Элизабет Торнтон - Игра или страсть?

Его шутливый выговор был воспринят без обид.

– Ты же знаешь, – сказала Теодора, – что я бы никому не позволила сесть на Молнию, пока Джон ее не обучит. – И пояснила, обращаясь к Марион: – Джон Форрест – мой тренер и управляющий!

– Ну, с Молнией у него хлопот явно прибавится, – заметил Брэнд. – Норов у нее будь здоров.

Теодора улыбнулась:

– Если Джон говорит, что ее можно объездить, значит, это так. Она даст сто очков вперед жеребцам Фицаланов. А когда придет время ее крыть, поверьте, я никого из них и близко к ней не подпущу.

Марион на ум отчего-то пришли не жеребцы, а мужчины Фицаланы. Взгляд на Теодору убедил ее, что это была завуалированная насмешка, которую все понимали, но никто, и меньше всех Теодора, не находил забавной.

Брэнд заметил:

– Я правильно расслышал, Клэрис? Когда я вошел, ты говорила что-то насчет привидения в Прайори?

– Впервые о таком слышу, – сказала Теодора.

– Это был наш секрет, – ответила Клэрис. – Наш с Марион. Детская шалость, которая казалась нам тогда ужасно страшной, но теперь выглядит забавной.

Брэнд взглянул на Марион:

– Я бы хотел услышать, что произошло. Марион беспомощно пожала плечами:

– Я не помню. Клэрис как раз собиралась рассказать, как все было, когда пришли вы с леди Теодорой.

– Рассказывать особенно нечего. – Клэрис взглянула на Марион и стала рассказывать: – Мы были убеждены, что по ночам по земле Прайори бродит привидение одного из монахов. Я как-то мельком видела его с фонарем в руке из окна своей спальни. Короче говоря, мы с Марион решили покараулить, когда все лягут спать. Поэтому спрятались на кафедре трапезной…

– Трапезной? – переспросила Эмили.

– Там монахи принимали пищу. Кафедра – это все, что осталось от трапезной. Это приблизительно на полпути между Прайори и Тисовым коттеджем. И вот мы сидим, хихикающие и в то же время дрожащие от страха, а из-за деревьев появляется монах, во всяком случае, мы так подумали. – Клэрис усмехнулась, вспоминая. – Нас охватил такой ужас, что мы пулей понеслись домой, я – в Прайори, а Марион – в коттедж. Конечно же, не было никакого привидения. – Она взглянула на Марион. – И как это мы не сообразили? У нашего привидения был фонарь, помнишь? Какое же уважающее себя привидение ходит с фонарем?

Марион кивнула:

– Да, я начинаю припоминать. Теодора резко заметила:

– Вам повезло, что вас не увидел какой-нибудь контрабандист или браконьер, вас просто могли застрелить.

В своей непринужденной манере вмешался Брэнд:

– Ну, не так близко от дома, Тео. Браконьеры не настолько глупы, чтобы стрелять рядом с Прайори. И я не верю, что контрабандист расхаживал бы с фонарем в руках.

Теодора рассмеялась.

– Контрабандисты в этих местах ничего и никого не боятся. Да и с чего бы? Ни у кого нет желания мешать их торговле, меньше всего у мирового судьи. Кто же тогда будет снабжать нас превосходным французским бренди, если не контрабандисты?

Легкая улыбка тронула губы Брэнда.

– Ты хочешь сказать, что никто не хочет платить слишком высокую пошлину?

– Именно.

Эмили с удивлением уставилась на Марион.

– А сколько вам было лет? – спросила она.

– Лет семь, полагаю, – ответила Марион, – или восемь.

– И вы выходили из дома ночью? На этот раз ответила Клэрис:

– Ваша тетя Эдвина рано ложилась спать, а моя семья не заметила бы и моего недельного отсутствия.

– Я поражена, – сказала Эмили, все еще глядя на Марион. Не могу представить тебя охотящейся за привидением, когда все спят. Это так на тебя не похоже.

– О, у нее бывают минуты взлета, – заметил Брэнд. Марион невозмутимо улыбнулась:

– Не хотите ли еще чаю?

Вернувшись в Прайори, Теодора сразу же отправилась в конюшни посмотреть на Молнию. Мерин ее мужа уже был в стойле. Она кивнула конюху и подошла к управляющему.

Джон Форрест поднял глаза и улыбнулся. Он выглядел моложе своих шестидесяти лет и был худощавого, спортивного сложения.

– Итак, – сказала Теодора, – Роберт дома.

– Последние полчаса, – ответил Форрест.

