от древних бардов.

Джон Мильтон. МАСКА

По его спине стучал дождь, когда Себастьян позвонил в колокольчик у дверей дома сэра Освальда Мерридью. Дружба, быстро растущая между Грейс Мерридью и его сестрами, причиняла мужчине, решившему всеми силами избегать Хоуп Мерридью, несказанные неудобства.

Разумно было бы положить этому конец и найти другую компанию своим сестрам. Но Касси и Дори после посещения дома Грейси всегда возвращались с такими сияющими личиками. Нет, Себастьян не мог заставить себя поступить разумно.

Обычно он не являлся забирать сестер собственноручно, но этим утром Касси заявила, что мисс Хоуп и мисс Фейт собрались на пикник в Ричмонд, поэтому горизонт был чист. Помимо прочего, ему было очень любопытно, чем же так наслаждались его сестренки.

Он снова дернул колокольчик. Леди Элинор ставит нужды его сестер прежде своих собственных. А близнецы Мерридью вечно проводят время на балах и раутах, светских приемах и пикниках.

Престарелый дворецкий проводил его до детской. Себастьян постучал. Он слышал музыку, и когда никто не откликнулся, открыл дверь и заглянул. Это была большая уютная комната с потертыми удобными креслами и квадратным столом посередине. В камине потрескивал огонь, в углу стояло пианино. Мисс Фейт играла, остальные пели. Это была колыбельная, которую Себастьян не слышал многие годы.

Усни, моя крошка, пусть спится тебе

Всю ночь напролет,

Ангелы с неба приходят к тебе

Всю ночь напролет,

В нежной дремоте часы пробегут,

Горы, долины спокойно уснут,

Очи родные лишь службу несут

Всю ночь напролет.

Он стоял в дверях никем не замеченный, вспоминая другую комнату, маленькую, тесную, лишенную огня. Его только что овдовевшая матушка, ее плохо сидевшее, окрашенное в черный цвет дешевое платье, которое тесно обтягивало вздыбленный холм живота. Она укачивала капризничающую Касси и пела туже песню. Будто музыка могла успокоить муки голода. Он и его младший брат Джонни пришли после долгих часов работы и копания в отбросах. И вопрос его матери, единственный, которым встречала она его каждое появление в доме: принес ли он еды? Себастьян, чувствуя гнев, бессилие и вину, протягивал только пару порченых яблок и четверть буханки черствого твердого хлеба.

– Мистер Рейн?

Он поднял глаза, вдруг осознав, что музыка кончилась. Мисс Хоуп пересекла комнату и спросила мягким голосом:

– С вами все в порядке? У вас такое странное выражение лица.

С усилием Себастьян отогнал воспоминания.

– Со мной все отлично, спасибо.

Осознав, что его ответ прозвучал грубовато, он поспешил вежливо добавить.

– Здравствуйте, мисс Хоуп, мисс Фейт, девочки. Я... я полагал, вы на пикнике.

– Погода отвратительная, и его перенесли на другое время.

Он кивнул и пальцем ослабил галстук.

– Я пришел забрать сестер. Надеюсь, это был приятный визит.

Хоуп притронулась к его руке. Она умела улыбаться так, что ее улыбка согревала его до костей.

– Это было восхитительно. Но вы должны остаться подольше. Нам нужны зрители.

– Я?.. Я сегодня занят. Я не могу задерживаться.

– Пожалуйста, мистер Рейн. Нам так нужно попрактиковаться, – присоединилась со своей просьбой Грейс.

Касси задрала голову, делая вид, что ей все равно, но в ее мнимом равнодушии просматривалось напряжение, что не могло не встревожить его. А Дори смотрела на него огромными глазами. В руке она сжимала треугольник.

Он не желал слушать песню, не хотел возвращаться к воспоминаниям. Но его собственные желания были ничем по сравнению с взглядом Дори или беззаботным, рвущим за душу, деланным равнодушием Касси.

