Это, как говаривал ее отец, надо исправить.

Она допила свой чай, затем вполне намеренно уронила чашку на каменный пол, и та разлетелась на осколки. Это возымело желаемый эффект. Разговоры резко оборвались, и все глаза обратились на нее.

– Прошу прощения, – сказала она, затем, прежде чем кто-то успел перебить, продолжила: – Ваша милость, вы спрашивали о последних сплетнях в Брайтоне. Удивляюсь, что они еще не дошли до вашего слуха. Брэнд получил назначение от своей партии и будет участвовать в выборах. Вы можете гордиться им.

По лицу герцогини пробежало удивление.

– Марион, – сказал Брэнд, – они…

– И, – продолжала она, кипя от негодования, – он получил его за собственные заслуги, а не потому, что он Фицалан.

– Однако же он Фицалан, – ответила герцогиня, поблескивая глазами.

А мисс Каттер присовокупила:

– А все Фицаланы держатся вместе. – Она была серьезна.

Марион тоже.

– Возможно, вам интересно будет узнать, что лорд Хоув хочет видеть Брэнда в кабинете министров.

– Да, дорогая, – отозвалась герцогиня с насмешливым огоньком, который стал неукротимым, – но это только в том случае, если виги получат большинство в парламенте, а на это может потребоваться несколько лет.

Когда Марион открыла рот, чтобы ответить, Брэнд прервал ее:

– Марион! – Он понизил голос. – Они знают, что я выиграл назначение. Не представляю откуда, но знают.

Клэрис громко рассмеялась и встала.

– Говорила же вам, что это безнадежно. Девочки будут огорчены.

Марион взглянула на Брэнда, но он только беспомощно пожал плечами. Он понимал не больше, чем она. Один за другим все встали.

– Дайте мне вашу руку, Марион, – попросила герцогиня, – что-то у меня ноги разболелись. – Марион поспешила подчиниться приказу. – Все станет ясно, когда вы войдете в дом. – Обращаясь к Брэнду, герцогиня сказала: – Горячая девка, а?

– Бабушка! – возмутился он.

– Нет, нет, я одобряю. Из нее выйдет отличная мать, но я не вижу обручального кольца у нее на пальце.

– Это потому, что мы не женаты, – сдержанно ответил Брэнд.

– Епископ будет у нас к обеду, – лукаво заметила Клэрис. – Тебе следует поговорить с ним, Брэнд.

Марион метнула на Клэрис испепеляющий взгляд. Только епископ выдает специальное разрешение на то, чтобы пара могла пожениться быстро, без оглашения в церкви. Ей хотелось испепелить взглядом их всех. Она чувствовала себя гувернанткой, пытающейся привести к порядку ораву непослушных детей.

– Итак, – сказала герцогиня, войдя в дом, – хорошо ли мы постарались для мальчика или нет?

Марион потеряла дар речи. Перила в галерее были украшены ленточками всех цветов. Армия лакеев под руководством Эмили и Эндрю передвигала мебель. Марион повернула голову. На другом конце галереи было растянуто полотнище. Буквы выведены не слишком умело, но послание вполне разборчивое: «Мы голосуем за Брэнда и Марион».

Марион почувствовала, как ком подступил к горлу.

– Мы планировали небольшой семейный обед, – пояснила герцогиня, – но Эмили и Эндрю взяли инициативу в свои руки, и вот результат. Сегодня вечером состоится прием, на который приглашены все.

Клэрис улыбнулась:

– Приехав рано, вы застали нас врасплох.

Феба и Флора вбежали в холл с охапками ароматных красных роз и резко остановились, увидев Марион. У Фебы вытянулось лицо.

– Это должен быть сюрприз! – возопила она. Марион обменялась с Брэндом быстрым взглядом. Он тронут, подумала она. Действительно тронут. Ей пришлось отвести взгляд, потому что на глаза навернулись слезы.

Что нужно Брэнду, так это чтобы его как следует побаловали. В Брайтоне его чествовали коллеги, но это не семья. Как она сказала его бабушке, он достиг всего сам, своими собственными силами. Но здесь его просто любят. Заслуги тут ни при чем.

Марион остановила себя. От таких мыслей она еще, чего доброго, расплачется.

Девочки уже были рядом с ней. Флора прищурилась:

– Вы опечалены, леди Марион? Слезы тут же высохли.

– Нет, нет.

– Она всегда плачет, когда счастлива, – высказалась Феба.

– А у меня, – сказала герцогиня, – есть желание сплясать джигу. – Она окинула взглядом большой зал и одобрительно кивнула. – Этому дому нужно больше праздников, больше веселья и больше детей, гораздо больше детей. В последние годы я жила в склепе, только не знала этого.

