– Злость у него скоро пройдет, – попытался успокоить ее Рауль.
Но это ее мало убедило.
– Я беспокоюсь за него, – приглушенно проговорила Лес, уткнувшись лицом в свои сжатые в кулаки пальцы, лежащие на груди Рауля. – Он был так зол, когда выбежал из номера. Как ты думаешь, что он может сделать? Он совсем не знает города. Он не может даже говорить по-испански.
Она высвободилась из объятий Рауля и направилась в спальню.
– Я должна найти его.
Рауль схватил ее за запястье.
– Где ты будешь его искать?
– Не знаю. Но с ним может Бог знает что случиться. Мне надо разыскать его, – стояла на своем Лес. – Ты сам видел, в каком он был состоянии. Я не могу допустить, чтобы он бродил по улицам незнакомого города.
– А я не могу позволить тебе бродить по улицам, разыскивая его, – заявил Рауль. – Скорее всего он направился в поло-клуб.
– О да! – Лес с радостью ухватилась за это логическое предположение.
– Оставайся здесь на тот случай, если он вернется, а я съезжу и посмотрю, там ли он.
С этим разумным предложением Лес не могла спорить и неохотно согласилась.
– Ты позвонишь мне, если найдешь его?
– Ну конечно, – пообещал Рауль.
Однако ожидание показалось ей адом. Минуты тянулись за минутами, час шел за часом, а Рауль позвонил всего лишь однажды, чтобы сообщить, что в клубе Роба никто не видел и что он собирается проверить еще один поло-клуб. Лес чуть не лишилась рассудка от тревоги, гадая, что с Робом. То ей представлялось, что он попал под автомобиль, то – что он ввязался в уличную драку… В тысячный раз она жалела, что ответила ему так резко, что не подождала, пока не пройдут охватившие сына обида и негодование, а затем уже не попыталась убедить его… Каждый раз, когда она слышала, как на их этаже останавливается лифт и в коридоре раздаются шаги, она замирала в надежде, что это Роб, но всякий раз звук шагов затихал в отдалении от ее двери.
За окном начали сгущаться сумерки, и висящая над городом дымка окрасилась в багрово-розовый цвет. На серых бетонных громадах зданий то здесь, то там вспыхивали огоньками окна, а внизу, предвосхищая наступающую тьму, ярко засверкали цепочки уличных фонарей, выстроившихся вдоль широких проспектов. Лес стояла у окна, глядя, как по улицам течет мерцающей огненной рекой сгустившийся к вечеру поток автомобилей с зажженными фарами.
Ее уши напряженно ловили каждый звук, но единственное, что ей удавалось услышать, – томительную тишину, царящую в комнате. И вдруг в замке щелкнул, поворачиваясь, ключ. Лес резко обернулась к двери. В ней разом вспыхнула надежда: вернулся Роб. И тут же сменилась опасением: скорее всего Рауль.
Дверь открылась. Беспечно и бодро шагая, в комнату ввалился Роб. И Лес охватило безмерное облегчение. Она двинулась навстречу сыну.
– Роб, где ты был? Я так волновалась за тебя. С тобой все в порядке?
Она беспокойно осматривала его: не видно ли на мальчике синяков или каких-нибудь повреждений.
– Я как огурчик, честно, – проговорил Роб со сверкающей улыбкой.
Все его поведение совершенно переменилось. Гнев и горечь пропали. Лес ожидала, что Роб вернется угрюмым и неприступным, но от так и светился весельем и добродушием.
– Ты выпил, Роб?
– Только стаканчик пива…
Должно быть, он заметил недоверие матери.
– Думаешь, я пьян? Что ты хочешь, чтобы я сделал – прочитал скороговорку: «На дворе трава, на траве – дрова», или встал на одной ноге, закрыл глаза и коснулся пальцем носа? – Роб говорил ясно и отчетливо, а координация движений явно была ненарушенной.
– Где ты был все это время? Что ты делал? – спросила сбитая с толку Лес.
– Поймал такси и поехал проведать Тони. Мне пришлось оставить свой автограф на гипсовой повязке на его руке. Он завтра придет смотреть матчи по поло, так что ты сможешь увидеть мою подпись своими глазами, – выдвинул еще одно доказательство Роб, а затем широкими шагами прошествовал на середину гостиной. – Я очень много думал, когда ушел отсюда. – Он умолк и бросил на мать сияющий взгляд. – Это просто удивительно, насколько теперь для меня все стало ясным. Не могу понять, почему я не видел этого раньше. Точно так же, как у тебя нет права приказывать мне, что я должен или чего не должен делать или с кем дружить, а с кем не дружить, так и у меня самого нет права приказывать тебе. Это не твое дело, чем я занимаюсь, оставаясь один. Полагаю, что и не мое дело вмешиваться в то, чем занимаешься ты…
Лес не знала, что и подумать об этой полной перемене взглядов.
