Эльвира Кобзева - Игра

Я догадывалась, что при первой удобной возможности, например, когда Маша пойдет в ванную, Кот быстро выпустит меня из их дома, и мне нужно было просто подождать. И я стала ждать…

Балкон был большим. Он начинался у кухни и шел в сторону к окнам спальни. И там зажегся мягкий зеленоватый свет небольшого светильника. Учитывая, что при включенном свете, никто ничего не увидит в окне, я аккуратно подошла к нему и едва заглянула внутрь.

Да. Я точно была мертва. Потому что только труп может стоять и смотреть, как на мужчине, которого ты любишь больше всех на свете, соблазнительной лианой выгибается его собственная красавица-жена, мягко увлекающая его в их неубранную огромную постель, застеленную бельем противного холодного серого цвета. Просто стоять и смотреть.

Долго думать над этой идеей я не стала. Как только она мелькнула у меня в голове, я тут же сняла туфли и скинула их вниз с балкона. Затем перегнулась вниз, чтобы посмотреть, где мне было бы удобнее спуститься. Удобного места не было. Но я все равно перекинула ногу через балконные перила и, крепко держась за них руками, перелезла целиком. Перехватывая руками прутья перил, я натыкалась на неровности в их металлических сплетениях и сдирала кожу в кровь. Но мое желание убежать отсюда сию же секунду было неизмеримо. И я просто спрыгнула. Со второго этажа прямо на землю. Ударилась довольно сильно, но встать смогла. Нащупала в траве свои туфли, прижала их к груди и уверенным шагом зашагала прочь.

«Ты знаешь, что ты умерла, — шептала я сама себе. — Тебе уже нечего терять. Доведи это дело до конца, девочка моя, и беги отсюда».

Я не тешила себя надеждой на сон: этой ночью я не смогу заснуть. До дома я дошла пешком и босиком. Минут через 40 после моего бегства зазвонил мой мобильный телефон. Звонил Кот. Я не стала ему отвечать, просто скинула вызов. Через минуту пришла смс «С тобой все в порядке?». Я коротко ответила «ок» и со всей силы швырнула телефон об асфальт. Он разлетелся на кусочки.

Как-то странно, но было не так тяжело, как я думала. Наверное, просто потому, что мой запас эмоций закончился. Глаза были сухими, в груди было пусто. Ничто не ныло, кроме ободранных ладоней, ничто меня не волновало.

До самого рассвета я лежала в своей постели в одной позе без движения и какого-либо намека на сон. Когда солнце заглянуло в мое окно, я стала щуриться от его ярких лучей и постепенно повалилась в сон. Увы, он был недолгим. Звонок в дверь — долгий, нудный, нескончаемый — заставил меня вздрогнуть и открыть глаза: как будто и не спала вовсе.

Я поплелась открывать, даже не думая о том, кто может так настырно трезвонить. Тот, кто стоял у меня на пороге, заставил меня моментально прийти в себя. Прислонившись к стене и безвольно опустив голову, с банкой пива в руке, с взъерошенными волосами передо мной стояла Маша.

Я не испугалась. Я просто видела ее удрученный вид, и мне было жалко ее, потому я намеревалась ей сейчас ответить на все ее обвинения и претензии, рассказать ей все, что я думаю и чувствую.

— Кать, ты одна? — последовал вопрос настолько робкий, что я поняла: Маша сюда пришла не за тем, чтобы выяснять со мной отношения. — Можно я к тебе зайду?

— Входи, — ответила я, отступая в сторону и давая ей пройти внутрь.

Маша прошла на кухню и выбросила банку в мусорку. Пустая.

— Что случилось? — сделала я попытку начать разговор.

— Ничего необычного, — ответила она. — Ничего такого, к чему я не привыкла бы. Но все-таки все как-то по-другому в этот раз…

— Что-то с Котом? Вы опять поругались?

— Нет, не поругались… Кать, у тебя выпить что-нибудь есть? — она подняла на меня глаза полные слез.

— Сейчас посмотрю, — ответила я, моментально отвернувшись. Не могла я почему-то смотреть ей в глаза. — Вино есть. Будешь?

— Буду.

Я достала две чашки: пить мы будем вместе, ибо поводов предостаточно.

— Что случилось то? — мне все-таки не терпелось.

— Я хочу уйти от Кота, — выпалила Маша.

Почему-то радости у меня эта фраза не вызвала.

— Почему?

— Все очень сложно. Он не рассказывал тебе о нас? О том, как мы познакомились и как поженились?

— Нет, ничего он мне не говорил, — ответила я вслух, а про себя подумала, что сейчас самое время мне об этом узнать.

— А ты знаешь, что у него есть другая?

