Бренда Джойс - Игра

Как всегда, она почувствовала, а не услышала, что к ней подошел Лэм.

Я покажу вам нашу комнату наверху.

Ей нисколько не понравилось слово «наша».

Вы получили, что хотели. Почему бы вам теперь не освободить меня и не покончить с этим?

Он посмотрел ей в глаза, потом перевел взгляд на дрожащие губы.

Я вовсе не получил он вас того, что мне хочется, Катарина. — Он резко отвернулся и быстро вышел.

Катарину пробрал озноб. Она последовала за ним, разрываясь между нерешительностью и любопытством, пытаясь понять, что значили его слова. Он отнял ее невинность. Что еще у нее оставалось?

Ей невольно представились бесконечные жаркие ночи, полные взаимной страсти.

На третьем этаже было всего две комнаты. Очевидно, со времени сооружения замка он никогда не достраивался. Лэм толкнул тяжелую шероховатую дубовую дверь и, пригнувшись, вошел внутрь. Катарина увидела большую кровать без балдахина, укрытую шкурами. Окна были затянуты промасленной кожей, и в комнате стояла полутьма. Лэм зажег каганец. Катарина совершенно расстроилась. В каюте пол устилали десятки великолепных шкур, и, хотя она была привычна к камышовым циновкам, за последние два дня ей стало нравиться ощущение меха под ногами. Почему здесь не было ни одного коврика? Почему здесь нет ни стола, ни кресла? Здесь не было ничего, кроме сундука у изножия кровати, ночного горшка и громадного очага. Судя по книгам в каюте, она решила, что он любит читать, но в этой комнате не было ни единого тома.

На корабле мне больше нравится, — неожиданно для себя сказала Катарина. Почему-то ее рассердила эта комната — и этот замок.

Лэм установил каганец на место и взглянул на нее.

Мне тоже. — Он подошел к очагу и зажег растопку, потом подсунул горящие прутья под толстые сухие поленья. Пламя сразу охватило их.

Она смотрела на широкую спину Лэма. Под тончайшим полотном рубашки можно было различить вырисовывающиеся при малейшем движении мышцы. Он еще не поднялся с колен, и ее взгляд опустился ниже, на крепкие мощные ягодицы. Она резко отвернулась.

— Когда я вам надоем? — Даже для ее собственных ушей ее голос звучал неестественно.

— Этого никогда не случится, Кэти.

Быстро повернувшись, она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Его лицо застыло от напряжения, и воздух в комнате тоже словно застыл. Что он имеет в виду?

Лэм бросил на Катарину пронизывающий взгляд, исполненный обещания, которое она боялась понять, и вышел из комнаты. Катарина смотрела ему вслед, пока не осознала, что осталась одна. Тяжелая дубовая дверь закрылась.

В полном изнеможении она опустилась на кровать, вся дрожа. Не может быть, чтобы он говорил искренне. Но Катарина вспомнила его глаза, выражение лица, его позу и решила, что он говорил то, что думал.

И ей представился разъяренный Джон Хоук.

Если бы только ей удалось бежать. Она должна бежать.

Она видела небольшой городок, приютившийся ниже замка, рядом с гаванью. Лэм объяснил, что там живут его люди с женами и детьми. Судя по тому, что успела заметить Катарина, поселок почти ничем не отличался от любого другого поселка. Дома были каменные, с крытыми камышом крышами, но яркие цветы украшали почти каждый дворик, и она даже видела за одним из заборов английские розы. Она также заметила шпиль с венчающим его крестом — странное и удивительное зрелище, учитывая то, что эти люди были отнюдь не благочестивы.

Катарина облизнула сухие губы, задумавшись, хватит ли у нее духу одной спуститься туда. Она вспомнила сонный, мирно выглядевший поселок, и подумала о людях Лэма. Она жила среди пиратов последние два дня и те несколько дней зимой, когда он похитил ее в первый раз, и не могла вспомнить за все это время ни малейшего намека на непочтительность. Скорее наоборот. Лэм О'Нил как будто пользовался необычным авторитетом — его люди без малейшего раздумья спешили исполнять его приказы. И Катарина никогда не видела и не слышала, чтобы на корабле использовались плети. Как же тогда он управлял своим сбродом?

Катарина не знала, что на это ответить, и у нее оставался только один жгучий вопрос. Если она спустится в поселок, сможет ли она найти или подкупить сообщника, который поспособствовал бы ее побегу? Ее охватило возбуждение.

О чем вы мечтаете, Катарина? Может, вы сохнете от тоски по Хоуку?

Катарина вскочила на ноги.

Почему вы все время подкрадываетесь ко мне? Он коротко, невесело улыбнулся.