Марион рассмеялась вместе с остальными, но взгляд непроизвольно устремился к Теодоре, глаза которой не выражали общего веселья, а улыбка казалась натянутой.

Марион быстро отвела глаза, а когда посмотрела снова, Теодоры и след простыл.

Брэнд чувствовал себя размякшим. Он всегда считал Прайори памятником ушедшему веку. Склепом, как назвала его бабушка. Те немногие приемы, которые проводились здесь, были скованы какими-то косными традициями. Сегодня же четверо молодых людей – Эмили, Эндрю, Феба и Флора – поставили традиции с ног на голову, и результат вышел очаровательный.

Теперь он был совершенно уверен в Марион. В сущности, он знал ее лучше, чем она сама. Там, на террасе, ринувшись на его защиту, словно кавалерийский отряд, спешащий на выручку, она выдала себя.

Для него такое было внове. Он всегда сражался за себя сам, и шрамы – тому доказательство. Теперь у него есть сторонник. У него, Брэнда Гамильтона, воина в одежде джентльмена, имеется воин в юбке, защищающий его.

Но она должна защищать не только его, но и своих сестер. И он, в свою очередь, поможет в этом. Эш уже в Лондоне, утрясает одну проблему; он поговорит сегодня с епископом и, если повезет, утрясет другую.

Его глаза отыскали в толпе Марион. Она была с Эмили, и, судя по всему, они беседовали о чем-то серьезном. Эмили была прелестна, но от Марион он просто не мог отвести взгляд. Аристократка – вот что люди видят, когда смотрят на нее. Когда же смотрел он, то видел белый корсет, стискивающий талию, кружевные панталоны и белые шелковые чулки. Мысленно он начал раздевать ее и как раз собрался стащить шелковый чулок, когда она повернула голову и их глаза встретились.

Пару мгновений она непонимающе смотрела на него, потом ее рука взметнулась к горлу и шеки залил румянец. Брэнд взял бокал шампанского и поднял его в безмолвном восхищении. Когда она сглотнула и отвернулась, он улыбнулся.

Должно быть, они созданы друг для друга, если она может читать его мысли. Послание было яснее ясного. Последние две ночи в Брайтоне он под завязку был занят партийными делами. На обратном пути в Лонгбери с ними в карете ехала горничная, что исключало какие бы то ни было вольности. Зато сегодня ночью ничто не помешает ему быть с ней.

Оркестр, квартет местных музыкантов, настраивался на первый танец вечера – вальс. Как почетных гостей, Эндрю попросил Брэнда и Марион открыть танцы. Брэнд поставил бокал на ближайший столик и пошел к ней.

Марион чувствовала его приближение и ругала себя за то, что затеяла разговор с Эмили. Она всего лишь хотела небрежно намекнуть сестре, что ее брак с Брэндом может быть отложен на неопределенное время. В результате получила материнскую лекцию о предсвадебных нервах.

Голос Эмили звучал тихо, но убедительно.

– Это все твой возраст, – сказала она. – Чем больше будешь откладывать, тем сильнее будешь бояться. Мы все страшимся неизвестности. Поверь, бояться нечего. – Она усмехнулась. – Я, конечно, говорю не из собственного опыта, но кое у кого из моих подруг есть старшие замужние сестры. Если б у тебя была старшая сестра, она бы тебе сказала. Это так же просто, как принять ванну. – Эмили подавила усмешку.

Если щеки Марион до этого были розовыми, то теперь стали пунцовыми. Когда-нибудь она растолкует Эмили пару-тройку вещей, но не сегодня.

– Спасибо, – сказала она, – но мне ни к чему старшая сестра, когда у меня есть такая наставница, как ты. Ты меня успокоила. Я имею в виду, когда сказала, что говоришь не из собственного опыта.

Эмили хихикнула:

– Ну ты и шутница!

Марион поняла, что Брэнд уже у нее за спиной, прежде чем он окликнул ее. Просто поразительно, как она его чувствует.

Оркестр заиграл, и Брэнд увлек ее с собой. Сегодня он чем-то напоминал ей лорда Денисона – небрежный, дьявольски красивый и, разумеется, щеголеватый.

– Прочти мои мысли, – попросил он.

– Что?

– Я проверяю одну теорию. Прочти мои мысли, Марион. Посмотри мне в глаза и угадай, о чем я думаю.

Она знала это потому, что он заставил ее покраснеть, когда их взгляды встретились.

И он делает это снова, заставляет ее краснеть.

– Я угадаю твои мысли, если ты угадаешь мои.

– Уже угадал! – сказал он.

Не отрывая друг от друга глаз, они кружились по залу.

