— Ммм, — нежно говорит она. — Где я?

— Со мной, — бормочу я, прежде чем оставить дорожку из поцелуев от уголка ее губ к подбородку.

Она поднимает руки, сцепляя пальцы на моей шее.

— В Шотландии? — спрашивает она, ее голос сонный.

— Определенно, — говорю ей, опускаясь и прижимаясь к ее коже.

Она выпускает мягкий вздох.

— Ты голый?

— Ага, — я посасываю мягкую кожу на шее, чувствуя головокружение от ее вкуса. — И очень, очень твёрдый.

— Тогда я рада, что ты разбудил меня, — воркует она и тянется вниз, поглаживая кончик моего члена. Мне даже не надо поднимать голову, чтобы знать, на ее губах дьявольская улыбка.

Стон вырывается из моего рта, когда ее пальцы усиливают хватку, вес моего тела против ее добавляет необходимого давления, я закрываю глаза, поддаваясь чувствам, пока рот проходится по молочно-белой шее и тело начинает осторожно раскачиваться над ней. Трение о ее живот невероятное, моя жидкость добавляет достаточно гладкости.

До того как я заведусь как подросток, я тянусь назад и поцелуями прокладываю тропинку вниз по ее телу. От плеч, по мягкой впадинке ее горла, вниз между грудей, моя рука идеально сжимает их, по одной за раз. Я люблю дразнить кожу вокруг ее сосков, люблю, как она всегда выгибает спину, толкая грудь вверх, жадную до моих губ, до моих прикосновений. Мне хочется продлить этот момент как можно дольше, выводя круги языком, а затем легонько обдувая. Я смотрю, как ее кожа покрывается мурашками, соски становятся тверже, розовеют, и это пытка не взять их между зубами и резко потянуть.

— О Боже, — скулит Кайла, руки пробегаются по моим волосам и дергают их.

— Скажи мне, чего ты хочешь, лапочка, — говорю я ей, голос грубый от похоти. — Скажи мне, чего ты хочешь, и я дам тебе то, что у меня есть.

Она хватает мою голову и придвигает к своему соску.

— Здесь. Дай мне почувствовать боль.

Я улыбаюсь тому, как она всегда любит командовать, и делаю, как она хочет, прикусываю твёрдую вершину и жёстко всасываю ее в рот. Она кричит, затем низко и хрипло стонет, ее вибрации отдаются в каждой клеточке моего тела. Жёсткая боль в члене сейчас почти невыносима, и все мои мысли постепенно исчезают, остаётся лишь потребность оказаться внутри неё.

На грани отчаяния, я быстро отталкиваю ее трусики в сторону. Под атласом она такая горячая и гладкая. Я беру основание члена и выпрямляюсь, сжимая ее бёдра. Опираясь на колени, я вхожу в неё, едва в состоянии контролировать себя.

Она ощущается так хорошо. Всегда так идеально. Шёлковый, плотный кулак, никогда не отпускающий меня.

Она кричит, глаза расширяются, но я ничего не могу поделать. Сейчас не время для нежности. Внутри меня бушует огонь и она единственный способ не сгореть дотла.

Я крепко беру ее бёдра, руки погружаются в мягкую, нежную плоть, и придерживаю ее ноги, пока выхожу, а затем снова толкаюсь в неё. Она смотрит, как мой член скользит внутрь и наружу, и я то же смотрю, обезумев от грубого, примитивного вида наших тел, дарящих наслаждение друг другу, и того, насколько идеально мы сочетаемся. Гигантский, тихий мужчина и дикая, крошечная девушка. Кто бы мог подумать, что этот момент, такие мы, когда-нибудь настанет?

— Пожалуйста, не останавливайся, — говорит она. Ее голос такой хриплый, тихий и такой обезоруживающе прекрасный пока я продолжаю вколачиваться в неё. Я мог бы делать это до самой смерти, просто этот бесконечный взаимный обмен, это изысканное удовольствие, которое я получаю, видя, как смягчаются ее черты, как ее тело отвечает мне, словно она находится во сне. Она хочет меня, всего меня, всегда, и когда я даю ей то, что у меня есть, то, что я есть, она лишь хочет ещё больше.

Я не останавливаюсь, но если я хочу продолжить, мне нужно сменить позу.

— Повернись, лапочка, — шепчу я, быстро выходя и кладя руку ей под попку, поворачивая ее, пока она не оказывается на боку. Я хватаю ее ногу, любуясь тем, как выделяются ее мышцы бедра и насколько гибкие у нее суставы, когда она проворно выпрямляет ногу рядом с моим телом. С рукой на ее бедре, я медленно толкаюсь в неё и обратно, скользя ещё глубже, чем до этого. Я ударяю сладкую точку, и ее рот открывается, пока глаза сжимаются. Она мягкая и бесцельная, пока мои толчки становятся быстрее, и я упиваюсь видом ее подо мной.