– Ладно, – сухо согласился он и мгновенно был вознагражден сияющим взглядом мисс Хоуп.

– Отлично.

Она махнула рукой в сторону камина.

– Становитесь там, где теплее. Через несколько минут Лили принесет чай. В награду девочкам за трудную работу.

Себастьян прислонился к каминной полке, сложив на груди руки, усмиряя сердце и стараясь выглядеть заинтересованным. Он надеялся, что они споют только один куплет. Или два. Но у него не было желания слушать третий куплет, на котором голос матушки обычно становился сдавленным и хриплым. Этот куплет она пела не ребенку на руках, не малышу в животе или взирающему на нее сыну. Она обращалась к умершему любимому, ее мужу, отцу Себастьяна.

Фейт заиграла вступление, затем все присоединились. Хоуп и Грейс выводили мелодию. Голос Фейт, чистый и ясный, помогал в трудных местах Касси выровнять ее партию, пока молчаливая Дори играла на большом серебряном треугольнике. Ее маленькое личико каждый раз напряженно сосредотачивалось, когда наступал момент ударом извлечь: «тинг!» Себастьян закусил губы, наблюдая за ней, тронутый, как естественно сестры Мерридью включили его немую сестренку в свою песню.

Образ маленькой важной девочки, гордо вызванивающей в свой треугольник, в сочетании с чувствами, взбудораженными в нем старой песней, – это было больше, чем он мог вынести. Себастьян как можно крепче сжал челюсти, но когда они приступили к третьему куплету, он повернулся к ним спиной. Он уставился на огонь, переполненный воспоминаниями, печалью и горечью, пока они пели...

Милый, к тебе моя дума спешит

Всю ночь напролет.

Лишь для тебя мое сердце стучит

Всю ночь напролет.

Пусть вместе с тобой мы не вечно,

Разлука ведь так быстротечна,

Надежда живет во мне вечно

Всю ночь напролет

Знакомые слова и мелодия комом встали в его горле, ему стало трудно дышать. Голос матери отзывался эхом на каждое слово. Она тосковала по его отцу даже после его смерти. После всего, что он им сделал, его мать продолжала любить этого человека, любить больше собственной жизни.

Как она могла любить его? Слабоволие этого человека довело семью до отчаянного положения, а затем отец выбрал самый легкий путь – смерть, оставив своих близких на милость Себастьяна. А он бился изо всех сил и все-таки не смог их уберечь.

Не лучше своего отца.

Он закрыл глаза, загоняя обратно непрошенные воспоминания. Ничего хорошего он не вынес из той, прошлой жизни, только боль и решимость. Он больше никогда не повторит ошибок своего отца.

Вдруг он понял, что музыка кончилась.

– Тебе не понравилась песня? – враждебно и требовательно обратилась к нему Касси. – Я думаю, она прекрасна!

Он повернулся.

– Да, – согласился он. – Очень красивая. Голоса слаженно звучали. И треугольник прекрасно вписывается. Только...

Голос его надломился, и он неловко потер лоб, будто хотел стереть напрочь какие-то чувства.

Он хотел сослаться на головную боль, но нечто в их глазах убедило его, что они заслужили правду. Даже если это обличит его слабость. Даже в присутствии мисс Мерридью.

– Видите ли, вспомнилось прошлое. Не слышал эту песню с тех пор, как наша матушка пела ее тебе, чтобы ты засыпала, когда еще была совсем крошкой, как раз перед рождением Дори. Мама пела ее много раз до того дня, когда Дори появилась на свет.

Воцарилось внезапное молчание. Касси и Дори потрясенно уставились друг на друга. Касси в ярости повернулась к нему:

– Ты имеешь в виду нашу маму! Ты не знал нас тогда!

Себастьян нахмурился, удивившись.

– Конечно, знал. Я был с ней, когда ты родилась.

Он переводил взгляд с одной на другую:

– Я видел, как вы обе появились на свет.

