– Вопросы здесь задаю я, а не ты, Триша. Прекрати финтить и изворачиваться, как это всегда делал твой отец, – сердито ответила Лес. – Ты спала с Раулем?

– Нет! – взорвавшись, крикнула Триша, затем помолчала немного, стоя в центре комнаты и туго охватив свои плечи руками. – Но это не потому, что я не хотела. Я сделала большую глупость, – призналась она более спокойно. – Не стану огорчать тебя подробностями, но… Рауль не принял моего предложения.

– Слава Богу, – пробормотала Лес, испытывая большее облегчение, чем сама ожидала.

– После того как я пережила такие боль и обиду, я просто стала желать его еще больше. Он проявил заботу обо мне, иначе он… пошел бы до конца. Думаю, вся беда в том, что я богата, а он нет. Понимаешь, что я хочу сказать? Взгляни-ка на этот чудовищный дом. В большинстве комнат можно стрелять из пушки и не попасть ни во что, кроме стен. – Триша с критическим отвращением обвела взглядом комнату. – Это и есть прославленный латиноамериканский мачизм. Он считает, что женщину должно быть видно, но не слышно, что жены обязаны оставаться дома с детьми. Очень трудно пробиться через эту его проклятую мужскую гордость.

– Вслушайся сама в свои слова, Триша. Быть женой – это совсем не то, чего тебе хочется, – убеждающе произнесла Лес. – Ты говорила мне, что хочешь быть юристом – женщиной, делающей карьеру. Ты хотела, чтобы твоя жизнь имела смысл и значительность. Ты хотела быть кем-то большим, чем жена при муже, воспитывающая его детей и заботящаяся о его доме. Даже если ты сможешь добиться Рауля, между вами все равно никогда не будет согласия. Ему слишком много лет, чтобы он мог изменить отношение к жизни. Он слишком стар для тебя.

– Лес, ты даже не пытаешься понять меня, – гневно заявила Триша. – Я люблю его. Когда кого-нибудь любишь, то сможешь добиться чего угодно.

– Нет, Триша, ты не сможешь. Твой отец и я любили друг друга, но так и не смогли сделать свой брак удачным. Мы были слишком разными. Единственное, что нас объединяло, – это ты и Роб.

– У нас все по-другому.

– По-другому ли? Я даже не уверена, что ты любишь его. Рауль для тебя – всего лишь вызов, человек, взаимности которого ты не можешь добиться, а потому так и желаешь его сейчас.

– О, нет, – заявила Триша, решительно тряхнув головой. – Предположим, что мое воображение действительно играет со мной в глупые игры, но когда Рауль поцеловал меня, чувство было настоящим.

На мгновение Лес подумала, что отношения, о которых говорит Триша, – односторонние и у дочери нет ничего, на чем могли бы основываться ее надежды. Но, очевидно, это не так. Впрочем, как бы то ни было, еще есть время остановить этот злополучный роман, пока он не зашел слишком далеко.

– Я не собираюсь позволять тебе сделать ту же ошибку, что и я, – сказала она.

– Не вмешивайся в мои дела, Лес. Я говорю совершенно серьезно, – предупредила Триша. – Это моя жизнь, а не твоя. Если тебе хочется поступать как настоящая мать, то радуйся, что я нашла человека, которого полюбила. А если мое сердце будет разбито, то постарайся быть рядом, чтобы помочь мне снова обрести веру в себя. Но только не мешай мне.

Это умный и логичный совет, подумала Лес, медленно вставая и направляясь к двери, ведущей в ее комнату. На пороге она остановилась и оглянулась на Тришу.

– Ты просишь меня просто наблюдать за тем, как ты идешь навстречу мчащемуся автомобилю, и ждать, чтобы посмотреть, сшибет он тебя или нет. Скажи, много ли матерей смогут это сделать?

Она прошла в дверь и закрыла ее за собой.

20

Занятия начались в понедельник.

После трех дней, проведенных на боковой линии, Лес начала понимать смысл глубоких и всесторонних инструкций, которые давались ученикам. Кроме Рауля, с группой работали два профессиональных игрока, оба аргентинцы. Иногда у Лес создавалось впечатление, что Рауль не одобряет ее присутствия на тренировках, считая ее кем-то вроде чрезмерно заботливой мамаши, однако он ни разу ничего ей не сказал.

Вместе с тем ее решительно не допускали на разборы, которые проводились после тренировок в конце каждого дня. Все, ученики и тренеры, собирались в комнате для игр за закрытыми дверями. Туда не позволялось входить никому, кроме Анны или еще нескольких девушек, помогавших на кухне, которые приносили мужчинам, обсуждавшим последнее занятие на поле, пиво или мате со льдом. В среду разбор продолжался три часа. Он длился бы и дольше, как рассказал матери Роб, но Эктор объявил, что обед готов.

