Эльвира Кобзева - Игра

Было больно и обидно. Я мысленно присвоила себе титул «Мисс несчастный случай лета 2010 года»! Мимо шли переходы, обходя меня, ибо я сидела у них на пути, но, не обращая никакого внимания на мое положение. По проезжей части неслись машины, но тоже все как-то мимо.

Не вставая, я достала из сумки минералку, открыла и попыталась смыть кровь и грязь с коленей. Свежую рану больно защипало, и я даже не обратила внимания на скрип тормозов совсем рядом, не заметила остановившуюся напротив меня машину и не увидела мужчину, который ко мне приближался до тех пор, пока он не опустился на корточки рядом со мной и не спросил:

— Катя, вам помочь?

Я подняла голову: это был Андрей-фотограф — брат Маши и близкий друг Кота.

— Я случайно увидел, как вы упали…

— Давай на «ты», — резко оборвала я, оперлась на его руку и поднялась с асфальта.

Но потом, опомнившись, взглянула на своего «рыцаря» и нежно, как бы извиняясь за свою грубость, вызванную обстоятельствами, добавила, глядя ему прямо в глаза:

— Спасибо.

Андрей усадил меня в свой автомобиль, закрыл дверцу и сел за руль.

— Куда ва… тебя отвезти?

Мне казалось, что он как-то неловко себя чувствует. Но если быть справедливой, то в невыигрышной ситуации была как раз я: похмельный полет на асфальт — не самый лучший способ начинать общение.

— Давай домой, — выдохнула я.

— Что ж ты так неаккуратно то? — поинтересовался Андрей, мягко трогаясь с места.

— День сегодня, видимо, такой. С утра как-то не задалось у меня, — я вспомнила про Кота и закрыла глаза.

И поняла, что сейчас просто разревусь. Прямо тут при нем, этом чертовски красивом фотографе. И мне наплевать, что он обо мне подумает, даже если я в его глазах буду выглядеть полной дурой.

— Что, так больно? — с тревогой в голосе спросил Андрей, когда по моим щекам покатились слезы.

— Ага, — кивнула я и это была чистая правда: сейчас было очень больно во всех смыслах этого слова.

У подъезда Андрей настоял на том, чтобы подняться вместе со мной и помочь мне обработать мои содранные коленки. Я не возражала. Он усадил меня на кровать. На ту самую кровать, на которой я лежала еще меньше часа назад голая, а надо мной склонялся мой самый любимый и самый желанный мужчина. Я удивилась насколько просто и быстро я впускаю мужчин в свою квартиру и свою жизнь. Вот и этот великолепный экземпляр, который заботливо стирал кровь с моих коленей и дул на рану, чтобы не щипало, просто так пришел ко мне. «Пришел и останется пока что…» — почему-то пронеслось в голове. Я буду не я, если он просто так от меня уйдет. Нет, не сейчас, сейчас еще слишком рано. Я хочу поиграть. Да, еще поиграть, еще дальше уйти от серости обычной жизни, от осуждающих вздохов моей бабули, сватающей мне Колю-соседа, от упреков моей мамы про отсутствие внуков, от болезненной реальности, в которой Кот каждый вечер ложиться в постель и крепко прижимает к себе Машу…

Когда Андрей закончил, на моем лице уже не было и намека на слезы. Я улыбалась самой нежной улыбкой, на которую была только способна. Приблизившись к его лицу, я поцеловала его в щетинистую щеку, но сделала вид, что совершенно нечаянно коснулась его губ. От запаха мужчины у меня опять закружилась голова. Да, он мне нравится: этот темноволосый, загорелый красавец. Да, он — самец. Как раз из тех, кого я называю вымирающим видом, но встречаются они мне по жизни с завидной частотой, что ставит под сомнение мою теорию об их исчезновении.

— Катя, что ты делаешь сегодня вечером? — неожиданно спросил Андрей.

— А что, есть предложения?

— Может быть, сходим поужинать все вместе?

— Все вместе? Кто это — «все»? — насторожилась я.

— Машка с мужем и мы с тобой, если ты не против…

Опять. Ну, почему я снова и снова оказываюсь в этом чертовом треугольнике? Медом там что ли намазано?

— Я не против, но только куда я пойду в таком виде? — кивнула я на свои ноги.

— Ну, я надеюсь, что у тебя есть джинсы, — усмехнулся он мне в ответ. — Я не буду возражать, если на наше первое свидание ты придешь не в короткой юбке.

— Свидание? — в моем понимании трудно было назвать свиданием ужин такой толпой.

