Бренда Джойс - Игра

Катарина торжествующе улыбнулась сквозь слезы.

— Я была глупа, если могла думать, что сумею обвести вас вокруг пальца. Но и вы не умнее! Вы поверили, что я вправду могла полюбить сына Шона О'Нила.

Катарина хотела уйти, но замерла на месте от холодных, отрывистых слов:

— Вы сука, Катарина.

Она резко повернулась к нему. Его лицо было искажено яростью.

— Холодная, лживая сука, — повторил он. — Можете отправляться к Хоуку. — Он быстро пошел к двери.

— Уходите! — взвизгнула Катарина, снова разражаясь рыданиями. — Уходите и не возвращайтесь никогда! Надеюсь, вас с вашим проклятым кораблем поглотит пучина! Слышите, Лэм? Слышите?

Он вышел, не отвечая. На следующий день «Клинок морей» поднял паруса. На этот раз он не вернулся.

Январь 1572 года. Ричмонд

Ричмонд был самым теплым из дворцов Елизаветы. Большую часть зимы она обычно проводила здесь. Сейчас в камине ее личных апартаментов пылал огонь. За выходившим на восток окном ветки сбросивших листья деревьев королевского парка гнулись под напором устойчивого ветра. Небо над головой угрожающе потемнело, предвещая бурю. Вдали слышались раскаты грома.

Елизавета только что отослала своих фрейлин и теперь осталась одна. Она получила сообщение от Ормонда, который ехал сюда. Обычно все мысли Тома были поглощены Ирландией, и она готовилась услышать худшее.

Елизавета нервно расхаживала по комнате. Только вчера она признала отпрыска Марии, Джеймса, королем Шотландии. Она в свое время твердо решила, что никогда этого не сделает, но обстоятельства в конце концов вынудили ее пойти на такую крайность. Заговоры против нее в пользу Марии не прекращались, так же как и иностранное вмешательство, и пришло время заменить одного законного монарха другим. Елизавета ощущала на своем горле цепкие пальцы душившего ее страха. Каждый раз, когда рушился чей-то трон, она представляла себя на месте павшего монарха. Ей вовсе не хотелось терять свой трон и голову, что всегда было связано одно с другим.

На каком тонком волоске висела жизнь тех, кто был королем или королевой!

В комнату с шумом ворвался Ормонд.

— Он с ума сошел!

— О ком это вы? — Ее знобило, она вся сжалась. Перро вытеснил Фитцмориса на запад, где он теперь укрывался. Неужели этого папистского фанатика так никогда и не поймают? Проклятый О'Нил так хорошо его снабжал, что он вполне сможет пережить еще одну зиму.

— Я говорю о вашем милом пирате, О'Ниле.

— Что опять он устроил?

— Он напал еще на один корабль, испанский, но направлявшийся не в Ирландию, а в Нидерланды. Это второй корабль, который он захватил за последние недели. А всего в течение месяца он атаковал четыре корабля, включая один с грузом для лордов в Эдинбурге. Он просто взбесился!

Елизавета не знала, верить этому или нет. Ведь раньше Лэм старательно выбирал свои цели. Теперь не так. Он как будто наносил удары вслепую, набрасываясь на каждый встречавшийся ему корабль. А нападать на испанцев, которые платили ему золотом за снабжение Фитцмориса? В этом не было никакого смысла.

— Лэм, должно быть, не в своем уме, — коротко сказала Елизавета. — Раньше он действовал более разумно. А вы как думаете, Том?

— Я думаю, что он — человек без корней. У него нет ни короля, ни родины. Вам следует поднять цену за его голову и молить Всевышнего, чтобы Хоуку удалось его захватить.

— Сыграем в бакгаммон, Катарина? — спросил Ги. Катарина стояла в холле, глядя в узкое окно на снег, засыпавший остров. Вой ветра не прерывался ни на секунду. Она почти не слышала слов подошедшего мальчика и не взглянула на его осунувшееся от беспокойства лицо.

Катарина смотрела в окно, пока у нее не зарябило в глазах. Где-то там, среди этого шторма, плыл по зимнему северному морю проклятый предатель Лэм О'Нил. Она крепче обхватила себя руками, не в силах проглотить застрявший в горле комок.

Она все еще не понимала, была просто не в состоянии понять, как мог Лэм смеяться и ухаживать за ней, как он мог так ненасытно любить ее все эти месяцы, когда он все время тайно обделывал свои дела с Фитцморисом. Насколько же мало он любил ее, если любил вообще.

