Саманта Джеймс - Идеальный выбор

Себастьян нашел ее в портретной галерее. Девон выглядела посвежевшей, волосы ее были аккуратно расчесаны и перевязаны лентой на затылке. Знаменитое ожерелье посверкивало на шее. Джейн успела переодеть Девон в одно из платьев Джулианны. Себастьян едва не застонал.

Он подошел ближе, стараясь не смотреть на ложбинку между сливочно-белых грудей, верхняя часть которых выступала за пределы низкого выреза лифа.

— Добрый день, — приветствовала его Девон. — А я заблудилась.

— Мне следовало бы это предвидеть, — усмехнулся Себастьян. — Вам не впервой. Только не заходите в этом доме слишком далеко. Может случиться, что вас потом придется искать не одну неделю.

— Суть не в том, сэр… Стали бы вы меня искать в таком случае — вот вопрос.

— Без сомнения, — ответил он.

— Или искали бы исчезнувшие драгоценности? — поддразнила она.

— Нет, Девон. Только вас. Искал бы без отдыха, пока не нашел.

Боже, что он натворил! Ему не следовало брать ее с собой. Но он это сделал, и теперь уже нечего о том жалеть. Ему так хорошо от того, что она здесь…

— Я должен поблагодарить вас за то, что вы со мной поехали, — с улыбкой заговорил он. — Сам бы я и не подумал увозить вас из Лондона среди ночи.

— Как мне помнится, дело происходило не совсем так, но вы поступили великодушно.

Улыбка исчезла с его губ.

— Я должен признаться, что и сейчас не могу объяснить свое поведение. Джастин… впрочем, вы и сами видели, что я не в состоянии был выдержать… не мог остаться. И к тому же я просто… Мне было необходимо попасть сюда. Необходимо увидеть… — у него перехватило горло, он продолжал с трудом: — все это снова… Мне надо было оказаться дома.

Маленькая ручка легла на его ладонь. Себастьян слегка пожал пальцы Девон и подвел ее к большому полотну в позолоченной раме.

— Я вижу, вам нравится наш семейный портрет. Этот был написан за несколько месяцев до того, как мать уехала. Отец не разрешал поместить портрет в галерею, пока был жив. Но я считаю, что портрет должен находиться здесь, вместе с прочими Стирлингами.

— Вы такой юный на этом портрете, — рискнула заметить Девон. — Сколько вам тогда было лет?

— Мне было десять лет, Джастину четыре, а Джулианне три года.

— Но вы и в таком возрасте были высоким, не намного ниже отца. — Девон перевела взгляд на маленькую ангелоподобную девочку с каштановыми кудрями. — Джулианна просто прелесть.

— Она такой и осталась. У нее необычайно щедрая, отзывчивая душа, а голос ясный и чистый, как солнечный луч.

Девон пригляделась к великолепно сложенной красавице, облаченной в ярко-синий бархат. Выражение лица у нее было сдержанным, однако живые искорки в глазах выдавали ее истинный характер: казалось, она бросает вызов стоящему с ней рядом мужчине со строгим лицом.

— Ваша мать поразительно красива, — негромко проговорила она.

— Не правда ли? Джастин пошел в нее, Джулианна унаследовала материнское изящество, а я уродился в отца.

«Наружностью, но не характером, — подумал он. — Слава Богу, что так».

Девон словно бы угадала ход его мысли и принялась рассматривать главу семьи на портрете. Художник с поразительным проникновением в натуру своего объекта отразил и суровость Уильяма Стирлинга, и его неодобрительное отношение к членам семьи… Надо же! Все пятеро стояли в библиотеке у камина, но даже на портрете отец семейства соблюдал дистанцию между собой и остальными, не только физическую, но явно и эмоциональную.

Себастьян нахмурился. Во время пребывания в родовом поместье он обычно каждый день приходил взглянуть на семейный портрет, но только сегодня впервые обратил внимание на то, что отец предпочел остановиться на определенном расстоянии от жены и детей.

Он словно посмотрел на портрет иными глазами… глазами Девон.

И подумал с оттенком цинизма, столь свойственного его брату, что, быть может, над семейством Стерлингов тяготело какое-то проклятие, когда дело шло о заключении брака. Он не мог себе представить, что Джастин женится, — какой женщине нужен муж-кутила? Любовная история Джулианны подтверждает версию насчет проклятия. С их сестрой тоже произошел скандал…

Ничуть не удивительно, что она приняла такое крайнее решение: ни один мужчина в мире более не вскружит ей голову.

Его собственный брак будет совсем не таким, как семейный союз его родителей. Он должен быть иным. И будет.