Вот тут мне пришлось изобразить весьма убедительное удивление:

— Нет…

— Я не знаю, как ее зовут. Я только знаю, что они очень давно встречались. Причем долго, больше четырех лет. Это она от него ушла. И я знаю, что время от времени они встречаются…

— Откуда ты все это знаешь?

— Мне Светка рассказывала. Она ее тоже знает… А еще я чувствую, что сейчас она где-то рядом… Он звонил ей… Этой ночью…

— С чего ты взяла, что он звонил именно ей?

Дело принимало какой-то болезненно-странный оборот. Выслушать в лицо, что я тварь, разрушающая семью — это одно. Но слушать, как она рассказывает мне обо мне же самой, было отвратительно.

Тут Маша достала из своей сумки телефон Кота и сунула его мне в лицо:

— Он звонил ей. Потом смс отправил. Он думает, что я не знаю, что это она у него записана в записной книжке как «Холодильники. Прокат». Странно, конечно, но, видимо, он думал, что это не подозрительно.

Ничего странного. У меня фамилия холодная — Метелица. А прокат — это то, что я его прокатила когда-то, оставив за бортом своей жизни. Это все он сам мне объяснил, когда я однажды, во время нашей очередной жизненной коллизии, случайно увидела это в его телефоне.

— Я звоню по этому номеру все утро, но она недоступна.

— Маш, — я забрала телефон из ее рук, положила его на стол, и сжала ее холодные ладони в своих руках. — Зачем ты ей звонишь? Что ты хочешь ей сказать? Чего ты хочешь от нее услышать?

— Не знаю. Наверное, просто хочу убедиться, что она есть, что она живая, не призрачная. Что она реально стоит между нами. Чтобы я даже не сомневалась, что мне нужно разводиться. Кать, ты понимаешь, он меня не любит. И никогда не любил. И я его не люблю. Мы с ним познакомились и просто стали проводить друг с другом время. Вообще безо всяких обязательств и отношений. Он — кот. Он мягкий и пушистый. Его можно гладить, но удержать рядом с собой долго его не удастся. Я это знала и даже не рассчитывала на что-то с ним. Мы тупо трахались и бухали, ездили по клубам, летали на море… А однажды, вернувшись из Египта, я поняла, что залетела…

«О, как!» — восклицанием понеслось у меня в голове, а Маша продолжала:

— Я ему сказала. Он обрадовался и сказал, что нам нужно пожениться. Моего желания он особо не спрашивал. Он такой, знаешь ли, сам все решает…

— Знаю, — кивнула я.

— Ну, мы и поженились… А я не хотела ребенка. Мне страшно было. Я еще молодая, я не хочу с пеленками и памперсами возиться. Не готова я. Ну, какая из меня мать?! Короче, когда срок был примерно 2 месяца, мы с ним занимались сексом, и у меня началось кровотечение… Выкидыш… Я тогда подумала, что больше ничего нас не связывает, и нет смысла жить дальше вместе. А Кот… он сказал, что развода не будет. Он сказал, что ему уже не 20 лет, что он создал семью не просто так, что он видит меня своей женой и матерью его детей и бла-бла-бла… Все что угодно, кроме «Я люблю тебя, Маша»… Ну, а я тогда подумала: черт с ним! Я тоже не буду всю жизнь скакать по клубам, когда-нибудь я, наверное, почувствую, что хочу детей, так вот пусть у меня будет муж. Он такой… такой… С ним спокойно.

Я снова кивнула.

— С ним ничего не страшно. Он красивый. Сильный. Когда мы с ним где-то вместе сидим, я вижу, как на него бабы пялятся, и сижу такая гордая, что он мой… муж. Вот только он еще не нагулялся, по ходу. Таскается везде с моим братцем, дома не ночует, в Москву уезжают вдвоем на загулы по выходным… За руку не ловила, но он всегда говорил мне, что я дура, что все навыдумывала, что верю сплетням и т. д. И всегда возвращался ко мне. И вот так мы живем уже второй год. И я каждый день просыпаюсь с мыслью, что нужно что-то менять. Я не хочу быть приложением к нему. Знаешь, как будто по этикету положено в 35 лет иметь жену, и он выбрал себе фотомодель и показывает ее везде и всем. А что я чувствую, чего я хочу — ему неважно. Он просто понимает, что та его бывшая…

Я сглотнула.

— … овца! к нему не вернется, и не видит смысла особо выбирать кого-то еще. Смысл, раз мы уже поженились? И я не вижу вообще никаких перспектив изменить его отношение к себе. Нет, он нормально со мной обращается, только… Только я знаю, что есть она. Если бы он со всеми бабами себя вел так, как со мной, то вообще никаких проблем. Но про нее он даже говорить запрещает. Когда я истерику закатываю и ору, что эта овца ему всю жизнь поломала, что из-за нее он больше никому не верит, он злится так, что становится страшно. Я даже думала, что он может меня ударить в такие моменты… А вчера я слышала у себя дома ее запах. У нее духи такие свежие и сладкие…

Я на инстинктивно отстранилась подальше, чтобы запах моей кожи не дошел до нее, освежая в памяти это аромат.