– Роб, ты в самом деле так считаешь?
– Эй, я уж совсем было зарвался. Я это признаю. У меня не было никакого права выходить из себя и вести себя так, как я вел.
Он говорил так искренно, что невозможно было усомниться в его чувствах, и все же Лес не оставляло смутное ощущение: за этим внезапным и полным перевоплощением скрывается что-то такое, в чем она пока не может разобраться. Но она гнала подозрения, убеждая себя: главное – сын переменил свое отношение к ней, а что именно послужило тому причиной – это не имеет совершенно никакого значения.
– Я рада, что ты так считаешь. Я…
Ее прервал новый щелчок ключа, поворачивающегося в замке. Секундой позже в комнату с мрачным видом вошел Рауль. Заметив Роба, стоящего рядом с Лес, он замедлил шаг.
– Роб пришел всего несколько минут назад, – объяснила Лес.
– Ваша матушка беспокоилась за вас, – заметил Рауль с легким упреком.
– Она мне сказала.
И хотя Лес пристально наблюдала за Робом, – ей хотелось знать, как поведет себя сын в присутствии Рауля, – она не заметила в выражении его лица почти никаких изменений. Он оставался таким же невозмутимым и уверенным в себе. Не появилось даже малейшего намека на неприязнь или обиду. Роб вел себя как равный с человеком, который был его наставником и любовником его матери.
– Роб ездил проведать Тони, – объяснила Лес Раулю и замолчала в нерешительности. Приняв наконец решение, она подошла к своему возлюбленному и взяла его под руку. – Думаю, Роб, что тебе надо знать: когда Рауль на следующей неделе приедет во Флориду, он остановится у нас дома.
Прежде она собиралась известить об этом сына во время полета домой, но, кажется, лучше рассказать обо всем прямо сейчас.
Роб посмотрел на Рауля, и на его лице промелькнуло какое-то странное выражение.
– Полагаю, это означает, что он расположится в бывшей комнате отца?
– На самом деле, Роб, он будет жить в моей комнате.
Роб безразлично пожал плечами.
– Лес, как я уже сказал, ты не имеешь права приказывать мне, как устраивать свою жизнь, а у меня нет права диктовать тебе, как устраивать твою. – Он сунул руки в карманы ветровки. – Пойду-ка я, пожалуй, приведу себя в порядок перед обедом.
Он прошел в свою комнату и закрыл за собой дверь. Лес пристально смотрела ему вслед. Ее пальцы с силой сжали руку Рауля.
– Как странно, не правда ли?
Ее поражало, как быстро переменилось отношение сына к ее связи с Раулем.
– Si, очень странно.
– Я всегда знала, что рано или поздно он успокоится и примет все, как оно есть… Но какое облегчение, что это наконец-то произошло!
Лес не вполне представляла себя, как бы ей пришлось поступить, если бы против нее восстали оба ее ребенка. С тех пор как она написала то письмо Трише, от дочери не было никаких вестей. Лес еще предстоит нелегкое выяснение отношений с нею, когда та вернется во Флориду. Но, по крайней мере, сейчас хоть Роб на ее стороне.
ЧАСТЬ IV
26
По возвращении из Аргентины Лес ждало письмо от Триши. Она быстро пробежала глазами короткое, чопорное послание, затем перечитала его еще раз, на этот раз медленно. Письмо было резко критическим и неодобрительным,
Лес попыталась было утешить себя тем, что дочь отреагировала именно так, как и следовало ожидать, но от этого ей не стало легче. Заканчивалось послание холодным и резким заявлением: «Собираюсь в эти выходные приехать домой». Лес долго смотрела на эту строчку, думая о том, что в пятницу должен приехать Рауль. Как поведет себя Триша, неожиданно для себя столкнувшись с ним в родительском доме? Вздохнув, Лес сложила письмо и сунула его обратно в конверт. До встречи с дочерью – еще несколько дней, а пока надо подумать о делах, накопившихся за время ее отсутствия.
Свидание с Тришей было не единственным ожидавшим Лес испытанием. Сразу же после приезда она позвонила Одре и ухитрилась отложить встречу с ней до конца недели, жалуясь на усталость с дороги, на завал корреспонденции и всяческой работы, требующей времени и внимания. Однако то, что эта встреча будет нелегкой, было для нее ясно.