Со времени его ухода прошло уже почти два месяца, и от него не было никакой весточки. Катарина уговаривала себя оставаться непреклонной. Ей совершенно безразлично, где он и чем занимается. Ей все равно, если его постигнет то, что она ему пожелала, и его корабль сгинет в морской пучине.

— Если не хотите играть, может, тогда почитаете мне, Катарина? — У мальчика был озабоченный вид, и он дернул ее за руку.

Катарина заставила себя улыбнуться, потом нагнулась и поцеловала его в макушку.

— Конечно.

— Я думаю, Ги, что Катарина почитает тебе потом. Катарина повернулась к Макгрегору. Большой шотландец двигался необычно тихо для такого крупного мужчины. Она не слышала, как он подошел. Когда Лэм отправился на своем корабле в море, он оставил Макгрегора здесь. Следить за тем, чтобы она не сбежала с острова? Катарина чуть не засмеялась при этой мысли. Куда она могла поехать? К отцу? К Джону Хоуку? К королеве?

— Леди, я хотел бы поговорить с вами наедине.

Катарина почувствовала, что краснеет. Знает ли он? Нет, решила она, этого не может быть. Она вела себя очень осторожно. Единственным человеком, которому она доверилась, была ее служанка, а Катарина давным-давно взяла с нее клятву молчать.

Катарина сказала Ги:

— Через несколько минут, Ги. Встретимся здесь немного позже.

Ги убежал, и Катарина повернулась к Макгрегору спиной, глядя на несущийся под порывами ветра снег. Неужели этот ветер никогда не прекратится? Он завывал без передышки, совсем как стая затерянных в глуши волков. Как можно было жить на этом острове зимой и не сойти с ума? Казалось, она сама вот-вот потеряет разум. Она пыталась представить себе, каково быть в такую погоду в море, на борту пиратского корабля. Холодно, одиноко и опасно.

— Он никогда не выходил в море в это время года, — сказал Макгрегор за ее спиной.

— Меня это не волнует.

— Вас не волнует, что он мог попасть в плен? Или сесть на мель? Или, хуже того, натолкнуться на рифы во время шторма и утонуть?

Катарина обхватила себя руками.

— Наверняка это предназначено ему судьбой, как и любому кровожадному пирату.

— Он знает? — спросил шотландец.

Катарина со свистом втянула воздух, так громко, что Макгрегор наверняка это слышал. Все же она продолжала глядеть в окно.

— Что вы сказали?

— Ему известно, что у вас будет ребенок?

У Катарины прервалось дыхание. Голова закружилась, и она вдруг почувствовала слабость. Эти ощущения не были для нее новы. Уже несколько недель она время от времени чувствовала головокружение, и ей было трудно дышать. У нее не было опыта в этих делах, но она догадалась, что это давала о себе знать зародившаяся в ней новая жизнь. Она ничего не ответила.

— Леди Катарина, за свои годы я повидал немало женщин, и хотя вы и заслоняетесь этой накидкой, как щитом, я заметил, как вырос ваш живот. Есть и другие признаки. Давайте поговорим откровенно.

Катарина рассерженно повернулась к нему, обхватив себя руками. По ее щекам скатывались слезы.

— Это мой ребенок, а не его.

— Он знает? — настаивал Макгрегор.

— У него нет никаких прав, — закричала она, переполняемая гневом, вспоминая его ужасное предательство. — Никаких!

— Вы мне так и не ответили. Но я не думаю, что он мог вас здесь оставить, если бы знал, как бы он ни был расстроен и разозлен. Когда ребенок должен родиться?

Катарина вызывающе уставилась на него.

— Лэм расстроен? Чтобы расстроиться, нужно иметь сердце, а у него его нет! — Она беззвучно заплакала.

— У Лэма есть сердце, и если вы этого не поняли, значит, вы не та женщина, которая ему нужна, — спокойно сказал Макгрегор.

— Это он мне не нужен! — Она обожгла его взглядом. — Если он умер, то и ладно!

Макгрегор не отвел глаз, и ее поразила глубокая печаль в его взгляде.

— Когда, Катарина?

Катарина сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться,

— Я полагаю, в июле. Уже примерно четыре месяца, может, немного больше.

— В поселке есть повитуха. Я хочу, чтобы она вас осмотрела.

Катарина вдруг почувствовала облегчение, огромное облегчение от того, что ее секрет перестал быть секретом. Все это время она очень боялась. Она была беременна и осталась совсем одна, не смела ни к кому обратиться с вопросом, ни на кого не могла рассчитывать, никому не могла доверять.

— Хорошо, — кивнула она. Ее побледневшие щеки стали приобретать прежний цвет. — И чем скорее, тем лучше.

