Она стала взрослой, и воспоминания потускнели, но раз или два в году они все-таки возвращались, живые, яркие и пронзительные в своей реальности.

Несколько месяцев назад она смотрела по телевизору бейсбольный матч, и комментатор, называя цифры какой-то спортивной статистики, упомянул имя Чейза. В ту же ночь Чейз пришел к ней во сне: крепко прижимая к себе, он умолял простить его, а она, уткнувшись лицом в его мощную грудь, рыдала, выплескивая годы и годы страданий.

Она проснулась тогда на влажной от слез подушке, с неизбывной, острой тоской в сердце.

Но сейчас сон был другим. Чейз сейчас не просил прощения, а предлагал свою силу и тепло. Она улыбнулась чудесному, несбыточному видению и, слегка повернув голову, прижалась губами к его запястью. Она уже привыкла к тому, что во сне можно не сдерживать своих фантазий, можно ослабить жестокий контроль над своими чувствами.

Он что- то пробормотал… не то молитву, не то проклятие -она так и не разобрала. В конце концов, это ее сон, и никто не заставит ее ломать себе голову над его словами. Так-то вот. Она по-детски хихикнула над глупой мыслью, но тут же напряглась, ощутив уже совсем другое прикосновение. Теплые губы в уголке ее рта… твердые ладони на ее щеках… А-а-ах…

Такого ведь еще не случалось в ее снах? Нет, никогда. Интересно, почему? Восхитительное ощущение. Поцелуй стал глубже, и она отбросила все догадки и вопросы, чтобы насладиться его вкусом.

Поцелуй любовника ее грез был таким, о каком она могла только мечтать в реальной жизни - вначале нежным, мягким, как ее любимое пуховое одеяло, а потом все более глубоким, требующим ответа. Его язык заскользил по ее губам, и она с готовностью раскрыла их, принимая его, впитывая его вкус.

Она удивлялась собственному воображению. Чейз казался ей таким живым, таким настоящим. И бесконечно желанным. А потом он оттолкнул ее, и она, прошептав его имя, умоляюще вскинула руки, обвила его шею, не в силах расстаться с этим чудом, мечтая продлить восхитительный сон.

Она проснулась, лишь услышав сдавленное проклятие.

- Карли, радость моя! Видит Бог, я бы сам не остановился. Но ты же возненавидишь меня еще больше. Проснись же наконец, черт возьми!

Ее ресницы вспорхнули, и она в ужасе уставилась в пронзительные синие глаза в каких-нибудь нескольких сантиметрах от ее собственных. Сознание обрушилось на нее ударом бича. Она так и застыла, с вытянутыми, обвившимися вокруг его шеи руками - а потом резко отшатнулась, и сильно ударилась о ручку на дверце машины.

В тишине кабины слышалось только прерывистое, учащенное дыхание. Карли содрогнулась, когда поняла, что не только она, но и он с трудом приходит в себя.

- Я… Ты… Что это за…

Она умолкла. Как бы ей ни хотелось наброситься на него за то, что посмел к ней прикоснуться, несмотря на ее очевидную ненависть и отвращение, она прекрасно понимала, что вина за этот поцелуй целиком лежит на ней. Неважно, что она была еще в полудреме, это не оправдание. Карли с жестокой ясностью вспомнила, как прижималась губами к его запястью, как умоляюще шептала его имя и цеплялась за шею.

Хуже того, ее тело и сейчас пылало от возбуждения, и от сознания этого ей хотелось бежать куда глаза глядят - и как можно быстрее.

- Карли, - тихо произнес он. Взгляд обращенных на нее синих глаз затуманило откровенное желание.

- Ты… Мы не должны… Пожалуйста, больше не трогай меня, - простонала она, шаря ладонью за спиной в поисках ручки.

С поспешностью, рожденной отчаянием, она спрыгнула с подножки пикапа и ринулась назад, туда, где ее терпеливо поджидал Джексон. При виде нее он радостно вскинулся, залаял и завилял хвостом, словно не видел хозяйку несколько месяцев.

Карли схватила его и зарылась лицом в короткую жесткую шерсть. Ей казалось, что эта дрожь, эта нестерпимая боль, разрывающая ее на части, никогда не пройдут.

За все свои двадцать семь лет она не испытывала подобной физической тяги ни к одному мужчине. Даже сейчас, сгорая от стыда и смятения, Карли не могла справиться с желанием. Человек без особых моральных принципов просто-напросто овладел бы ею, воспользовавшись благоприятным случаем, и она даже не успела бы сообразить, что произошло. Карли нахмурилась. Разве она сама не решила еще десять лет назад, что Чейз и есть именно такой человек - без каких-либо моральных принципов, лишенный даже намека на честь?

Дверца машины с шумом захлопнулась, и через несколько мгновений она почувствовала, что Чейз возвышается у нее за спиной. Карли вся напряглась в ожидании.

- Беги, моя радость. Беги, пока можешь, малышка, - сказал Чейз нарочито, сильнее, чем обычно, растягивая слова на техасский манер. - Рано или поздно ты устанешь - а я буду рядом, чтобы подхватить тебя.

И все. Он принялся выгружать их багаж, словно сжигавшая их несколько минут назад страсть была не чем иным, как привычным утренним поцелуем давно привыкших друг к другу супругов.

