Эльвира Кобзева - Игра

Слава всем богам, что мозг все-таки остался во мне. А в нем жила мысль, что этого допускать нельзя. И я, хорошенько встряхнув головой, отключилась от Кота, который уже скрылся в толпе гостей, и переключилась на Кузю, которая, держа меня под локоть, уводила в сторону и засыпала вопросами.

— Катя! Ты вообще меня слышишь? — это первое я осознала, когда вернулась в реальность.

— Слышу, слышу. Не ори…

— Ты слышала, что я тебе про Машку сказала?

— Неа. А что с там с Машкой?

— Все! Она вещи собрала в тот же вечер и переехала к маме. Я ей вчера звонила, говорит, что все в порядке. Что они расстались как интеллигенты: тихо, мирно, без скандалов. Спокойная такая была как удав. Ни слезинки не проронила. Собирается в эти выходные улетать куда-то на море…

— Так она не здесь? Кот один пришел?

— Я же тебе это уже 15 минут объясняю! — взорвалась она. — И я у тебя уже 100 раз спросила: ЧТО у тебя с Котом?

Я растерялась. Я стала сама на себя не похожа: стала поджимать губы, глаза забегали, щеки покраснели и я не знала, что ответить. Но Кузя меня знала хорошо, потому что в ее глазах я вдруг увидела собственное отражение, в котором я снова была 15-летней влюбленной соплячкой с отключенным мозгом.

— Кааать… — начала она.

Но я ее перебила:

— Что с Котом? Ничего с Котом. Все хорошо с Котом. Все идет по плану…

Кузя внезапно изменилась. Такой она сидела тем вечером в машине, когда наблюдала молнии между мной и моим бывшим в гневе. Она старалась говорить очень тихо и мягко, спокойно и сочувственно:

— Катена, мася моя. Расскажи мне все. Просто расскажи, что у вас случилось. Расскажи, что с тобой происходит. Я не собираюсь читать тебе нотации и в чем-то разубеждать. Я просто хочу тебе помочь. Мне кажется сейчас, что тебе очень и очень хреново, что ты запуталась… что ты все еще его любишь…

Током. Меня точно током ударило. Нет, нет! Это неправильные мысли. Это не мои мысли. Это не я, не я так думаю! Нельзя! Вот это уж точно нельзя!

— Не люблю я его, — вырвалось у меня почти с болью. — Я не мазохистка.

— А секс, который ты решила, что у вас будет… Он будет?

Я повернулась к столику, схватила первую попавшуюся рюмку водки и залпом ее выпила. Ни один мускул на моем лице не дернулся — точно я только что простой водички хлопнула.

— Будет, — ответила я, пребывая в 100 %-ной уверенности в обратном, и обернулась. — Кузенька, пошли танцевать, а?

Улыбка на моих губах — искусственная и болезненная — не убедила мою подругу, но это было уже и не нужно. Я схватила ее за руку и потянула в толпу танцующих гостей. На тот момент почти все уже отжигали по полной. Все были не слишком пьяные, но очень веселые. Я улавливала в жарком и густом воздухе знакомый запах травки: народ отдыхал. И я изо всех сил старалась нацепить на себя эту маску веселья, подражая довольным и счастливым лицам гостей. Я хотела заразиться от них этой жизнерадостностью, которой во мне напрочь не было. Я была среди них инопланетянкой. Они все были не из моей вселенной. Моя вселенная была пустой и черной. Там не было никого. И там плакало небо.

Я перемещалась в толпе танцующих среди знакомых и незнакомых мне лиц. При каждом удобном случае, оказываясь рядом со столиком с напитками, я хватала очередную стопку водки и залпом ее опрокидывала. Весьма неосмотрительно было поить гостей водкой на такой жаре, пусть уже и вечерней, что все еще сильной и знойной. Но на меня водка не действовала. Как я ни хотела прийти в свое любимое проспиртованное состояние — она меня не брала. Ясный ум был при мне. И страх тоже. Взрывать мой мостик в прошлое мне было невыносимо страшно и сложно. И я продолжала танцевать, выпивать и бояться. Иногда я пересекалась с Добряком в его бутафорской короне. Он налетал на меня довольный и счастливый, раскрасневшийся и улыбающийся с риском зацепиться губами за собственные уши. Он обнимался со мной как ни в чем ни бывало, слово между нами не было никакой даже скрытой ненависти. И мы по-дружески целовались. Вот что делает водка с врагами!

А еще я цеплялась глазами и руками за мужчин вокруг меня. И все это походило на мои пьяные танцы в «Серебре» в первом приступе ревности. Разница была только в том, что сейчас я точно знала: где бы Кот не находился, даже если я его не вижу, он следит за мной. Потому что я это чувствовала. От его взгляда веяло холодом. Иногда я его ловила, но тут же отводила глаза. Смотреть в глаза человеку, в которого я сейчас собиралась выстрелить, я не могла.

