Бренда Джойс - Игра

— Точь-в-точь как он. Во всяком случае, так говорят.

— Я этого не думаю, — сказал Джеральд, мрачно улыбаясь. — Я думаю, что вы очень даже отличаетесь от Шона О'Нила. Доказательством может служить то, что с Кэти пока ничего не случилось.

Можете думать что вам угодно, Фитцджеральд. — Лэм пожал плечами. — Но теперь я продемонстрировал Катарине, что ей не остается ничего другого, как оставаться со мной, и мы с ней можем удалиться.

Нет, — прошептала Катарина, глотая сдерживаемые слезы. Она с нескрываемой враждебностью уставилась на Лэма — сына известного мерзавца Шона О'Нила. Он не сказал ей этого, но она могла бы сама догадаться. Ее отец ошибался. Пират был точно таким, как Шон, — она знала это не понаслышке.

У меня есть к вам деловое предложение, О'Нил, — заявил Джеральд.

Вот как? — скептически произнес Лэм. — Что вы можете предложить такого, что заинтересовало бы меня хоть самую малость?

Катарина переводила глаза со своего отца на своего тюремщика, обеспокоенная поворотом, который принял разговор. С каждой секундой страх ее нарастал.

Отец даже не взглянул в ее сторону.

Как сильно вы ее хотите?

Катарина ахнула, уверенная, что ослышалась.

Достаточно, чтобы удерживать ее против ее воли и невзирая на самые разумные соображения, — спокойно ответил Лэм.

Джеральд, хромая, подошел к Лэму вплотную.

Достаточно, чтобы жениться на ней? Катарина в ужасе вскрикнула, но на нее никто не обратил внимания.

Лэм несколько мгновений молчал, потом произнес:

С какой стати мне обременять себя женой?

— Любому мужчине нужна жена. У нее нет приданого, но я дам вам мое благословение, — сказал Джеральд. — Хотя я разорен и Десмонда больше нет, но в жилах Катарины течет благородная кровь. Линия Фитцджеральдов восходит к самому Завоевателю. И она — точная копия своей матери. А ее мать дала графу Ормонду семерых отличных сыновей. У вас не будет лучшего выбора. Вы — ублюдок, О'Нил, сын англичанки. Ваш клан никогда не объявит вас своим повелителем. Ваши родичи не признают вас своим. Англичане ненавидят и боятся вас. — Черные глаза Джеральда горели. — Но я вас признаю, Лэм.

— Отец! — воскликнула Катарина, не в силах сдержать дрожи. — Не надо!

Глаза Лэма превратились в узкие щелки.

Чтобы иметь сыновей, мне не требуется жена, и вы это знаете. Да сыновья мне и ни к чему. Как вы совершенно точно заметили, я не из благородного рода. Что они могли бы унаследовать? Скалу, которую я зову домом? Мои три пиратских корабля? — Он хрипло рассмеялся. — Мне не нужна жена, Фитцджеральд. Мне никогда не требовался клан. И если она даст мне сына, его кровь будет не красной, а голубой.

Со временем, — лихорадочно прошептал Джеральд, — ваш сын мог бы унаследовать часть Десмонда.

Катарина изо всех сил обхватила себя руками, стараясь убедить себя, что этого разговора нет. Его просто не могло быть.

В улыбке Лэма мелькнула насмешка.

Ваше предложение — пустые слова. Десмонда больше нет.

Катарина уставилась на жесткое красивое лицо пирата, ненавидя его больше, чем когда-либо прежде.

Джеральд молчал несколько долгих напряженных мгновений — мгновений, в течение которых оба мужчины скрестили взгляды, оценивая друг друга. Джеральд прервал нараставшее напряжение.

— Если бы я все еще был графом Десмондом, вы бы в мгновение ока взяли ее — будь она хоть совершенным уродом — без всякого приданого!

Лэм склонил голову.

Возможно.

Джеральд не сводил с него глаз.

Поскольку вам не удалось разубедить меня, милорд, мы отправляемся, — негромко сказал Лэм.

Катарина беззвучно заплакала. Остатки гордости не позволяли ей броситься к ногам отца и уцепиться за его колени, подобно маленькому ребенку, который боится, что его оставят одного или отдадут чужим людям. Его предательство она восприняла как удар кинжалом в грудь.

Вы поплатитесь головой, О'Нил, — наконец сказал Фитцджеральд. Но в его голосе не было угрозы, и глаза его не потеряли блеска.

Вот как? Желаю удачи. — Лэм повернулся к Катарине. — Идемте. Не будем задерживаться.