— Вам, вероятно, было очень тяжело, когда… ваша мама уехала, — очень тихо и с запинкой произнесла Девон.

Себастьян ощутил, как плечи у него вдруг напряглись под тонкой батистовой рубашкой.

— Вы знаете, я ее видел. То есть я видел, как она уезжает. Я… я до сих пор никому об этом не рассказывал, — признался он, и голос его прозвучал тоже с напряженностью, непривычной для его собственных ушей. — И — это было для меня ужасно в течение долгого, ох какого долгого времени. Джулианна была слишком мала, чтобы понять случившееся. Она только и знала, что ее любимая мамочка уехала. Джастин… с ним дело посложнее. Он унаследовал шарм и живость матери, но унаследовал и ее безудержность, склонность к необдуманным поступкам. Он до того на нее похож, что меня это порой пугает.

— Чем? — только и спросила она.

— У Джастина есть темная сторона, Девон, — ответил Себастьян, и какая-то тень пробежала по его лицу. — Вы могли заметить это вчера ночью. Он может быть таким безрассудным, будто ему нет дела ни до кого и ни до чего. — Помолчав, он добавил: — Я его люблю и надеюсь, вы это понимаете. Не подумайте, прошу вас, что мы с ним в любую минуту готовы вцепиться друг другу в глотку.

— Я бы никогда такого не подумала, — живо откликнулась Девон. — Ведь я видела вас вместе, наблюдала ваши отношения, не забывайте об этом.

— Вчера ночью мы оба вели себя ужасно. Мне не стоило давать волю своему темпераменту, особенно в вашем присутствии.

— Нет ни малейшей нужды в объяснениях, Себастьян.

— Я сам хочу объяснить, — спокойно возразил он. — Джастин может устроить скандал, и никто не обратит на это внимания. Никто даже не задумается. Как и сам Джастин, плевать ему на скандалы. А мне нет. Господи, я до сих пор помню, как люди перешептывались, как они переглядывались. Как смотрели на отца, на нас. Это продолжалось годами.

Его словно прорвало. Быть может, потому, что Девон, чуть наклонив голову набок, смотрела на него так, что становилось ясно: она понимает, какую душевную боль он терпел в детские годы.

— Джастин, можно сказать, попрекает меня моим чувством долга, моей обязательностью. Ругает меня за то, что я такой правильный. Как он выражается, идеальный. — Себастьян усмехнулся. — Думаю, Девон, что вы угадали правду. Я завидовал брату, когда был ребенком. Завидовал его внешности. Его обаянию. Тому, как он ездит верхом. Как он играет. Я пытался ему подражать, но мои учителя не позволяли мне этого. И отец не позволял. Я никогда не стану идеальным. Но я старался. Этому меня учили, и я стал таким, какой я есть. Быть может, Джастин прав. Быть может, я похож на отца. Но благодаря отцу я обрел свою гордость. Я горжусь своим домом, своим именем и своим наследием. Я ненавижу то, что когда-то произошло здесь, но Терстон-Холл мне ближе и дороже всего на свете. Быть может, это эгоистично, однако я не могу от этого отказаться. Не могу забыть о своем долге. Я хочу, чтобы мои дети родились и выросли в этом доме. Как мы трое — Джастин, я и Джулианна. Хочу слышать, как они смеются. Смеются. Но не плачут. Никакой боли. Ничего похожего на то, что терпели мы с Джастином..».

— Он замолчал. Девон низко опустила голову. Пораженный, Себастьян уставился на нее:

— Что с вами, Девон?

Она не ответила. Не могла.

Встревоженный и потрясенный, Себастьян повернул ее лицом к себе.

— Девон, что случилось?

Она медленно подняла голову.

— Вы могли бы возненавидеть его, но такого не произошло?

На Себастьяна снизошло глубокое внутреннее спокойствие.

— Кого? — спросил он. — Моего отца?

— Да, — ответила она и повторила: — Да.

— Это невозможно. — Он покачал головой. — Отец научил меня самоуважению. Сделал меня таким, какой я есть.

Горячие слезы потекли по щекам Девон. Она вытерла их тыльной стороной ладони.

— Себастьян, ведь он бил вас! О, неужели вы не понимаете? Он ничему не научил вас. Ничему, чего бы уже не было в вашей душе.

Он покачал головой:

— Девон, вы очень добры, что говорите так, но вы не можете знать…

— О нет, я знаю! — выпалила она и махнула рукой в сторону портрета: — Все это там есть. Ваша отзывчивость. Ваша преданность. Стоит взглянуть на то, как ваша рука лежит на плече у Джастина, на то, как вы сжимаете в другой своей руке маленький кулачок Джулианны, а она смотрит на вас с обожанием. Ведь это вы заботились о них, верно? Вы оберегали их. Поддерживали. Это вы по-настоящему любили их, вы, а не ваши родители. Вы были еще мальчиком по возрасту, но мужчиной по характеру.