Все внутри меня кричало, что я совершаю ошибку. Но я понимала, что свою главную ошибку я совершила уже очень давно. Одной больше, одной меньше — какая теперь разница. И я не могла на него смотреть. Он свободен. Он один здесь. На секунду мне показалось, что если я прямо сейчас подойду к нему и произнесу, что я его люблю, все вдруг встанет на свои места. Но страх не найти в его глазах того же (а сейчас там было что-то совершенно противоположное любви и желанию) был сильнее. Страх услышать «…а я тебя уже нет» парализовал. Страх прогнать надежду. И пусть я буду полутенью себя самой всю оставшуюся жизнь, но я проживу ее с мыслью, что что-то еще может быть, что не все еще кончено.

Вдруг я подумала, что нужно сейчас, вот прямо сейчас убежать. Ничего ему не говорить и не показывать, а просто исчезнуть в темноте наступающей ночи. Оставить все как есть, отдохнуть, собраться с мыслями, подумать еще раз хорошенько, понять все для себя самой, но увы. Моя, вымощенная благими намерениями дорожка, внезапно свернула в ад, ибо… В метре от меня, обнимая сзади какую-то блондинку, танцевал Кот. Они двигались в такт музыке и друг другу. Его руки крепко держали ее бедра. А эта белобрысая гадина вся прямо светилась от удовольствия, закатив голову назад и жадно ловя его губы. Она просто извивалась на нем, прижимаясь к нему своей костлявой задницей. Он прятался в ее перегидрольных волосах и смотрел на меня. И не было уже в его глазах и намека на то, что я чем-то его задела. Его лицо было точно намазано маслом удовольствия. Это был кот, которому разрешили переночевать в сметанной лавке. Это был Кот. Настоящий. Тот, которого я оставила: жестокий и холодный изнутри, сладкий и опасно-фальшивый снаружи. Как ярко-красный цветок, завлекающий в себя стаи мух, а потом безжалостно пожирающий их. И «муха» у него уже была… Мне не было здесь места. Я кошка. А не муха.

Усмехнувшись, я отвернулась от этой парочки и стала глазами искать Андрея. Он был вдали от беседки с танцующей толпой, в баре на пляже. Бармены, отработавшие там вечеринку, наводили порядок. Андрей о чем-то болтал с ними, потягивая из большого и запотевшего стакана ярко-малиновый коктейль.

— Приветик, — мурлыкнула я, опершись руками о его колени. — Не потерял меня?

— Я вижу, что ты веселишься, — улыбнулся он мне в ответ.

— А где моя большая сумка, с которой я сюда приехала?

— Я ее в твой номер отнес.

Я вопросительно подняла брови:

— В мой номер?

— Ну, да, — непринужденно ответил он. — Мы же договорились, что мы с тобой вроде как бы не вместе, поэтому номера у нас с тобой тут тоже будут отдельные.

— Да нееееее, — протянула я и подумала, что водка таки взяла верх хотя бы над моим языком. — Ты не понял! Зачем мне номер вообще в принципе нужен?!

— Кать, посмотри вокруг: все бухие. Все остаются ночевать здесь. Ну, почти все. Добряк изначально это все планировал. Так что твоя сумка в твоем номере.

— Нуууу, тода пшли в мой номер, — настойчиво промычала я, игнорируя некоторые буквы. — А то ведь я сосем не знаю, де он!

— Пошли, — согласился Андрей, взял меня под локоть и повел в сторону домиков-бунгало.

А я, собрав все силы, чтобы привлечь к нам — удаляющимся — внимание захохотала во весь голос и пообещала, что сейчас по дороге расскажу ему самый смешной в мире анекдот. Я не оборачивалась, но знала, что своей цели достигла. Я вообще всегда всего добиваюсь. Всего, чего только захочу. Очень сильно захочу.

Мы зашли в номер. Сумка лежала на кровати. Через секунду на кровати оказалась и я. А Андрей оказался на мне. Но это был не мой порыв и не мое желание. Он смотрел на меня, и я видела, что он хочет сейчас же заняться со мной сексом. Несмотря на мое состояние. А я не хотела. Да. Как бы дико для меня это не звучало, но я его не хотела. Такого состояния я не припомню уже очень давно. Мне было противно от одной мысли, что я сейчас могу переспать с другим мужчиной. И если бы он проявил хоть малейшую настойчивость, я стала бы драться, кусаться и вырываться. Но я просто отстранила его, пролепетав «не сейчас», и он сдался.

Он просто сидел на кровати и наблюдал за мной. А я носилась по номеру, изображая какую-то бурную, но бесполезную деятельность. Мне нужно было потянуть время. Я то заскакивала в ванную, включала там воду и гремела пузырьками на раковине. То неслась к зеркалу и собирала волосы в пучок. Потом снова подлетала к нему и распускала волосы, ероша их руками с пьяным остервенением. Я раз десять перекрашивала губы, утверждая, что снова получилось смазано. Я просто тянула время. Я, а точнее — мы — должны были на какое-то время задержаться в моем номере.