Южный Гэлуэп, Ирландия

Лэм смотрел на заросший лесом берег дельты с внутренним ощущением подстерегавшей на берегу опасности. За эти два месяца пребывания в море он узнал, что за ним ведется охота. Три раза английские корабли начинали его преследовать, стоило им его заметить. Трижды Лэм успешно уходил от преследователей, обменявшись лишь несколькими пушечными выстрелами.

За ним охотились, чтобы предать суду по обвинению в измене английской короне. Поскольку он и вправду совершил измену, его это ничуть не удивило. Он знал, что в конце концов его игра сведется к этому, и был готов некоторое время вести такую жизнь и успешно избегать преследования.

Теперь ему было все равно. Ему даже нравилось, если кто-то осмеливался гнаться за ним.

Инстинкт подсказывал ему, что не надо сходить на берег, но Лэм спустился в лодку и приказал грести к берегу. Он жаждал схватки все равно с кем, с любым противником — реальным или воображаемым.

Он стиснул зубы. Мысленным взором он видел Катарину. Он не жалел, что не объяснил ей свой план. Скорее был даже рад, что не рассказал, как собирается помочь ее отцу вернуть Десмонд. Пропади она пропадом, стерва. Интриганка. Использовать его, притворяясь, что любит. Стерва.

Он стоял на носу, вглядываясь в приближавшуюся береговую линию. Там не было заметно никаких следов ирландских мятежников, никаких следов Фитцмориса, но теперь его сердце возбужденно колотилось. Он чувствовал опасность, чувствовал готовящееся нападение и радовался этому.

— Приготовьтесь, — негромко сказал он пятерым матросам. — Мы не одни.

Несколько лодок с дюжиной людей подошли к берегу. Матросы, молчаливые и напряженные, выскочили из лодок. Лэм взялся за рукоять меча. Когда он увидел появившихся из-за деревьев солдат и всадников, он расхохотался, откинув голову.

В это мгновение он понял, что ищет смерти, но он собирался погибнуть, сражаясь до самого конца.

Когда сопровождаемая солдатами кавалерия стала спускаться по склону, Лэм понял, что атакующих не так уж и мало — около сотни. Его желание умереть пропало так же быстро, как и появилось. Он должен оставаться в живых, чтобы обеспечить безопасность своих людей. Как ни хотелось ему ринуться в схватку, он не мог допустить бойни.

— Бросьте оружие, — отрывисто сказал он, пряча рапиру в ножны. — Поднимите руки.

Приказ был выполнен без колебаний. Войска с топотом понеслись вниз по склону. Лошади раздували ноздри, прижав уши. Солдаты размахивали рапирами. В последний момент кавалерия резко остановилась, окружив их со всех сторон и отрезав путь отступления к лодкам. Когда Лэм увидел впереди всех Джона Хоука на черном жеребце, его глаза широко раскрылись. Лицо Хоука медленно расплылось в улыбке.

Удивление Лэма пропало, и он про себя восхитился Бет. Тем, что она догадалась выслать против него человека, который больше всех был в этом заинтересован. Его ладонь снова коснулась рукояти оружия.

Хоук подъехал ближе.

— Сдаетесь без боя, О'Нил?

— Хотите, чтобы я сопротивлялся? — спокойно спросил Лэм. Ему представилась соблазнительная полуобнаженная Катарина, ожидающая Хоука в спальне Барби-холла в их брачную ночь. Интересно, развелся с ней Хоук или нет? Он сказал себе, что ему все равно. Если Хоуку она все еще нужна, пусть забирает.

— Отлично знаете, что хочу, — негромко сказал Хоук, не отводя взгляда.

Лэм больше не желал смерти, но перед ним наконец стоял реальный противник, с которым можно схватиться. Он улыбнулся:

— Давайте, Хоук. Посмотрим, кто кого. Хоук соскользнул с лошади.

— Вы, наверное, собираетесь отомстить за Катарину? — поддразнил Лэм. — Конечно, вы хотите убить меня за все те долгие ночи, которые она с такой охотой провела в моей постели?

Хоук застыл. Он побледнел и выхватил рапиру из ножен.

— Ублюдок. Не сомневайтесь, что я насажу вашу голову на острие копья.

Лэм удовлетворенно расхохотался и тоже вытащил рапиру. Они обменялись первыми пробными ударами, каждый парируя выпады другого, потом ненадолго замерли, скрестив оружие, и, как два сцепившихся рогами оленя, отскочили.

Сталь снова зазвенела. Они сходились и расходились. Никто не имел преимущества, потому что оба были одинаково быстры. Они тяжело дышали, глядя друг на друга с убийственным выражением.