— Нет, Девон. — Себастьян вдруг почувствовал себя таким же беспомощным, каким был в прошедшие грозные годы под железной рукой отца. — Вы ошибаетесь. Я не мог им помочь. Не мог защитить их.

— Вы сделали гораздо больше. Как вы можете называть себя эгоистичным? Вы надежный и сильный человек и… и я думаю, что вы, вероятно, самый замечательный человек на свете.

Ее слова ошеломили Себастьяна. Смутили его. Едва не повергли на колени.

— Девон, — охрипшим голосом выговорил он. — Ах, Девон…

В груди у него происходило нечто невообразимое. На какую-то ужасную секунду он почувствовал, что и сам сейчас заплачет. Он привлек Девон к себе, крепко обнял и коснулся губами мягких, пушистых волос у нее на виске. Прошло несколько долгих секунд, пока к нему вернулся дар речи. Слегка отстранив от себя Девон, вытер слезы с ее щек большим пальцем и заглянул в туманную глубину ее глаз.

— Идемте со мной, — сказал он. — Я покажу вам, если хотите, мой дом.

Никогда еще не было такого великолепного дня.

Ни единого облачка на сияющей синеве небес. Солнце заливало землю потоком лучей, согревая и освещая ее просторы. Легкий ветерок уносил с собой аромат цветов, звуки женского голоса и-мужского смеха.

Они шли рука об руку по дорожкам мимо аккуратно подстриженных живых изгородей и ухоженных клумб. В конце концов, миновав небольшой лесок и спустившись с холма, они вышли к неглубокому ручейку, весело бегущему по камням, и присели отдохнуть на скамейку в зарослях остролиста.

Не успела Девон умоститься на скамье, как вдруг вскочила с восторженным криком:

— Смотрите, заяц!

— А вон и еще, — сказал Себастьян, кивнув в сторону купы деревьев, где из травы поднялось сразу несколько ушастых голов.

Девон метнулась сначала вправо, потом влево, и Себастьян расхохотался, глядя на ее прыжки и повороты.

— Да остановитесь вы! — крикнул он. — У меня, глядя на вас, голова кружится.

— Ой, они такие милые, — задыхаясь, ответила она. — Я просто хотела бы поймать одного.

— И что бы вы с ним делали? Боюсь, Банни станет ревновать.

— Я об этом не подумала.

— С другой стороны, я знаю, что сделал бы с ним. — Себастьян выразительно потер руки. — Если бы вы его поймали, у нас вечером было бы на ужин отменное жаркое.

— Вы очень жестокий, — возмутилась Девон. — Клянусь, что никогда больше не буду есть зайчатину. — Но в следующую минуту она бросила на Себастьяна испытующий взгляд. — Я так понимаю, что мы останемся здесь на ночь.

— А вы бы этого хотели?

— Да, — ответила она. — .Что ж, я об этом подумаю.

— Только не думайте чересчур долго.

— Девон, вы же знаете, что я тугодум.

— В таком случае позвольте мне подумать за вас. Нет никакого смысла уезжать сегодня. Мы приедем в Лондон далеко за полночь. Значит, стоило бы подождать с отъездом.

Хитрость явно не была ее сильной стороной.

— Верно. Но мы могли бы уехать с таким расчетом, чтобы попасть к завтраку. Я ведь знаю, как вы любите круассаны, которые печет Теодора. С другой стороны, позволю себе сказать, что мистер Дженкинс, который служил поваром в Терстон-Холле еще до моего рождения, готовит лучшее во всей Англии жаркое из зайца.

Медленным, ленивым движением Себастьян закинул одну ногу на другую и откинулся на скамью, опершись на локти. Щеки у Девон порозовели, она все еще не отдышалась после беготни. Уперев руки в бока, стояла и в изумлении созерцала Себастьяна, расположившегося на скамейке в позе грациозного отдохновения.

— Себастьян? — воззвала она наконец.

— Хм-м-м? — промычал он, прикрыв глаза и подставляя лицо солнечным лучам.

— Что вы решили? Мы уезжаем в Лондон?

— Ведь мы же еще здесь, не так ли?

— Да, мы пока здесь.

— Тогда я не понимаю, что вас задерживает.

— Задерживает меня?

— Да. — Он открыл один глаз и махнул рукой куда-то в сторону: — Ловите мой ужин.