— Ты понимаешь, Кать, она была у меня дома! А я как чувствовала, что нужно уезжать с дачи. Мы уже спать легли, но я почему-то схватила ключи, прыгнула в тачку и поехала домой.

«Дальше можешь не рассказывать», — чуть было не выпалила я.

— Я думала, что я его люблю, — продолжала Маша. — Но потом поняла, что нет. Он меня стал бесить тем, что мной закрывает дырку в своей личной жизни. Знаешь, типа: на безрыбье и рак — рыба. Но я не рыба. Мне надоело, что он меня использует. Мне надоело, что все в его жизни крутиться вокруг дурацких воспоминаний. И меня бесит, что она есть, что она знает, что он чувствует, и что она посылает его каждый раз к черту и не возвращается к нему! Уже бы сошлись обратно 100 раз, так было бы честнее хотя бы по отношению ко мне!

И она залпом допила свое вино. А я с бешено колотящимся сердцем сидела и не знала, что ответить. Вот так все просто. Ад, в который я провалилась, выдуман мной самой. Он меня любит, а я — овца. Да, это я от него ушла. Да, это я его оттолкнула, несмотря на то, что ему было плохо очень долго после нашего расставания. Да, мне понадобилось много лет, чтобы привести в порядок свое душевное состояние и понять наконец-то, что любовь — настоящая, та самая, которая одна миллион — никогда не умрет, пока дышит тот, в ком она родилась. Да, возможно — я повторюсь: возможно! — уйти от Кота было моей ошибкой. Но кто-нибудь знает, ЧТО я чувствовала тогда? Кто-нибудь понимает, КАК мне было плохо, больно и обидно? Конечно, чего уж сейчас об этом рассуждать, когда все прошло, и все страсти улеглись, как чаинки в стакане свежезаваренного чая. Теперь то я, естественно, в ее глазах выгляжу тварью бездушной. Но она сейчас сама сидит точно в таком же состоянии напротив меня и говорит мне о том, что ей нужно от него уходить! И где логика? Блондинка чертова!

— Маша, — осторожно начала я, — а ты мне это зачем все рассказываешь?

По-моему, тут был подвох. По-моему, она все знает, не могла не догадаться. И, по-моему, она все это мне тут выложила, чтобы надавить на жалость: вот, мол, посмотри, какая я вся несчастная, ты мою семью рушишь, уйди в сторону и «бла-бла-бла».

— Потому что мне почему-то кажется, что ты меня понимаешь… — прозвучал ответ. — Мне кажется, что мы с тобой похожи… чем-то.

Одновременно такая умная и настолько дура — как это может быть? У меня такое состояние было один раз в жизни. Мне было лет 13, и я отдыхала в пионерском лагере. Красные галстуки мы тогда уже не носили, но на пионеров еще отзывались. Тогда у меня была среди прочих девчачьих украшений одна цепочка. Обычная, недрагоценная. Папа подарил. Она когда-то была порвана, и папа ее починил кусочком проволоки. И это место явно выделялось среди четких звеньев. Так вот однажды я увидела на шее одной из девочек, которые жили со мной, цепочку точь-в-точь как у меня. Я ей сразу прямо об этом сказала. И крутила ее у нее на шее и говорила, что моя отличалась тем, что была порвана. И тут натыкаюсь на точно такой же разрыв, починенный проволочкой, на ее цепочке. И громко вслух: «Ой! Смотри! И твоя тоже порвана!». И мне бы — дурочке — провести аналогию и понять, что я сейчас кручу на ее шее мою собственную вещь! Но нет, сознание того, что у меня ее украли, пришло гораздо позже, дома, когда я разбирала чемоданы после смены и не обнаружила ее в своих вещах.

Вот так же и Маша сейчас. Только разница между нами в том, что мне тогда было всего 13 лет, а она уже взрослая девица, пора бы думать головой, пусть и блондинистой…

Но она явно была неспособна думать сейчас. Она сидела у меня на кухне какая-то вся поникшая и уставшая. Жалко ли мне было ее? Не знаю. Я хорошо помнила вчерашний вечер, помнила все ее изгибы. Ведь по сути мы с ней соперницы. И она пришла ко мне и заявила: вот мой муж, я его не люблю, потому что он любит тебя: на, забирай. Все так просто? Нет, не могу я, когда все настолько просто.