Катарина подняла глаза и сквозь завесу слез увидела, что происшедшее нисколько его не тронуло и не убавило решимости. Но он-то был к этому готов. Для него это была игра, ничего более. А вот она оказалась совсем наивной. Потому что думала, что Джеральд приложит все усилия, чтобы перехитрить ее тюремщика, но он этого не сделал. Вместо этого он предложил ее пирату в жены.

Серые глаза Лэма встретились с ее глазами. Он взял ее за руку. Она до того ничего не воспринимала, что даже не пыталась вырваться.

Идемте, Катарина, — сказал он почти сочувственно, — вы проиграли.

Катарина подавила рыдание.

Джеральд бесстрастно уставился на них.

Лэм крупными шагами двинулся к двери, обхватив одной рукой еле переставлявшую ноги Катарину. Она решила ни о чем не думать. Это было слишком больно.

Когда они уже оказались в темном холле внизу, Элинор окликнула их. Лэм замедлил шаг, все еще не отпуская Катарину. Элинор торопливо спустилась по лестнице.

— Вам следует знать еще кое-что, О'Нил. Лэм остановился.

— Только быстро.

Катарина не хотела слышать ничего из того, что могла сказать ее мачеха, но невольно подняла на нее глаза. Элинор улыбнулась.

Хотя я не думаю, что он станет вмешиваться, я не могу быть в этом уверена. Возможно, он придет в ярость, потому что вы украли то, что принадлежит ему.

Лэм раздраженно сказал:

Вы говорите загадками, а у меня нет времени их отгадывать. Говорите ясно, леди Фитцджеральд.

Ладно, поясню. Я говорю о Хью Бэрри. Услышав имя своего суженого, Катарина замерла.

— Что это значит? — вскричала она. — Хью мертв. Он погиб при Эффейне, долгих шесть лет назад.

— Нет, Катарина. Разве ты не знала, что он оправился от ран? Мы чуть было не похоронили его вместе с другими погибшими, но вовремя заметили, что он жив. Жизнь в нем чуть теплилась, и прошло много недель, прежде чем врачи сообщили, что он выкарабкается. Они сказали, что это чудо, дар Господень. Он жив, Катарина. Хью Бэрри жив.

Катарина покачнулась. Лэм не дал ей упасть. Она знала, что это ложь, ужасная злонамеренная ложь. Потому что если бы Хью был жив, он давным-давно послал бы за ней. И все же вряд ли Элинор стала бы так лгать. Пол, казалось, покачнулся под ногами девушки, и все перед ней поплыло. Она тяжело осела в руках Лэма.

Когда пират заговорил, его голос прозвучал незнакомо и как-то издалека.

— И кто такой этот Хью Бэрри, черт побери?

— Детская любовь Катарины, за которого она должна была выйти, когда ей исполнится пятнадцать. — Элинор одарила Лэма долгим взглядом. — Может, вы все-таки решите жениться на Катарине, О'Нил.

Уже давным-давно ничто не могло его тронуть, с тех пор как он был маленьким ирландским мальчиком при дворе, ублюдком и отщепенцем, которого дразнили и над которым жестоко издевались другие дети. Глядя, как Катарина вытирает глаза углом накидки, Лэм убеждал себя, что ему это безразлично. Он не мог допустить, чтобы его это затрагивало.Отзывчивость была опасна сама по себе, а у него она еще могла открыть давно зажившие — или только затянувшиеся — старые раны.

С непроницаемым лицом Лэм подвел ее к своему породистому жеребцу. В таком истеричном состоянии девушка вряд ли могла ехать сама.

По-видимому, Катарина, несмотря на шок, сообразила, что он собирается сделать, потому что вдруг начала упираться. К его изумлению, она резко повернулась к нему и прошипела сквозь зубы:

— Я не сяду вместе с вами, О'Нил.

— Вы не в состоянии ехать самостоятельно. Слезы выступили на ее глазах и покатились пощекам.

— Я не поеду с вами, — снова крикнула она, бросаясь к своей лошади, которую держал Макгрегор, и, путаясь в юбках, торопливо взобралась на нее.

— Тогда будьте повнимательней, — только и сказал Лэм. Его голос невольно смягчился. — Вы сможете это сделать, Катарина?

Она испепелила его взглядом, как будто это он предал ее любовь и доверие, и выдернула поводья из руки Макгрегора. Лэм сразу сообразил, что она задумала, и, когда она еще яростно дергала поводья, чтобы повернуть лошадь, в то же время отчаянно колотя каблуками ее бока, он бросился вперед, стараясь ухватиться за узду.

Он промахнулся. Кобыла рванула с места. Когда Лэм, изрыгая проклятия, сам прыгнул в седло, Катарина уже выехала из ворот.

Даже злясь на нее, он не мог не восхищаться ею, быстро догоняя ее под громкий грохот копыт по мостовой. Он наклонился, схватил ее кобылу за узду, и обе лошади перешли с отчаянного галопа на неровную рысь. У Катарины вырвался сдавленный крик ярости.