Я скольжу рукой вниз к клитору, такому припухшему, розовому и влажному и жаждущему моих прикосновений. Ее тело напрягается, и она выпускает дрожащий вдох, пока я вывожу пальцем дразнящие круги, едва касаясь ее.

Она начинает сопротивляться, желая больше давления, желая скорее кончить от моего члена и моей руки. Я даю ей это, потому что я чертовски жажду ее удовольствия и потому что мои толчки становятся резче, быстрее, бёдра врезаются в неё со скоростью, которая заставит меня выдохнуться раньше, чем позже.

Я знаю, что она близка. Ее тело трясёт от напряжения, вдохи становятся короткими и быстрыми. Нижняя губа начинает дрожать, и она вынуждена прикусить ее практически до крови. Мне нравится думать, это потому что она потрясена и старается не потерять контроль.

— Вверх, — говорю я, снова выходя из неё и переворачивая ее на живот. — Попу вверх, — я просовываю руки ей под живот и приподнимаю ее, пока ее упругая, дерзкая, маленькая попка не оказывается прямо передо мной. Оборачиваю руки вокруг ее талии, наслаждаясь тем, какой маленькой она выглядит рядом со мной, и располагаюсь.

— Отличный способ справиться со сменой часовых поясов, — мягко говорит она, Голова опущена вниз, тёмные волосы рассыпались по лицу. Я не хочу, чтоб оно было закрыто. Тянусь вперёд и беру в кулак ее волосы, потягивая назад, так что ее шея выгибается и лицо открывается.

— Это единственное лекарство, — говорю я, резко потянув ее назад.

Она хрипло кричит от вспышки боли, а затем стонет.

— Твой член излечит что угодно.

С одной рукой, тянущей ее волосы, я наклоняюсь вперёд, пока моя влажная грудь прижимается к ее спине, член так глубоко внутри что мы оба втягиваем воздух. Я скольжу рукой по ее горлу. Слегка усиливаю хватку, немного сжимая его, и прикасаюсь губами к её уху.

— Как я ощущаюсь? — шепчу я, облизывая край.

Она содрогается подо мной, и я чувствую, как ее горло движется под моей ладонью.

— Божественно, — удаётся сказать ей. — Ты ощущаешься божественно. — Она глотает, и я ослабляю давление. — Теперь трахни меня. Трахни меня и заставь меня кончить.

Я всего лишь животное. Я врезаюсь в неё, снова и снова и снова, изголовье бьется о стену. Я практически вижу нас со стороны, меня, примитивного, глубоко берущего ее сзади, мои мышцы напрягаются пока я толкаюсь быстрее, жёстче, наша кожа раскалена от такой дикой потребности. Она кончает, ее пульс колотится под моей ладонью. Неистово, пронзительно кричит, словно она полностью уничтожена наиболее порочным способом, что практически добивает меня.

Я сжимаю ее горло, ее волосы и кончаю. Это словно восход солнца глубоко внутри. Оно светит прямо сквозь тебя и оставляет тебя горячим, ошеломлённым и истощенным.

Господи. Я даже не знаю, где я.

Я падаю на неё, задыхаясь, зарываясь лицом ей в волосы.

Твою мать. Она держит каждую гребаную часть меня в этом маленьком теле и своем большом красном сердце.

Я не могу нормально глотать, и мое дыхание медленно возвращается. Всегда есть момент ясности, после того, как вы кончили, и он один содержит жизненно важную истину.

В конце эта женщина будет принадлежать мне.

И я не уверен, завладею ли я ей настолько, чтобы заставить ее остаться.

— Черт, — задыхаясь, произносит она через минуту или две после того как наши тела сплелись друг с другом.

— Что? — выдавливаю я, надеясь, что она намекнёт мне как-то на то, что она чувствует ко мне.

Скажи мне, что ты не хочешь уезжать.

Скажи, что ты останешься достаточно долго, чтобы позволить мне узнать о тебе все.

Скажи, что ты моя.

Меня практически тошнит то того, каким нуждающимся я кажусь самому себе, и я вынужден оттолкнуть эти мысли. Почему я просто не могу довольствоваться тем, что она вообще здесь? Если бы у меня не хватило храбрости попросить ее поехать со мной, мы бы уже были не вместе и двигались бы дальше, каждый сам по себе. Именно это и должно было случиться.

Но это не так. И если она жадная, то я ещё ненасытнее. И мне никогда не будет ее достаточно.