Теодора кивнула. Ее муж заботился о своих животных не лучше, чем кукушка о кукушатах. На ее взгляд, настоящий джентльмен проверяется тем, как он заботится о своих лошадях. Теодора сомневалась, что он вспомнит, для чего нужна скребница, даже если она приставит дуло к его голове. Зато оказавшись в комнате, где полно красивых женщин, он меняется как по волшебству. В уроках флирта он явно не нуждается. Без сомнения, он сидит сейчас в кресле со стаканом бренди в руках и читает Овидия. И мерина назвал в честь любимого поэта.

Овидий тихонько заржал, когда она подошла к нему. Форрест щелкнул пальцами, и один из конюшенных подбежал с кусочком яблока, которое Теодора скормила мерину, бормоча ласковые слова.

Обращаясь к Форресту, она сказала:

– Ты, похоже, на короткой ноге с графом Бречином. Ты ведь не собираешься покинуть меня, а, Джон?

Его брови взлетели вверх.

– Вы же прекрасно знаете, что нет, миледи. С графом Бречином интересно поговорить. Кроме того, – продолжил Форрест, – я уже слишком стар, чтобы что-то менять в своей жизни. Я не смогу привыкнуть к новому хозяину.

Первый день в Лонгбери оказался ужасно утомительным, поэтому Марион не удивилась, когда Феба безоговорочно отправилась в постель. В коттедже Феба сразу почувствовала себя как дома, а теперь еще и нашла подругу.

Как и Феба, Флора была сиротой. Полгода она жила с Теодорой в Прайори, полгода – с другой тетей в предместье Лондона. По словам Клэрис, Теодора предоставляла девочке полную свободу.

По мнению Марион, это было не совсем правильно, но девочка очень располагала к себе. Флора была заводилой с мальчишескими ухватками, а именно такая подруга и требовалась Фебе, чтобы оторвать ее от книг.

Марион с Эмили немного почитали, тихо сидя в гостиной перед камином. Марион пыталась вникнуть в содержание книги, но ее мысли то и дело возвращались к Клэрис, к привидению Прайори и, по какой-то непонятной причине, к Ханне.

Возможно ли, что Ханна сбежала с мужчиной? Вполне возможно. Мужчина, разумеется, был неподходящий, во всяком случае, по мнению мамы и Эдвины. Не из-за этого ли возникла ссора, которую она помнила? Бедная Ханна. Должно быть, она была в отчаянном положении, если отказалась от всего – от дома, от семьи, от своего места в обществе. Может, была безумно влюблена.

Растревоженная, она отложила книгу.

Эмили пошла наверх, а Марион со свечой в руке стала обходить комнату за комнатой, чтобы убедиться, что все окна и двери заперты. Она уже собралась погасить лампу на кухне, когда услышала легкий стук в заднюю дверь. Сердце подскочило к горлу.

– Я знаю, что вы там, Марион. – Это был голос Брэнда. – Я увидел вашу тень в окне.

Она открыла дверь с решительным намерением отчитать его за то, что он напугал ее, но когда увидела его в дверях, такого высокого, с блестящими от дождя темными волосами и улыбкой на губах, все мысли вылетели из ее головы, кроме одной. Все у них могло бы быть по-другому, если б только…

Улыбка слетела с его лица.

– Что такое, Марион? Почему вы так смотрите? Намеренно холодным тоном она произнесла:

– А откуда вы узнали, что это моя тень? Это вполне могла быть Эмили.

– Ваш профиль. Я узнаю его повсюду.

Его безыскусный комплимент согрел ей сердце, но лишь на мгновение. С Брэндом надо держать ухо востро. Она постаралась придать голосу прозаичности:

– Что привело вас сюда в такой поздний час?

– Еще только десять. И можете не притворяться. Я же вижу по вашему лицу, что вас что-то расстроило, и хочу знать что.

Она коротко сказала:

– Я устала. День был таким длинным. Я собиралась идти спать.

Она ясно давала понять, что его поздний визит оказался совсем некстати, но он шагнул через порог и вынудил ее отступить на шаг.

– Там дождь, – печально сказал он. – Не возражаете, если я присяду?

– А разве мои возражения имеют значение?

– Нет, потому что вы не всегда говорите то, что имеете в виду. – Она оцепенела, но он не дал ей ответить. Эдвина, – продолжал он, – обычно предлагала мне бренди, когда я заглядывал к ней вечерком, чтобы поболтать о том, о сем и убедиться, что у нее все нормально.

Эти слова притушили ее злость. У Брэнда есть все основания ожидать, что племянницы Эдвины будут относиться к нему со всем уважением.

– Сожалею, – сказала она, – но у нас нет бренди.