– Итак, – проговорил он наконец, – скажи мне, что ты видишь.

Она ответила с важным достоинством:

– Если бы ты мог читать мои мысли, тебе не пришлось бы спрашивать. Разве ты не чувствуешь пощечину, которую я тебе дала?

Его плечи затряслись. Ее губы задергались. Она безнадежно, беспомощно влюблена в него и не представляет, к чему все это приведет.

На другом конце зала Эндрю расправил плечи и направился к Эмили.

Эмили ждала его.

– Ты самый красивый джентльмен в зале, и мне завидуют все девчонки. – Она захлопала ресницами.

Он застонал.

– Не дразни меня, Эмили.

– А я и не дразню. Это правда. Кроме того, я флиртую с тобой. Теперь твоя очередь.

– Это платье тебе очень идет. Оно так чудесно подходит к цвету твоих глаз.

– Ты делаешь успехи. Очень неплохо. Готов? Он протянул ей руку и повел танцевать.

– Если тебе нужно считать, не шевели губами, – предупредила Эмили. – Представь, что ты читаешь книгу.

– Я всегда шевелю губами, когда читаю книгу. Она ослепительно улыбнулась ему:

– Эндрю, это был находчивый ответ. Ты становишься так же хорош, как лорд Денисон.

Он улыбнулся:

– Ты была прекрасным учителем.

– Да, но ты до сих пор не умеешь вести светскую беседу. Нам надо больше тренироваться.

– Начинай. – Когда она бросила на него укоризненный взгляд, он поспешил оправдаться: – Я же считаю шаги.

Брэнд с Марион проплыли мимо них в танце, и Эмили позабыла про светскую беседу.

– Эндрю, ты не заметил перемену в Брэнде? Он ведь хочет жениться на Марион, да?

– Да он без ума от нее. Эмили кивнула:

– Я тоже так подумала. Тогда, должно быть, это предсвадебные нервы.

– А что такое?

Поскольку Эндрю был ее лучшим другом, она, не колеблясь, рассказала ему о странном разговоре, который состоялся у нее с сестрой перед началом танцев.

Прием, бал, вечер – Марион даже не знала, как это назвать – уже должен был завершиться, но никто, похоже, не собирался идти домой. Марион сидела на верхней ступеньке галереи и ждала, когда Брэнд присоединится к ней. Им надо кое-что обсудить, сказал он, поэтому она не должна уходить, пока они не поговорят.

Дэвид Керр или Ханна – одно из двух, а ей совсем не хотелось говорить ни о том, ни о другом. После танца с Брэндом она приняла решение жить настоящим, не заглядывая в будущее, по крайней мере в течение вечера. Этим она была обязана своим сестрам и всем добрым людям Лонгбери, которые пришли сегодня, чтобы пожелать ей счастья.

Сократ ошибся, когда сказал, что некритичное отношение к жизни не стоит самой жизни. На ее взгляд, слишком дотошное самокопание может свести человека с ума.

Феба и Флора, о чем-то перешептываясь, стали подниматься по лестнице и остановились, когда заметили ее. Едва увидев их, Марион сразу поняла, что они что-то замышляют, но они тоже имеют право жить одним мгновением. Кроме того, Феба слишком долго была одинокой и застенчивой. Энергичная, отважная Флора для нее полезна как тонизирующее средство.

Она ласково улыбнулась, когда они поднялись к ней:

– Ну, что вы еще затеяли?

– Мы просто поужинали, – ответила Флора. У этого ребенка были самые невинные глаза.

– Мм, – пробормотала Марион.

Она повернулась к Фебе. Сестренка приобрела здоровый загар и взбиралась по ступенькам так, словно всю жизнь бегала вверх-вниз по лестнице. Под мышкой у нее была какая-то сумка.

– Что в сумке? Феба пожата плечами:

– Ничего интересного. Просто наши сокровища. А у этого ребенка самые честные глаза.

– Не играйте допоздна.

– Не будем, – пообещала Феба.

Марион посмотрела, как они помчались к комнате Флоры. В качестве поощрения девочкам было разрешено сегодня спать в одной комнате, поэтому Марион сомневалась, что они лягут вовремя.

Она сидела в ожидании Брэнда, праздно наблюдая за гостями через кованые перила лестницы. Скоро ей надо будет сойти вниз хотя бы для того, чтобы попрощаться, так что Брэнду придется отложить разговор. Брэнд стоял у окна и беседовал с епископом. Лорд Роберт и Теодора весь вечер почти не смотрели друг на друга. Мисс Каттер разговаривала с Джоном Форрестом, и было заметно, что бедняга чувствует себя не в своей тарелке. Еще бы! Бедная мисс Каттер все чаще заговаривалась.