Когда Лес сообщила Эмме Сандерсон, что Рауль остановится у них дома и будет жить у нее, на втором этаже, секретарь даже глазом не моргнула. Лес не обнаружила в выражении ее лица ни намека на одобрение или неодобрение. Разумеется, она никогда не спрашивала мнения Эммы о своих делах, и маловероятно, чтобы та добровольно вызвалась его высказывать. И все же Эмма была настолько предана Эндрю, что в душе она, разумеется, молчаливо осуждала свою хозяйку. Что же касается до матери, то Лес сомневалась, чтобы Одра оказалась настолько же сдержанна.
– Ты из семьи Кинкейдов! Думаю, тебе надо подумать о приличиях, прежде чем вступать в такую безвкусную любовную связь, – неодобрительно заявила шокированная Одра Кинкейд, когда Лес наконец обрушила на мать свою маленькую бомбу. – Одно дело – завязать с этим игроком в поло тайную интрижку. Но совсем другое – допустить, чтобы он жил под одной с тобой крышей… и спал в твоей постели. Невозможно представить, чтобы хоть одна женщина из нашей семьи жила бы с мужчиной без святого таинства брака! Я бы ни за что в жизни не пошла на такое!
– О да, Одра, я уверена, что ты никогда бы так не поступила, – сухо согласилась Лес.
Она могла с точностью предсказать, как отнесется мать к ее сообщению. Дело не в том, что Одра придерживается старомодных взглядов. Она могла исповедовать чрезвычайно свободный образ мыслей во всем, за исключением одного, – тех случаев, когда дело касалось правил поведения Кинкейдов в обществе.
Зато Мэри неожиданно встала на сторону сестры и бурно приветствовала ее экстравагантное сообщение.
– Думаю, это чудесно! Наконец-то мы опять видим прежнюю дерзкую и смелую Лес. Просто дождаться не могу, когда мы познакомимся с ним.
– Познакомишься очень скоро. Отсюда я еду прямо в аэропорт, чтобы встретить Рауля.
Именно поэтому Лес не стала откладывать на потом разговор с Одрой, понимая, что после приезда ее возлюбленного «подходящий» момент для объяснений с матерью так никогда и не наступит.
– Только не вздумай, Мэри, нагрянуть к нам сегодня вечером, – добавила она.
– Мэри, как ты можешь так ей потворствовать? – с негодованием спросила Одра.
– Это ее жизнь. Она должна жить так, как сама считает нужным, а не по твоей указке, Одра, – сказала Мэри.
Ай да Мэри! Она говорит с матерью не как дочь, а как нежная, но строгая родительница.
– Запомни мои слова – она еще пожалеет об этом! – воскликнула Одра, всем своим видом давая понять дочерям, что разговор на эту тему закончен. Она, как всегда, оказалась на высоте: одновременно выказала свое неодобрение и показала, что умывает руки, не отвечая за последствия неразумного и неприличного поведения дочери.
Мэри переглянулась с Лес и пожала плечами: чего другого можно было ожидать… Обе они улыбнулись. Однако Лес припомнились слова, только что произнесенные сестрой, – наконец-то вернулась «прежняя дерзкая и смелая Лес». Дерзкая и смелая? Может быть, она и в самом деле вела себя так, но это было впервые в жизни – в сорок два-то года! – когда она на самом деле бросила вызов и открыто не повиновалась матери.
Больше они к этому не возвращались. Через полчаса Лес уже мчалась в автомобиле от дома матери, стоящего на берегу океана, к аэропорту. Когда она добралась туда, оказалось, что самолет Рауля уже приземлился, и Лес направилась прямо к выходу из таможенного отделения.
С тех пор как они виделись в последний раз, прошла неделя, но промелькнула она как один день. Накопилась такая куча дел и столь многое надо было уладить, что время текло незаметно. А вот теперь минуты тянулись невыносимо медленно. Лес одолевало лихорадочное нетерпение – ей хотелось поскорее увидеть Рауля, и одновременно она испытывала смутную неловкость. Может, она действует слишком поспешно? Может быть, она так стремительно бросилась от замужества к любовной связи, не дав себе времени разобраться, чего в действительности хочет. Только потому, что так еще и не научилась жить самостоятельно, не опираясь ни на кого другого…
Однако все ее сомнения разом исчезли, когда в двери таможни показался Рауль – высокий и притягательный, с голубыми глазами, глядящими из-под черных ресниц только на нее одну. Лес без колебаний бросилась в его объятия и почувствовала, как губы Рауля прижались к ее губам в быстром и крепком поцелуе. Когда он наконец поднял голову, Лес затопило горячее, опьяняющее чувство.
"Игра до победы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Игра до победы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Игра до победы" друзьям в соцсетях.