— Ну, да. Что-то вроде свидания. Мне как-то вдруг очень захотелось, чтобы этим вечером ты была рядом. А чтобы ты не смущалась от моей наглости, там будет Машка. Вы же знакомы?

— Ага, а чтобы ты не смущался, на мне будут джинсы. Да?

Ой, Катя, стареешь. Какую это «неловкость» ты там разглядела у него на лице? Да у него глаза горят еще почище, чем у Кота. Ему сексом заняться, как всем обычным людям в душ сходить — жизненная необходимость. Вот ведь везет же мне с мужиками, чего уж жаловаться!

— А по какому поводу ужин?

— Так просто. Без повода. По-семейному.

Меня передернуло.

— Договорились, — выпалила я.

Я! Я, которая неделю назад била себя в грудь и доказывала Кузе, что я ни разу не мазохистка, вот так легко иду сегодня вечером добровольно оголять свои нервы и рвать их по кусочку наживую!

— Ну, тогда в восемь я за тобой заеду? — спросил Андрей вставая. — Ты не против?

— Да не против я, не против, — улыбнулась я.

— Тогда, может быть, ты не будешь против и вот этого?..

Наклонившись и легко коснувшись пальцами моего подбородка, он приблизил меня к себе и очень нежно поцеловал.

— Была бы я приличной девушкой, я бы влепила тебе пощечину, — не открывая глаз, прошептала я.

— Была бы ты приличной девушкой, я бы к тебе не стал подниматься…

Второй поцелуй был «неприличным» во всех отношениях. Но я в нем не ошиблась, ибо он тоже был игрок: ровно через пару минут после того, как его губы соскользнули с моих, он уже выезжал из двора, а я подглядывала за ним с балкона.

Оставшись одна, я полезла в дебри моего гардероба, чтобы выудить оттуда что-нибудь закрывающее колени, но при этом все-таки мало что оставляющее воображению. Попутно вспомнила взгляд Кота, которым он смотрел на меня тогда возле университета, когда я впервые встретила Андрея и у нас завязалась милая беседа об искусстве фотографии в стиле «ню». Я хорошо его знала, и знала, что ему все это не понравится. Только вот реакцию его я предсказать не могла, потому что не могла я себе представить, что он способен будет устроить разборки со мной в присутствии своей жены и ее брата. Но мы же играем, черт бы его побрал! Все по правилам. Никто никому ничего не должен. Что-то будет…

— Пусть будет, как будет. Ведь как-нибудь, да, будет. Ведь никогда же не было, чтоб не было никак… — это моя любимая характеристика для безнадежных ситуаций.

Когда на часах было без пяти минут восемь, я была готова. Я нервно курила на балконе и поглядывала, не едет ли Андрей. Не знаю, есть ли на свете такая сила, которая способна меня остановить и заставить прекратить все мои безумства. Но, судя по тому, что я до сих пор продолжаю, такой силы не было.

Андрей приехал ровно в 8 вечера. Красивый, загорелый и улыбающийся — он стоял, опершись на дверцу своего авто. Я легко сбежала к нему по ступенькам подъезда, а он так по-джентельменски подал мне руку, что я даже чмокнула его в щеку в знак благодарности. Парфюм у него был знакомый и приятный, и явно вызывал у меня нужные ассоциации.

— Где мы ужинаем? — поинтересовалась я, когда машина уже плавно тронулась с места.

— В «Серебре» как обычно, — ответил Андрей.

— А ничего, что я приду? Это же вроде семейное мероприятие… Машка и ее муж знают, что ты не один придешь?

— Знают, — засмеялся он в ответ, — я один еще ни разу не приходил. Правда, я никогда не повторялся.

— О-о-о! — такой подход к делу вызывал у меня уважение, но Андрей этого еще не знал, поэтому, испугавшись моей реакции, добавил:

— Только я уже очень давно с ними не ужинал…

Он явно был напряжен. Нужно было срочно расслабить моего кавалера. Я заметила, что он боится меня спугнуть, сделать что-то не так, чтобы я не подумала, что он просто-напросто еще один Кот. Я видела, что я ему нравлюсь, и было очень похоже, что он рассчитывал на что-то большее, нежели одна ночь со мной.

— Я не ревнивая, — мягко заметила я, — так что не переживай, все нормально.