Роб сказал, что они обсуждали главным образом стратегию игры и позиции игроков. Зеленая поверхность бильярдного стола становилась моделью поля для поло, а шары использовались, чтобы обозначать игроков. Разбирались ошибки, которые ученики сделали во время сегодняшней игры, и тренеры показывали, как следовало правильно действовать.

Это ежевечерняя рутина была для Лес несколько неожиданной. До начала занятий она почти ожидала, что и во время курса обучения будут повторяться общие развлечения, вроде тех, что устраивались в воскресенье. Но все три вечера Рауль после обеда просил у присутствующих извинения и уходил в свой кабинет, где совещался около часа с двумя другими инструкторами, а затем оставался, чтобы поработать над какими-то бумагами. В среду вечером Триша прошла к нему в кабинет, но оставалась там недолго. И все же Лес насторожил довольный вид, с каким дочь выходила от Рауля.

В четверг облака, все утро висевшие над estancia, наконец разразились дождем. Ливень зарядил надолго. Земля была слишком ровной, чтобы вода могла стекать куда-либо, и потому шесть футов верхнего слоя почвы пампы, как губка, впитывали в себя падающий с неба дождь.

Размокшая земля скользила под ногами, когда Лес шла по грязной кромке дороги, ведущей в конюшни. Струи проливного дождя падали отвесно, барабаня по зонтику, которым она прикрывалась. Лес услышала шлепающие по грязи быстрые шаги и подняла глаза. Навстречу бежал рысцой Дюк Совайн, втянув голову в плечи, чтобы вода не текла с широких полей его покрытой пластиком стетсоновской шляпы за высоко поднятый воротник.

Увидев Лес, он приостановился.

– Если вы ищете Тришу, то она в конюшне с Раулем.

– А где Роб?

После спора с дочерью Лес меньше всего хотелось столкнуться с Тришей и Раулем, когда они находятся вместе. Триша ни за что не поверит, что это вышло случайно. До сегодняшнего дня Лес подбадривала мысль, что строгий порядок, заведенный в школе, не позволит Трише часто видеться с Раулем. А время уже истекало. На следующей неделе Трише придется уехать в университет, и тогда их будет разделять чуть ли ни полсвета. И Лес надеялась, что все это постепенно забудется: с глаз долой, из сердца вон – в конечном счете и для нее самой тоже.

– Роб? – Дюк плотнее вжал голову в воротник своей ветровки. – Кажется, в яме для поло. Ваш сын по-настоящему отдается спорту. Тренируется при любом случае, который только подворачивается.

– Знаю. – Лес очень этим гордилась. – Ну, всего доброго. Еще увидимся. И смотрите не промокните, – посоветовала Лес из-под сухого укрытия зонтика.

– Спасибо за совет, – насмешливо поблагодарил Дюк и припустился оскользающейся рысью к дому.

Лес продолжила свой путь по грязной обочине дороги и обошла конюшню стороной, хотя и не отводила от нее взгляда. Рауль и Триша находились в одном из этих длинных низких строений. Она ускорила шаг, изо всех сил стараясь не попасться им на глаза.

В estancia были две ямы для отработки бросков. Одна из них находилась снаружи, а вторая – в закрытом помещении, чтобы ее можно было использовать в плохую погоду. Лес направилась к небольшому зданию в самом конце ряда конюшенных строений, где дорога круто сворачивала в сторону.

Войдя через боковую дверь, она услышала, как мяч гулко ударил в оградительную сетку ямы, а затем покатился назад. По проржавевшей железной крыше стучал дождь. Лес закрыла зонтик и поставила его к стене около двери.

Прямоугольная яма для поло была окружена сеткой из проволоки, растянутой между четырьмя угловыми столбами. Нижняя часть ограждения была укреплена двойным слоем сетки и прикрыта тканью для смягчения ударов. Примерно на половине высоты столбов сетка закруглялась к центру, чтобы возвращать мяч назад. Пол ямы шел под уклоном вниз к площадке размером приблизительно восемь на десять футов. В центре ее стояла деревянная лошадь. Четыре деревянные ноги-подпорки поддерживали туловище в форме бочонка. Голову лошади заменяла доска. Яму окружала дорожка шириной фута в три. Отсюда инструктор мог наблюдать за тем, как тренируется всадник на деревянной лошади.

