— Я сделала кофе, — говорю я ему немного тихо, но до второй чашки кофе мой мозг пребывает в тумане.

Он открывает холодильник и вынимает коробку с яйцами.

— Спасибо, — говорит он, но не смотрит на меня.

— Тяжёлая ночь? — Спрашиваю я. Мы оба довольно поздно пошли спать, и мне понадобилось несколько часов, чтобы заснуть, моя память все прокручивала каждую важную вещь, которую мне необходимо сделать.

Он пожимает плечами и, наконец, смотрит на меня. Его глаза выглядят немного жутко, налитые кровью. Полагаю, он тоже не очень хорошо спал.

— Я в порядке, — говорит он, вытаскивая сковородку, чтобы приготовить яйца. — Так что, сегодня ты поговоришь с начальством, да?

Точно. Вот что его беспокоит.

Я киваю, надеясь, что моя улыбка скрывает, насколько я не уверена. Опять же, не по поводу переезда сюда, просто...что ж, ничего нельзя сказать наверняка, но, кажется, все мои страхи подкрадываются ко мне.

— Я позвоню им, когда там будет девять.

Он внимательно изучает меня.

— Ты, правда, собираешься бросить работу?

Господи. Он что, сказал это так прямо? Мой страх усиливается.

— Как мы и говорили.

— Хорошо, — говорит он и поворачивается обратно, чтобы заняться завтраком.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, подходя и кладя ладонь на твёрдые, жилистые мышцы спины.

Он останавливается, на мгновение подбородок резко опускается.

— Да. Нет. Просто. Прости, лапочка, — посылает мне натянутую улыбку. — Один из тех дней, когда ты просыпаешься не в настроении. Понимаешь?

— Конечно, — говорю я, тянусь за его чашкой и наливая немного кофе. — Но кофе лекарство от всех бед, мы это знаем.

— Спасибо, — мягко говорит он, беря ее у меня. — Я просто...затаил дыхание, полагаю. — Он делает глоток, прежде чем поставить кружку вниз и вернуться к яйцам. — И приближается первая игра против Глазго, и я одновременно и хочу играть и не хочу. Хочу доказать себе, что вернулся, но не хочу рисковать, пойти туда и все провалить.

— Думаю, ты знаешь своё тело лучше, чем кто-либо, — говорю я ему, надеясь что, таким образом, помогаю. Последнее, чего я хочу, это заставлять его ещё больше переживать. — И твоё тело точно знает, что надо сделать, чтобы выиграть игру. Конечно же, я видела не так уж много твоих тренировок, но я бы солгала, если б сказала, что не смотрела видео за видео на YouTube как ты играешь, давишь людей, набирая очки за попытки, и просто чертовски наслаждаешься этим. Ты будешь в порядке.

— А мы? — спрашивает он, глядя на меня. — Что насчёт нас?

— Тебе никогда не стоит беспокоиться о нас, — говорю я ему и в этот момент сама верю в свои слова.


***


Лаклан уходит на тренировку по регби, а я остаюсь в квартире, думать о всех телефонных звонках, которые должна сделать. Хоть я и знаю, что это правильно, что я хочу это сделать, я не уверена насколько это важно. Хорошо, я знаю насколько это важно. Именно это заставляет меня медлить, когда я смотрю на телефон, вертя его в своих руках, словно считая, когда мне придётся нажать на спусковой крючок.

Что если у нас ничего не выйдет? Что если я брошу все ради него, чтобы остаться здесь, чтобы быть с ним, а наши отношения недостаточно сильны, чтобы справиться со всем, что встретиться нам на пути? Мы ведь новички в этом, не только с точки зрения знания друг друга, но и в любви. У нас обеих немного опыта, как минимум у меня - нет. Не подобного. И что, если переезд сюда тяжелей, чем кажется, что если когда первые сладкие месяцы пройдут, я начну обижаться на Лаклана за то, что ему самому не пришлось идти на какие-то жертвы?

Не хочу, чтоб это случилось. Но если я не рискну, то никогда не узнаю. Истинная правда в том, что я люблю его настолько сильно, что это уничтожает меня. Моя первая встреча с ним посадила семя, и я понятия не имела насколько быстро и пышно оно расцветёт внутри меня. Я безнадёжно запуталась в любви, пока она растёт во мне как прекрасный сорняк, полностью беспощадный.

Часть меня хочет раскрыть сорняка-убийцу и вытравить его из меня, потому что я никогда не была из тех девушек, которые чувствуют подобное, делают безрассудные вещи, которые я собираюсь сделать. Другая часть хочет упиваться дикостью, принять ее, сходить с ума, безжалостно и беспрепятственно.