Нет. Я ни к кому не подкрадываюсь в моем собственном доме. Просто вы чересчур глубоко задумались.

Катарина увидела в его руках небольшую шкатулку, в каких дамы держат перчатки или драгоценности. Она вопросительно подняла на него глаза.

Он как будто колебался, потом, словно вдруг решившись, быстро подошел к ней и подал ей шкатулку.

Это для вас.

Ей не хотелось принимать подарок, и в то же время она сгорала от любопытства. Катарина постаралась собрать разбегавшиеся мысли.

— Это что?

— Подарок.

Гордость в ней одержала верх над женским тщеславием, и она оттолкнула шкатулку.

— Мне ничего не нужно.

— Почему?

— Я вам не шлюха, которую можно купить безделушками.

— Вы, а не я, все время пользуетесь этим отвратительным словом. — Его ноздри раздулись.

Она стояла перед ним, уперев кулаки в бока.

Неважно, каким словом я пользуюсь, но так оно и есть. Вы сделали меня своей шлюхой, и я отказываюсь получать плату за то, что вы мною пользуетесь.

— Я вовсе не пытался заплатить за то, что вы переспали со мной, Катарина.

— Значит, вы решили возместить мою невинность. — Она проглотила ком в горле, чувствуя не только гнев, но и печаль. Он мог говорить что угодно, но факт оставался фактом. Он хотел оплачивать те часы, в которые она согревала его постель. Она почувствовала себя совсем ничтожной.

— Нет. — Он энергично качнул головой. — Я хочу дарить вам красивые вещи, Катарина. Хочу делиться с вами своим богатством, всем, что у меня есть. Почему вы отказываетесь?

— Я не продаюсь. А вы пытаетесь купить меня! — обвиняющим тоном сказала она.

Внезапно он схватил ее подбородок, поворачивая к себе.

Почему бы вам не позволить мне облегчить мою совесть? — воскликнул он.

Ей удалось вырваться лишь потому, что он сам отпустил ее.

У вас нет совести. Имей вы хоть каплю стыда, вы не убивали бы ни в чем не повинных мужчин и не похищали бы женщин.

— Вы совершенно правы. — В мгновение ока он притянул ее к себе.

— Я не собираюсь больше быть вашей шлюхой! — выкрикнула Катарина. В этот момент она верила своим словам, будучи разозленной на него за то, что он силой удерживал ее, и еще больше на себя, на свое нетерпеливо трепещущее тело. Ей надо совладать с собой, не то это плохо кончится.

— Вы ею никогда не были, — сказал он, сверкая глазами. — И никогда не будете. — Он запустил пальцы в волосы на ее затылке и оттянул ей голову назад. — Мне надо от вас гораздо больше, чем просто пользоваться вашим телом, Катарина.

И Катарина вся напряглась, готовая ни за что не поддаваться ему.

Катарина впилась ногтями в плечи Лэма, пытаясь оттолкнуть его. Она не могла отвернуть голову, потому что он держал ее волосы в кулаке, словно веревку, совсем близко к затылку. Его губы стали требовательными. Катарина упорно отказывалась приоткрыть рот, несмотря на охватившее ее лихорадочное возбуждение, несмотря на томительное ощущение, которое вызывало в ней его огромное, жаркое, твердое тело.

Разозленный ее непокорностью, Лэм отпихнул ее к стене. Прижатая, не имея возможности шевельнуться, Катарина чувствовала, что в ней пропадает желание сопротивляться. Все же она как-то ухитрилась не открывать рта. В конце концов он слегка укусил уголок ее губ и наклонил голову ниже. В то же мгновение он рванул ее лиф, обнажая грудь. Его губы обхватили сосок, и Катарина вскрикнула, уже не пытаясь его оттолкнуть.

Он засмеялся хрипло и сдавленно от торжества и возбуждения. Катарина со стоном притянула его к себе. Он то посасывал соски, то невероятно осторожно прикусывал их зубами. Когда он нажал ладонями на ее плечи, укладывая ее на пол, Катарина нисколько не сопротивлялась. С ее губ сорвалось его имя.

Разорванный лиф ее платья уже спустился ей на талию. Лэм задрал ей юбки и обеими руками срывал с нее белье. Катарина больше не могла ждать ни единого мгновения. Ее руки нашли застежку его бриджей, и ее пальцы стали лихорадочно расстегивать маленькие перламутровые пуговки. Лэм снова засмеялся, сжал ее руку и высвободил свой огромный фаллос. При виде его Катарина протяжно охнула, и, не в силах удержаться, медленно, ласкающе провела ладонью по набухшей бархатистой плоти.