Он не мог отвести от нее глаз. За ее спиной разгоралась заря, и ее давно уже не заплетенные волосы горели от лучей восходящего солнца. От ее красоты у него захватывало дух. Ее характер приводил его в изумление. До чего же она не похожа на других. Как она его искушала, даже сейчас. При мысли о том, как он объездит и приручит эту женщину, его тело охватывал трепет.

Лэм прижал своего жеребца к мерину Катарины, коснувшись ее коленями.

— Я не дам вам удрать, Катарина. По ее щекам еще катились слезы.

— Я все равно буду пытаться!

Не доверяя ей, Лэм отобрал у нее поводья. С таким норовом она вполне могла снова попробовать удрать. Он рассчитывал, что потом, когда она успокоится, она поведет себя более разумно и в итоге поймет, что у нее нет другого выбора, как только оставаться с ним.

И все же он ощущал глубокое чувство вины — такого с ним раньше не случалось. Вины за то, что удерживает девушку вопреки ее желанию. До этого ни одна женщина не могла перед ним устоять. Пока они скакали через Лондонский мост, обгоняя фургоны, коляски и влекомые мулами телеги, он искоса поглядывал на нее. Ему еще не доводилось соблазнить девственницу.

Он вспомнил о Хью Бэрри. Ее суженый, оставшийся в живых. Лэма захлестнули эмоции, жаркие и жестокие. Теперь уж он точно не освободит ее.

Он желал ее с того самого мгновения, как только увидел, — и никогда в жизни он еще не был так терпелив. Рано или поздно он возьмет ее — неважно, что Хью Бэрри остался в живых. Теперь он был ее покровителем, он один.

Она поймала его взгляд и вздернула подбородок. В ее глазах горел вызов, в этом не было сомнений. Она собиралась бороться с ним до конца. Лэм не уставал восхищаться ею.

Она была опасна. Он должен поднять брошенную ему перчатку и победить, как если бы она была настоящим противником. Он должен приручить ее, соблазнить ее, завоевать ее.

Он не был похож на своего отца, и Джеральд Фитцджеральд это понял. Шон О'Нил уже давно безжалостно попользовался бы девушкой, и к этому времени она бы ему уже надоела, и он отдал бы ее своим людям. Лэм чертовски хорошо знал, что нисколько не похож на своего отца, хотя их частенько сравнивали. Все-таки, черт побери, он стыдился дурных поступков. А Шон О'Нил не испытал ни единого угрызения совести за всю свою жизнь.

И в его, Лэма, жизни раскаянию не было места. Люди, которые выживали благодаря хитрости и силе воли, мечу и пушке, не могли позволить себе иметь совесть. Его жизнь была непрерывной схваткой. Победить — значило выжить. И победителю доставалась добыча. Катарина Фитцджеральд была такой добычей. Но он не хотел завоевывать ее любой ценой, ни в коем случае.

Ему вспомнилось предложение Джеральда Фитцджеральда выдать Катарину за него замуж — такое же издевательски-жестокое, какими были поступки высокородных британских юнцов при дворе. Боже милостивый. Ему не нужна жена. Ему не нужны сыновья. Если на то пошло, он вообще не собирался иметь детей. Унижение, которым была полна его жизнь, окончится вместе с ним. Он не оставит страдания сыну в наследство.

Кроме того, он слишком хорошо помнил ее ужас, когда Джеральд предложил ее ему.

Все же, хотя ему не требовалась жена и он не хотел иметь детей, Лэм нашел мысль о женитьбе на Катарине Фитцджеральд соблазнительной. Никому бы и в голову не пришло, что такой, как он, может жениться на такой, как она.

Лэм нашел утешение в цинизме. Как охотно бессилие ищет союза с силой, подумал он. Когда-то могучий граф Фитцджеральд теперь с охотой готов отдать свою дочь за сына Шона О'Нила.

Интересно, что рассчитывал обрести Джеральд, делая его своим зятем? Может, он надеялся с его помощью бежать из Саутуарка, также как два года назад с тем морским капитаном, который оказался иудой? Только дурак дважды совершает ту же ошибку. Скорее всего Джеральд помышлял о чем-то гораздо большем, чем просто побег из заключения.

Может, он хотел через посредство Лэма стать владыкой морей, чтобы ослабить позиции своего кузена Фитцмориса? Лэм без труда мог захватывать испанские и французские корабли с грузами продовольствия и припасов для мятежного ирландского вождя. Но только это не могло помочь Фитцджеральду, узнику в изгнании, навсегда потерявшему Десмонд. Это только ослабило бы Фитцмориса, сделав его легкой добычей для королевы.