— Ты определенно знаешь, как поприветствовать меня в своём доме, — говорит она, поворачивая голову, чтобы посмотреть на меня, в глазах светится удовольствие.

— Это наименьшее, что я могу сделать, — говорю я ей. Целую заднюю часть ее шеи, пробуя кожу на вкус. Хоть я и заснул в самолёте, это был не лучший сон. Меня так и подмывает остаться лежать здесь с ней, хотя я знаю, мы сразу же уснём, что испортит то, что я запланировал на завтра.

Мне как-то удаётся вытащить нас обоих из кровати и добраться до душа. На мне все ещё полотенце, обёрнутое вокруг талии, когда я слышу звонок. Это Амара.

— Поднимайся, — говорю я ей. Кайла нервно смотрит на меня, одетая лишь в обтягивающиеся штаны и топ. На ней нет косметики, волосы влажные и распущены вниз по плечам.

— Она уже здесь? — пищит она. — Я ведь даже не оделась нормально.

Я успокаивающе смотрю на неё.

— Я тоже. Она привезла Лионеля и она старый друг. Поверь мне, ты отлично выглядишь.

— Да, но ты выглядишь чертовски горячо в полотенце.

— Послушай, — говорю я ей, точно не гордясь этим. — Она уже видела меня без рубашки. — Ее глаза округляются, и я быстро добавляю, — не в этом смысле. Но в регби такое бывает, хорошо?

Она кивает и раздаётся стук в дверь.

Я открываю глаза и едва замечаю Амару, стоящую по ту сторону двери. Все, что я могу видеть, это прыгающий на меня, сходящийся с ума от радости Лионель.

— Привет, приятель, — кричу я, хватая его и поднимая выше. Он так извивается, что почти невозможно удержать.

Я никогда ещё не был далеко от Лионеля так долго и часть меня боялась, что, когда я вернусь, он не вспомнит меня, но теперь я знаю, это не правда. Своими поцелуями и облизыванием он уже вылил на меня галлон слюней.

Кайла откашливается рядом со мной, и я возвращаюсь к реальности.

— Кайла, это Лионель, — говорю я, пытаясь оторвать его мордашку от своего лица.

— Ага, я это поняла. Как насчёт того, чтоб представить меня человеку? — бойко говорит она.

Точно. Это.

Я разочарованно улыбаюсь им обеим и ставлю Лионеля на пол. Он готов запрыгнуть обратно, когда замечает Эмили, высовывающую голову из-за угла и сразу же отправляется к ней.

— Прости, прости, мои манеры, — говорю я, зная, что Амара понимает меня. Она привыкла. — Кайла это моя приятельница Амара. Она работает в приюте. Не знаю, чтобы я без неё делал. Амара, это Кайла. Она... — и внезапно я замираю, потому что не знаю кто она. Мы ещё не обсуждали, кто мы друг другу.

— Я поживу с Лакланом, — мягко заканчивает Кайла, пожимая руку Амаре. Я осторожно смотрю на Кайлу, любопытно, собирается ли она косо смотреть на Амару. Я буду не удивлён. Не то чтобы я расстроился, если она ревнива, но хоть Амара и поражает своим римским носом, огненно-рыжими волосами и веснушками, Кайла сама любезность.

— Приятно познакомиться, — говорит Амара, коротко взглянув на меня. Ее лицо бесстрастно, но могу сказать, что она смущена или шокирована. Я ведь до сих пор никогда не упоминал Кайлу и не говорил Амаре, что вернусь с девушкой. К счастью, она воспринимает это спокойно.

— Как он себя вёл, какие-то проблемы? — спрашиваю я, меняя тему разговора.

— Он по-настоящему ненавидит намордник, — говорит она, пожимая плечами. — По крайней мере, когда его на него одеваю я.

Кайла чуть отпрыгивает назад, поглядывая на Лионеля, который рысью бегает по гостиной, вынюхивая Эмили.

— Ему нужен намордник?

Я качаю головой, чувствуя, как внутри вспыхивает гнев.

— Нет. Ему он не нужен. Он никогда никого не укусит, даже если он без намордника. Но в Соединенном Королевстве питбуль ущербная порода. Плохая. Они запрещены. Надо изловчиться, чтобы завести одного, во-первых надо доказать, что твоя собака не опасна, и даже тогда они все должны носить намордники. Даже если они старые и мухи не обидят. Иногда, недалёко от дома я гуляю с Лионелем без намордника, но это потому что соседи знают меня. В других местах нельзя точно быть уверенным, кто вас увидит.

— Это чертовски глупо, — говорит Кайла, протягивая руку к моей, сжатой в кулак. Она раскрывает ее и проскальзывает пальцами внутрь. Мой пульс замедляется.