В районе четырёх Лаклан ещё не вернулся с тренировки, и я решаюсь сделать звонок. Я выбираю маму, потому что она всегда должна быть на первом месте, даже впереди работы.

Телефон звонит и звонит и звонит. Дома ранее утро, но она в любом случае всегда встаёт на рассвете. Я вздыхаю и вешаю трубку, чувствуя странное чувство облегчения, что мне пока не надо сообщать ей новости.

Я собираюсь позвонить Стефани, просто чтобы чувствовать, что я что-то сделала, когда слышу, как Лаклан открывает дверь. И я слышу голоса.

Я вытягиваю шею с дивана, чтобы увидеть, как он заходит в коридор вместе с Бригсом. Лионель и Эмили рядом со мной спрыгивают с дивана, Лионель виляет хвостом на брата Лаклана, Эмили лает на него.

— Оу, да заткнись ты, — говорит ей Лаклан, и это первый раз, когда я слышу, как он кричит на собаку. Что оставляет неприятный вкус у меня во рту.

Я осторожно слезаю с дивана и иду к ним.

Лаклан другой. Перемена в нем очень заметна. Голова опущена, плечи ссутулены, в глазах уклончивая напряжённость. Он не в своей форме, на нем джинсы и футболка с треугольным вырезом, но не думаю, что он принимал душ после тренировки. На руке пятно грязи.

— Привет, — говорю я Бригсу, переводя взгляд на него. — Рада видеть тебя снова. Если бы я знала, что ты придёшь, привела бы себя в порядок.

— Оу, пожалуйста, — говорит Бригс, демонстрируя очаровательную улыбку и очень белые ровные зубы, без сомнения созданные ортодонтом. — Ты прекрасно выглядишь.

Лаклан раздраженно уходит в столовую, направляясь на кухню. Я наблюдаю за ним, а затем снова выжидательно смотрю на Бригса.

— Что-то произошло? — быстро спрашиваю я, понижая голос.

Он поджимает губы, бросая взгляд в столовую.

— У меня сегодня было время, так что я пришёл посмотреть тренировку. Пару дней назад я говорил ему, что могу зайти, так что он был в курсе. Я всегда стараюсь посмотреть парочку игр, своего рода традиция, да? Что ж, я успел только на заключительную часть тренировки, потому что опоздал, и оказался там как раз вовремя, чтобы увидеть, как он протаранил Денни. Денни его товарищ по команде. Лаклан не отступил. Теперь Денни травмирован, кто знает насколько сильно. Возможно вывих плеча.

У меня отвисает челюсть.

— Дерьмо. У Лаклана проблемы?

Бригс хмурится, глаза становятся равнодушно холодными.

— Трудно сказать. Я так не думаю. Лаклан отличный нападающий и иногда он не осознаёт собственную силу. Тренер это знает. Черт возьми, он поощряет это в нем. Но, даже учитывая, что команда не беспокоиться, если Денни не станет лучше к первой игре, виноват будет Лаклан.

Я даже не уверена, как осмыслить все это. Последнее, в чем нуждается Лаклан, это чувство вины.

Я подыскиваю слова, желая услышать от Бригса, что все будет хорошо, но Лаклан выходит из кухни, глаза смотрят в пол, проскальзывает мимо нас к двери.

— Куда ты идёшь? — спрашивает его Бригс.

— На прогулку, — бормочет Лаклан, закрывая за собой дверь.

— Мне следует пойти за ним, — говорю я Бригсу, но он кладёт руку мне на плечо.

— Дай ему немного пространства, — говорит он, посылая мне умоляющий взгляд. — Доверься мне.

— Он, должно быть, очень ужасно себя чувствует. — Я скрещиваю руки на груди, внезапно чувствуя холод. Не хочу, чтоб Лаклан шёл на прогулку один, потерявшись в своих внутренних муках. Ему надо, чтоб я была там, чтоб вытащила его из темноты.