– О, вы найдете бренди в кладовой, в глиняном кувшине с надписью «Барли». Он контрабандный, разумеется, но Эдвину это не волновало. Она считала своим патриотическим долгом поддерживать контрабандную торговлю хотя бы для того, чтобы не голодали семьи контрабандистов.

Против воли Марион улыбнулась:

– А вы, полагаю, считали, что ваш патриотический долг – пить ее бренди?

– Вряд ли. Патриотизм Эдвины поступал в меня в малых дозах. По наперстку, если быть точным. Надеюсь, вы расщедритесь на большее.

Она едва не рассмеялась, но нарочно плотно сжала губы, проходя в кладовую. Вернувшись, со стуком поставила перед ним бутылку бренди и стакан, который вполне мог бы сойти за небольшую вазу.

– Ценю женщин с чувством юмора, – сказал он. Марион снова подавила улыбку и села на соседний стул.

– Вы понимаете, что это против всех правил? Здесь нет слуг и нет дуэний.

– Но ведь есть Эмили и Феба.

– Они уже спят.

– А кто это знает?

Его умение настоять на своем начинало ее раздражать.

– Вы собирались сказать мне, что привело вас сюда в этот поздний час.

Он завладел ее рукой движением, которое оказалось таким неожиданным, что она и не подумала воспротивиться. Не спуская с нее глаз, он легонько погладил ее пальцы и запястье.

– Я чувствую ваш пульс, – сказал Брэнд. – Он бьется сильно и быстро. И это говорит мне гораздо больше, чем все ваши хмурые взгляды и ворчливые слова.

Марион вырвала свою руку и постаралась, чтоб ее голос прозвучал холодно и бесстрастно:

– Последний шанс, мистер Гамильтон, или я укажу вам на дверь. Что привело вас сюда?

Он медлил с ответом, наблюдая за ней с огоньком в глазах.

– Две причины, – наконец ответил он. – Первая – чтобы извиниться за поведение моих родственниц сегодня днем. Они до неприличия прямолинейны. Удивляюсь, как это вы не придушили их.

– Не думайте, что у меня не было такого желания! Впрочем, Клэрис – доверчивый ребенок. На нее трудно сердиться.

Брэнд вскинул бровь.

– Мне она не доверяется. И что же она вам рассказала? Марион заколебалась, затем осторожно заметила:

– Что ваш отец высоко ценил ваше мнение.

– То есть она рассказала вам, что он назначил меня своим душеприказчиком?

Марион кивнула.

– Не стоит видеть в этом слишком много. На самом деле у него просто был не слишком богатый выбор: либо я, либо мой дядя. А Роберт так щедр, что Клэрис и Эндрю в мгновение ока разбазарили бы состояние.

Марион с любопытством посмотрела на него и пожала плечами.

– Вы, верно, были очень молоды для такой ответственности.

– Мне было двадцать шесть, когда умер отец, Клэрис – двадцать, а моему брату Эндрю всего одиннадцать.

Теперь она начинала понимать раздражение Клэрис по этому поводу. Нелегко иметь брата, который, будучи ненамного старше, распоряжается твоими финансами.

– Меня удивляет, – сказала она, – что ваш отец не назначил опекуном своего поверенного или какого-нибудь близкого друга.

– Это означало бы, что я наконец от него освободился. – В его голосе появились резкие нотки. – У моего отца были длинные руки.

– Вы знаете его лучше, чем я. Может, он пытался исправить ошибки?

Брэнд сделал глоток бренди.

– Есть вещи, которые нельзя исправить. Он отвернулся от моей матери еще до моего рождения. Она была уважаемой, порядочной девушкой, но не имела ни состояния, ни знатного происхождения. Не стану утомлять вас подробностями. Это семейная история. Достаточно сказать, что только после смерти дедушки отец проявил ко мне интерес, да и то в основном по настоянию бабушки. – Его улыбка на мгновение дрогнула. – Старый хрыч знал, что я не откажусь заплатить ему свой долг.

– Долг?

Брэнд пожал плечами.

– Он платил за мое обучение. Позаботился, чтобы не продали дедушкин дом. И потом, Эндрю было всего одиннадцать. Я не хотел, чтобы он вырос типичным аристократом, считающим свое богатство и положение само собой разумеющимися.

Марион откинулась на спинку стула, охваченная эмоциями, которых не понимала. Впервые она видела его не всезнающим, амбициозным и уверенным в своих действиях, а одиноким человеком, который редко раскрывает душу даже перед самим собой.

Она слышала историю его жизни от других, но тогда эта история не произвела на нее особого впечатления. Сейчас же казалось, будто с глаз спала пелена. Этот сильный человек все еще носил в себе призраки прошлого.