Снова возникло долгое молчание. Он заметил, близнецы Мерридью обменялись взглядами, но был столь удивлен реакцией Касси, что не уделил этому внимания.

Все еще явно с подозрением, Касси, сощурившись, впилась в него взглядом:

– Ты же не имеешь в виду, что ты, в самом деле, наш настоящий брат?

Голос ее был столь напряжен, что Себастьян смутился. Он кивнул.

– Да, конечно, я ваш брат. Но ты уже это знала.

– Это ты нам сказал, но люди всегда нам говорили, что они наши дяди, или отцы, или наши тети.

Она чуть не выплюнула презрительно последние слова.

– Ты хочешь сказать нам, что у нас была одна мама?

Себастьян был потрясен, но вдруг многое встало на место. Нежелание девочек рассказывать ему о своем прошлом, враждебность Касси, недоверие Дори. Если их передавали от одних «родственников» другим, неудивительно, что они не поверили ему на слово. Он посмотрел на мисс Хоуп. Это личные семейные дела. Ему не следовало ставить в неудобное положение семейство Мерридью, устраивая в их доме такие личные сцены. Он уже собирался сказать Касси, что они обсудят это позже, наедине, как мисс Хоуп сжала его руку.

– Им нужны абсолютные гарантии и именно сейчас, – прошептала она. – Не обращайте на нас внимания. Расскажите им, что им необходимо знать, мистер Рейн.

Она кивнула и одарила его слабой ободряющей улыбкой.

Себастьян взглянул на нее, затем повернулся к Касси и сказал:

– Да, у нас у всех троих была одна мама. И один отец. Ты и Дори – мои настоящие кровные, законнорожденные сестры. У нас с Дори даже одинаковые серые глаза – папины глаза.

Касси перевела взгляд с его лица на Дори, сравнивая.

Он продолжил:

– И хотя у Дори больше маминых черт – мама в молодости была красавицей – у тебя мамины прекрасные голубые глаза и ее певческий дар: у нее был прекрасный голос. Увы, Касси, у тебя и у меня папин нос, хотя твой меньше и красивей.

Касси прикоснулась к своему маленькому прямому патрицианскому носу, затем изучила его, более длинный, но такой же патрицианской формы, слегка искривленный от полученного в драке удара кулаком. Она помолчала, потом задумчиво сморщила носик и спросила:

– Ну, а кто тогда наша мама? И как ты потерял нас?

Он замешкался. Мисс Хоуп, которая, казалось, читала его мысли, вмешалась:

– Почему бы вам втроем не сесть у камина? Если хотите, мистер Рейн, мы можем вас оставить, и вы сможете поговорить с сестрами наедине.

Он, молча, с благодарностью посмотрел на нее, он никогда не рассказывал девочкам всю историю целиком – в основном, потому что они с самого начала дали ясно понять, что ничего не хотят от него принимать. И Себастьян не желал объяснять самую большую неудачу своей жизни перед кем-либо, особенно перед ней, но Касси заявила:

– Нет, останьтесь. Вы наши подруги, и я хочу, чтобы вы тоже все слышали.

Она вызывающе посмотрела на Себастьяна и заявила:

– Я все равно расскажу Грейси, а она поделится с сестрами.

Он взглянул на мисс Хоуп и промолвил:

– Должен предупредить вас, это неприятная история.

Хоуп положила на его руку свою ладонь и заверила:

– Не беспокойтесь за нас. Мы знаем, как хранить секреты, не так ли, девочки?

Ее сестры закивали, и Себастьян почувствовал, как ком встал в горле. Она добавила:

– Кроме того, нашу собственную историю вряд ли можно рассказывать на ночь перед сном, как сказку.

Себастьян сдался.

– Ладно, расскажу все. Давайте присядем.

Он сел в голубое плюшевое кресло, а его сестренки плюхнулись вдвоем в одно кресло, стоящее у камина лицом к нему. Сестры Мерридью присели на мягкий диван в ожидании.