— Я считаю, он чувствовал что-то ужасное, — говорит Бригс. — в противном случае он бы не ударил так сильно, — он пристально смотрит на меня, засовывая руки в карманы. — Послушай, я не утверждаю, что знаю о ваших отношениях с Лакланом. Иногда я едва понимаю наши с ним отношения. Знаешь, когда его взяли в семью, я едва закончил школу. Я вырос с множеством приёмных братьев и сестёр, приходящих и уходящих, но Лаклан, по какой-то причине, задержался, хотя его практически невозможно было понять. Моя мама увидела что-то в нем и не захотела сдаваться. Полагаю, он увидел то же самое в нас. Но это была трудная дорога. И я был к нему так зол, к этому молодому хрену, который вёл себя так, словно мы ничего не сделали для него. Я просто не понимал его демонов. — Он делает паузу, глядя в сторону, на лице написана боль. — Хотя теперь я знаю. Знаю, каково это жить с чувством вины, верить, что ты ничего не стоишь. Я это знаю.

Он прочищает горло и смотрит в пол.

— Я прошёл через кое-что, мягко говоря. И мне жаль, что тогда давно, когда Лаклан нуждался во мне, меня не было рядом. Хотя теперь я буду с ним, можешь на меня положиться. Дело в том, — он смотрит на меня, — что он возвращается. Медленно, но верно. Не знаю почему, могу лишь предположить. Хотя это никогда не будет проблемой. Он никогда не распространялся о своём прошлом, потому что его прошлое сделало его таким, какой он есть. Люди с зависимостями...наивно полагать, что в один прекрасный день они излечатся. Это работает не так. Это постоянная болезнь, понимаешь? Болезнь, для которой нет никакого реального лечения, лишь способ управлять ею. И он не может справляться с ней в одиночку. Ему необходимо, чтоб окружающие поддерживали его. Понимаешь?

Его тон заставляет меня слегка ощетиниться.

— Я понимаю. Я здесь ради него.

— Я знаю. Ты очень заботишься о нем.

Я выпрямляюсь.

— Я люблю его, — говорю я, голос мягкий, но слова сильные.

— Это даже лучше, — говорит он. — Но иногда любви не достаточно. Ты должна знать, он снова и снова и снова будет причинять тебе боль, и ты должна научиться любить его, даже когда ненавидишь. Такова реальность. Это факты. Ты должна знать, что, если, ты, правда, любишь Лаклана и хочешь быть здесь ради него, хочешь увидеть, как он выберется из этого ада, это станет для тебя жестоким испытанием и сломает тебя. Такое будет случаться. Это уродливая правда и не так много людей созданы для подобной ответственности.

Он смотрит на меня в ожидании ответа, но я все ещё чувствую себя так настороженно, что едва могу говорить. Он не знает, что я за человек, через что я прошла в своей собственной жизни.

Кроме того, я отказываюсь верить, что любви не достаточно. Как ее может быть не достаточно, когда такое чувство, что она может изменить мой внутренний мир, если не каждую частичку меня? Её должно быть более чем достаточно.

— Я сильнее, чем ты мог бы подумать, — наконец, говорю я.

— Рад это слышать, — говорит он. — Знаешь, он хороший парень. Действительно хороший. Сердце ангела, воина, называй, как хочешь. Просто все это такой гребаный позор. Снаружи он такой сильный, а внутри такой напуганный, брошенный маленький мальчик.

— Он не безнадёжен, — говорю я ему, зная, что мои слова значат так мало, от кого-то нового в его жизни.

— Нет, полагаю, нет, — говорит он с тяжёлым вздохом. — Но уверен, порой так кажется. — Он вытаскивает телефон и проверяет время. — Хочешь, чтоб я остался с тобой пока он не вернётся? Он, хм, может быть не трезв, когда вернётся с прогулки.

Я хлопаю глазами.

— Может быть не трезв?

— Прямо сейчас он, скорей всего, в пабе вниз по улице.

У меня такое чувство, что у меня выбили почву из под ног.

— Он пьёт? Ну и какого черта ты не позволил мне пойти за ним? Я могла бы это предотвратить!

Он медленно качает головой.

— Нет, не смогла бы. Ты не можешь. Ты думаешь убедить его не пить, сказав ему, что он не должен? Установишь правила? Это так не работает.

— Он послушает меня!

— Что я сказал о том, что любви не достаточно? Он не послушает тебя, Кайла. Все зависит от него, и когда он в определённом настроении, ты для него словно не существуешь.

Мое горло словно закрыто, словно не способно глотать.

— Пожалуйста. Пожалуйста, можем мы забрать его из паба? Ты не знаешь, послушает он или нет. Меня или тебя. Я просто не могу позволить ему напиваться. Он может ранить себя. Может ввязаться в драку, причинить кому-то боль. Что, если он останется там на всю ночь? Твою мать, ты только что сказал, он чувствует себя ужасно из-за того, что сделал на тренировке...я не могу...

Я не могу просто стоять здесь и представлять себе это.