Остановившись около сетки, Лес посмотрела в центр углубления, расположенного на полтора фута ниже дорожки. Роб стоял на полу возле деревянной лошади и, держа клюшку под мышкой, связывал концы хлопчатобумажной ленты, привязанной к заменяющей конскую голову доске.

– Ты опять слишком сильно дернул поводья? – спросила Лес.

Лента сразу же рвалась при любом сильном натяжении или рывке. Таким образом при тренировке имитировался нежелательный рывок поводьев, рвущий рот лошади, при ударе всадника по мячу.

– Да, – проворчал Роб, взбираясь в седло, привязанное к деревянному лошадиному торсу. – Я никак не могу провести свинг вправо по мячу, находящемуся впереди слева.

– Ты выворачиваешь запястье, когда бьешь? – Лес обошла вокруг ямы, чтобы встать слева от сына и видеть, как он проводит удар.

– Да, но я по-прежнему продолжаю дергать поводья. Мне приходится уже в четвертый раз перевязывать эти проклятые ленты.

Он подтолкнул мяч в положение с левой стороны, затем приподнялся на стременах, готовясь к удару и занес правую руку с клюшкой, изогнув ее над головой.

Лес наблюдала, как он проводит свинг.

– На этот раз поводья висят слишком свободно. У тебя нет контакта с лошадью. И думаю, что ты поднимаешь руку недостаточно высоко. Нужно, чтобы рука находилась на одном уровне с левой щекой. А голова должна поворачиваться в том же направлении, в каком ты бьешь.

Роб попробовал ударить еще раз.

– Так лучше. Теперь подтолкни мяч вперед, чтобы он скатился под уклон и ты смог бы ударить по нему, когда мяч накатывается на тебя.

Роб повторял удар вновь и вновь, а Лес продолжала наблюдать за ним. Наконец поводья порвались в шестой раз, и она увидела, как по лицу сына разливается выражение разочарования.

– Роб, ты становишься слишком напряженным. Отдохни. Попробуй какой-нибудь простой удар вперед, а затем мы опять вернемся к свингу вправо, – предложила Лес, когда Роб спрыгнул с седла, чтобы связать поводья.

– Нет! Мне кажется, у меня вот-вот получится.

Хлопчатобумажная лента с каждым новым узлом становилась все короче и короче.

Когда она была вновь связана, Роб упрямо уселся в седло и начал отрабатывать все основные удары сначала. Иногда он бил по мячу, когда тот катился навстречу его лошади, иногда давал ему прокатиться мимо и вернуться обратно, а затем уже ударял по нему клюшкой, как если бы получил передачу от товарища по команде.

Светильник, прикрепленный в центре под потолком двускатной крыши, бросал свет в основном на деревянную лошадь и всадника и оставлял дорожку вокруг ямы и стены в тени. Когда боковая дверь открылась, высокая фигура вошедшего человека обрисовалась силуэтом на фоне серого дождя. Дверь захлопнулась, и вошедшего не стало видно. Через пару секунд от вышел из тени, стряхивая с себя дождевые капли. Их с Лес разделяли две стены из густой сетки, и через эту вуаль она лишь смутно разглядела Рауля. Он ее не замечал, и Лес не хотела привлекать его внимания. Роб послал мяч вперед мощным передним свингом, и белый шарик с силой ударился о мешковину защитного ограждения.

– Я думал, что вы собираетесь отрабатывать удары по мячу в позиции впереди слева, – нахмурился Рауль.

– Я делал это. Я отрабатывал. Но я не мог соединить все элементы удара вместе, и Лес предложила мне, чтобы я переключился на что-нибудь другое.

Как только Роб упомянул ее имя, Рауль сощурился и обвел глазами помещение, отыскивая Лес взглядом. Он, казалось, даже выпрямился, расправив все шесть футов своего роста.

– Попробуйте еще раз, – приказал он, и на скулах его заиграли желваки, когда Роб бросил быстрый взгляд на мать.

– Ладно.

Роб перекатил мяч по левую сторону деревянного скакуна.

Лес, напрягшись, наблюдала, как Рауль шагает по дорожке, окружающей яму, но до того места, где она стояла, он не дошел. Вместо этого Рауль остановился за сетчатым заграждением прямо впереди лошади и стал молча наблюдать, как Роб бьет по мячу.

– Вы слишком сильно поворачиваете корпус, – констатировал он. – Попрактикуйтесь, отрабатывая свинг медленным движением. Забудьте про мяч. Вы чувствуете, когда у вас начинает двигаться рука, в которой вы держите поводья?

– Да. – Роб откинулся назад в седле.