Отмерив нужное количество минут, я повесила на плечо свою сумку и направилась к выходу.

— Кать, а сумка тебе зачем? — удивился фотограф.

— Ты знаешь, — промямлила я, — я, наверное, домой сейчас поеду. Устала я чего-то очень… Домой хочу.

— Ложись ка ты лучше спать, — Андрей сделал попытку вернуть меня в номер, но я выдернула руку.

— Я не могу спать не дома! — выпалила я со злостью.

— Ну, у меня же ты спала, — лукаво подмигнул он.

— Это у тебя. А тут вообще не дом! Тут бардель! И шлюхи белобрысые! — а потом добавила уже спокойнее: — Андрюююша, я домой поеду. Ладно?

— Я тебя отвезу.

— Куда? — я захохотала. — Ты ж пил! Куда ты собрался? Нееет, я на такси. Вот сейчас пойду, со всеми попрощаюсь и поеду.

На том и порешили. Мы вернулись в беседку. Я выцарапала из объятий жены именинника, еще раз пожелала всего-всего-всего, чмокнула Кузю и, отрезав возражения, сообщила, что еду домой.

Телефон я крепко сжимала в руке.

Кот стоял один у колоны рядом с фуршетным столиком. Лицо его было повернуто в ту сторону, откуда мы только что появились с Андреем. На столике рядом стояло несколько пустых стопок. Он не сводил с меня глаз. Они снова были злыми, хотя губы его и улыбались. Я уже совсем не понимала его эмоций, но это было и неважно. Я не дошла до него метров пять-шесть. Сердце стучало у меня так сильно, что казалось, он это слышит. Остановилась у столика с закусками я показала ему свой телефон. Губами, ибо музыка все равно заглушила бы слова, произнесла: «Это для тебя». А затем положила его на край стола. И пошла прочь. Быстро. Очень быстро. Почти побежала…

Андрей ждал меня на парковке. Я сказала ему, что мне нужно вызвать такси, а свой телефон я найти никак не могу. Он дал мне свой. Я отвернулась и с бешенной скоростью написала одну короткую смс-ку. В телефонном справочнике нашла Кота и нажала кнопку «отправить». Затем быстро выключила телефон, развернулась к Андрею и сообщила, что его телефон разрядился. И отправила его туда, к гостям, попросить у кого-нибудь другой телефон. Глупыш. Помчался…

А такси я вызвала еще из ванной в моем номере. Я тенью мелькнула за ворота усадьбы. Машина уже ждала. С бешено колотящимся сердцем я запрыгнула на заднее сидение. И поехала. Все дальше и дальше от него… От него, который стоял все там же у колонны и смотрел фотографии в моем мобильнике. Я не знаю как быстро он получил мою смс-ку, но он ее получил. И она звучала так:

«Видео посмотри. Пароль — номер твоего лекса»

И пришла она от Андрея.

У меня очень сильно билось сердце. Я не помню, чтобы оно вообще так сильно билось когда-либо. Разве что однажды. Много лет назад. Когда я только начала встречаться с Котом. Он сыграл на мне в первый же день: сказал, что вся эта компания из молодых людей, с которыми я только что познакомилась, хочет со мной переспать. Мне было 15 лет. Мне стало страшно. А он сказал, что имеет весомый авторитет среди них, и если я стану с ним встречаться месяц-другой, то даже потом, после нашего расставания никто не посмеет ко мне подойти. Он был тогда каменной стеной, за которой я спряталась. Но он мне не нравился. Он был странный тогда для меня. И слишком уж сильно распускал руки… Прошло 1,5 месяца, и я объявила ему благодарность за спасение, после чего мы расстались. Он тогда заметно расстроился. А я спокойно продолжила жить дальше. И прожила я в этом спокойствии всего три дня.

На четвертый день я случайно увидела его возле школы с друзьями. Он стоял тогда в центре них и что-то им рассказывал. Они смеялись. Было видно, что он весьма и весьма харизматичен: все заглядывали ему в рот и ждали каждого слова. А я приближалась к ним и вдруг осознала, что мир вдруг замедлился вокруг меня. Я не слышала ничего, кроме его веселого голоса и бешенного стука моего сердца. Он заметил меня и мы сцепились взглядами. Меня потянуло к нему как магнитом. Я вдруг заскучала по его наглости, по его распущенным рукам. Я вдруг вспомнила, как он прижимал меня к двери моей квартиры в подъезде, когда провожал домой, и как он целовал меня перед расставанием до завтрашнего дня: как в последний раз. Я осознала, что готова умереть, только чтобы он поцеловал меня еще раз так же. И на этом закончилось мое детство. Я поняла, что это было: я влюбилась в него. И это длиться уже много-много лет…