Мы поехали ужинать. Кот с женой уже были в клубе к нашему приезду. Маша очень обрадовалась, увидев меня. Обрадовалась настолько чисто и искренне, что мне стало стыдно, а такого чувства я не испытывала уже очень давно. Кот, в отличие от Маши, удовольствия не выказывал: с Андреем он поздоровался как обычно мужчины здороваются друг с другом, а я была удостоена холодного взгляда и сухого «привет».

Мы сели по парам: я напротив Маши, а Андрей напротив Кота. И какое-то время все разговоры за нашим столиком поделились на мужские и женские. Я щебетала с Машкой о какой-то женской ерунде, абсолютно не соображая, что я несу, потому как все мое внимание было сосредоточено на мужчинах. Они говорили о делах, как обычно. И оба смотрели на меня. И я готова была поклясться, что их взгляды выражали одно и тоже желание, только у Андрея глаза светились, а у Кота сверкали…

Спустя час, когда все деловые вопросы были закончены, когда я окончательно запуталась в Машиных подружках, которые выходят замуж-рожают-разводятся, когда мы почти допили вино, которое заказали в самом начале ужина, когда свет стал глуше, а музыка чуть громче, и мы переместились на открытую веранду, тут Маша неожиданно спросила Андрея, повиснув у него на плече:

— Андрэ, а тебе Катя нравится?

— Не твое дело, — без злости, с улыбкой ответил он ей, демонстративно скинул ее руку со своего плеча и обнял меня.

Кот курил и, прищурившись, смотрел куда-то в сторону.

— А мне Катя очень нравится, — не унималась Маша под действием австралийского белого сухого. — Я бы на твоем месте ее не упустила бы.

— Маш, — сказала я тихо, наклонившись к ней, и забрала у нее бокал, — мы на своем месте сами решим, кого упускать, а кого нет, ладно?

— Но вы отлично смотритесь, правда, — не унималась она и я понимала, что в ней говорит алкоголь. — Мне кажется, что вам стоит начать встречаться…

— Так! — Кот резко поднялся и схватил жену за руку. — Ну-ка встала и пошла со мной.

Господи, сколько злости было в его взгляде! Я помню этот взгляд. В эти моменты он говорит сквозь зубы, словно пытаясь сдержать слова, но сдерживает он на самом деле свое желание взорваться в буквальном смысле. Мне всегда было страшно, когда он был таким со мной. Нет, он ни разу меня не ударил, но он мог сделать очень больно простым прикосновением. Вот и сейчас, когда он держал жену за руку, на ее лице появилось выражение боли, а ладонь была почти белой — так сильно он ее сжал.

— Все нормально? — спросила я у Андрея, когда Кот с женой скрылись в полумраке ночного клуба.

— Да, не обращай внимания, — улыбнулся он мне. — Машке пить нельзя совсем. Она от коробки шоколадных конфет с коньком будет вхлам. А Кот бесится, потому что она пить с нами начала, хоть он ей и запретил… Катя, пойдем потанцуем, пока их нет?

Музыка была как раз подходящей: медленной и очень грустной. Я оглянулась: да вокруг нас были парочки прильнувших друг к другу тел, которые мягко «плыли» под эту музыку.

— Пойдем, — согласилась я.

Я уж и забыла, когда я это делала в последний раз. Все мои танцы в последние несколько лет больше смахивали на стриптиз. Да и танцевала я, как правило, для очередного мужчины как раз перед самой постелью в его или своей спальне. Или на нейтральной территории гостиничного номера. И все мои танцы заканчивались в горизонтальных позициях.

А тут все как в беззаботном детстве: просто медленный танец, просто двое, просто очень близко… Андрей прижал меня к себе очень близко. Я уткнулась носом в его огромное плечо. Его руки сомкнулись на моем теле в области задних кармашков на джинсах. Сомкнулись сильно, не давая мне возможности для оценки вариантов его поведения. Вариант был только один: я принадлежу ему здесь и сейчас. Сильный мужчина, который решает за меня, что я должна сделать — это моя слабость. Вот только беда: я не умею долго позволять кому-то что-то решать за меня. Поэтому, когда мои руки ответили на его прикосновения, это был мой выбор. И не потому, что он сильнее и заставляет меня, а потому, что я заметила, как Кот вернулся на веранду и наблюдает за нами. Мне почему-то захотелось, чтобы он видел нас, видел, что мы делаем, видел как мы близко. Это было по правилам: я его злила и заводила одновременно. И это было как бальзам для моей кровоточащей вновь открывшейся раны, которая раздирала мне сердце пополам. Я любила и ревновала. И мне хотелось, чтобы он тоже ревновал. И он ревновал.