Хватит игр, — резко сказал Лэм. — Вы меня понимаете, Катарина?

Она тихонько застонала в знак согласия.

Лэм погрузился в нее весь, одним движением. Катарина выгнулась, устремляясь ему навстречу. Их дыхание смешивалось, крики вторили его резким толчкам. Катарина взорвалась быстро, слишком быстро.

Все еще извиваясь, Катарина как в тумане ощутила, что его уже нет в ней. Он прервал ее возражения поцелуями, с трудом дыша и содрогаясь всем телом. Катарина запротестовала. Хотя разум частично вернулся к ней, она не чувствовала себя удовлетворенной.

Лэм, — выдохнула она, поглаживая его спину и впиваясь в нее ногтями, давая понять, что она снова желает его.

Вы ненасытны, — сдавленно пробормотал он, — но ведь и я такой же.

Он опять погрузил в нее свою мощь, но этот раз не спеша. Катарина беспокойно заерзала. Ей хотелось больше, еще больше. Но он только улыбнулся ей. Его глаза мерцали серебряным светом. Он вышел из нее — до боли медленно. Катарина застонала.

Он засмеялся, склоняя голову и прикусывая ей сосок, и принялся гладить складки ее лона, напрягшейся вершиной своей плоти. Катарина задергалась, вскрикивая — требуя большего.

Мы еще не имели возможности получше узнать друг друга, Кэти, — пробормотал Лэм, продолжая гладить ее так медленно, так вяло, что Катарине показалось, что она сейчас умрет. Содрогаясь, она изо всех сил обхватила его. Ее внезапный оргазм оказался не ожиданностью для обоих.

Лэм, задыхаясь, прижал ее к себе. Его все еще напряженный фаллос трепетал между ее ног.

Ненасытное создание, — прошептал он ей в ухо. — Я чувствую, что вам хочется еще.

Да, о Боже, да! — выдохнула Катарина. — Я хочу всего вас вобрать в себя, всего, до последнего дюйма!

Он самодовольно рассмеялся.

Вы не можете вобрать меня всего, сокровище мое!

Ее глаза потемнели, во взгляде появился откровенный вызов.

Неужели нет?

Он так же заговорщицки улыбнулся.

Думаю, что нет. — Он приподнялся над ней на локтях и коленях. Катарина посмотрела на то, что он демонстрировал, встретила самоуверенный блистающий взгляд Лэма и быстрым змеиным движением пальцами обхватила его член. Лэм откинул голову, со стоном скользя в ее ладонь. На его шее выступили жилы, мышцы трепетали. Сердце Катарины забилось чаще. Теперь он принадлежал ей, был в ее власти. Никогда еще она не чувствовала себя такой всесильной — и такой женственной.

Лэм сделал выпад ей в ладонь. Его ресницы трепетали, глаза были закрыты, фаллос пульсировал. Катарина негромко засмеялась. В эту игру могли играть двое — что правда, то правда. Но не успел еще смех замереть на ее губах, как Лэм поднялся над ней, вырываясь из ее хватки и снова овладевая положением. Он потрогал своей напряженной плотью сначала один ее сосок, потом другой. Катарина лежала без движения, задыхаясь, молча глядя на него, полная решимости не просить его, не умолять. Он был таким красным, таким огромным, что ей подумалось, что он вполне может извергнуться здесь же, между ее грудей.

Вам нравится быть такой греховной, Кэти? Она молча кивнула, не в силах говорить.

Возьмите груди, сожмите их вместе, — приказал он.

Катарина повиновалась.

Толчки Лэма стали более быстрыми, более резкими. Катарина застонала, вращая бедрами. Ее чресла снова охватил огонь. И она наконец сделала то, чего твердо решила не делать.

Лэм, прошу, о Господи, пожалуйста! — молила она.

С глубоким горловым вскриком он вонзился в скользкое и пульсирующее лоно. Катарина обвила его талию своими длинными ногами, умоляя о большем, умоляя его погрузиться глубже. Лэм с готовностью безжалостно ринулся вперед. Их тела издавали шлепающие, чмокающие звуки. Катарина сдерживала рыдания, чувствуя приближение оргазма. Когда она взвыла, Лэм вырвался из нее и рухнул на кровать, содрогаясь от собственного извержения.

Окутавший Катарину чувственный туман медленно рассеивался. Она шевельнулась, ее обнаженная нога коснулась его. Лэм лежал на животе без движения, повернувшись к ней лицом. Его глаза были закрыты, темно-золотые ресницы веером лежали на щеках. Она замолчала с нарастающим недоумением. Ну зачем же он это сделал? Почему ушел из нее вот так, именно в этот момент?