Карли толком не знала - расстраиваться ей от той легкости, с которой он стряхнул с себя недавнее желание, или же радоваться, что он оставил ее в покое. «Радоваться», - в конце концов решила она. Радоваться и молча благодарить за то, что он не поинтересовался, почему это женщина, якобы так яростно его презирающая, вдруг шепчет его имя в любовном порыве.

Она вздохнула, прижавшись щекой к теплому боку собаки и наблюдая за работой Чейза.

Он делал все легко и быстро, выверенными многолетней практикой движениями. Карли поразилась этому сочетанию легкости и силы. Две железные походные плитки весом фунтов по пятнадцати каждая он подхватил одной рукой. Как будто это пустые хозяйственные сумки, невольно отметила Карли.

Вытертая вельветовая рубашка натягивалась у него на плечах, когда он наклонялся за очередной поклажей, и мягкая ткань, словно в насмешку над Карли, обрисовывала выпуклые мускулы. Он был воплощением силы и мужественности от туго обтянутых старыми джинсами мощных бедер до этих его усов супермена с рекламы «Мальборо».

Она снова вздохнула. Ну почему бы ему не иметь хоть какой-нибудь очевидный недостаток - скажем, косоглазие, лопоухость или, на худой конец, выпирающий над ремнем живот? Так нет, это же Чейз Самуэльсон. Господь решил сотворить идеального мужчину и исполнил этот замысел с истинно божественной скрупулезностью, одарив свое творение всем, что только может вызывать желание в женщине. И вот он, результат. Длинные ресницы. Безупречные черты лица. Великолепное мощное тело с неуловимой грацией атлета. И глаза… о, Боже, эти глаза, способные извергать огонь или вдруг становиться непроницаемо-бездонными, полными неги и обещания, против которых не может устоять ни одна женщина.

И этому мистеру Совершенство непременно нужно было объявиться именно здесь, в самом сердце Вайоминга, чтобы превратить жизнь Карли - или, по крайней мере, следующие несколько дней ее жизни - в один бесконечно долгий урок по обузданию собственных страстей.

Он внезапно обернулся и уставился на нее, склонив набок голову. Карли вспыхнула от корней волос до самой шеи. Ясно, что он заметил, как бесцеремонно она его разглядывает. Но Чейз не произнес ни слова. Молча отвернулся, вынул ее спальный мешок из машины и опустил рядом с остальными вещами.

Карли, преодолев неловкость, поднялась с корточек и подошла поближе.

- А мне что делать?

- Ничего, - бросил он через плечо, откидывая задний борт трейлера для лошадей. - Я столько раз в жизни этим занимался, что могу навьючить лошадей даже с закрытыми глазами.

Он вывел из трейлера сначала крупного гнедого жеребца, потом кобылу в яблоках, чуть поменьше ростом, с ласковым взглядом больших глаз. Карли, не дожидаясь просьбы, подхватила поводья, чтобы Чейз смог вывести третью лошадь. Она пыталась удержаться от улыбки в ответ на его благодарный взгляд, но уголки ее рта против воли чуть дрогнули и поднялись.

Как же здесь все-таки хорошо, думала Карли, наблюдая за парой лошадей, принявшихся щипать траву у края тропинки!

- Это Искорка, - кивнул в сторону кобылы Чейз, - а жеребца зовут Бунтарь. - Он подвел и третью лошадь, небольшую, с лоснящейся, рыжей, как у оленихи, шерстью. - Кто-то из ребят в Лейзи-Джейке назвал ее Бемби, и кличка прижилась.

- Привет, Искорка. - Карли похлопала свою кобылу по крупу. В том, что Бунтарь принадлежит Чейзу, она ни на мгновение не сомневалась.

Действуя четко и слаженно, они быстро навьючили поклажу на лошадей. Оба знали свое дело, работа не требовала лишних слов, и они справились буквально за несколько минут.

Карли, уже сидя верхом на Искорке, почувствовала привычную дрожь восторженного предвкушения, сейчас, правда, смешанного с некоторой долей опасения. Она направила кобылу по тропинке вслед за Чейзом. Бемби с основным багажом на спине была привязана к седлу Бунтаря. Джексон пока послушно завершал процессию, но Карли была уверена, что он очень скоро оторвется от них и скроется в лесу в поисках зайцев или другой живности.

Первые минуты поездки она приноравливалась к лошади, вспоминая знакомое с детства чувство. В последний раз она садилась на лошадь несколько лет назад, но, как оказалось, этот навык не так легко забывается. Карли сразу же попала в ритм поступи Искорки, поводья как будто сами легли в ладони.

По обеим сторонам тропинки сочная яркая зелень подлеска пышно разрослась после весенних дождей. Сейчас густые кроны сосен заслоняли солнце, но Карли знала, что очень скоро тропинка поднимется выше границы сосновых лесов, в места скалистые и холодные, поражающие величественным и даже мрачноватым великолепием.

Она вздрогнула, предвкушая соприкосновение с теми могучими силами, которыми дышит девственная природа. Она очутится перед суровым, изрезанным морщинами лицом гор, таким же знакомым ей, как ее собственное лицо. Карли очень любила живописные зеленые уступы у подножия гор, заросшие дикой геранью и ярко-синим водосбором. Но там, наверху, где снежные мазки усеивали скалы, как капельки взбитых сливок, ей дышалось особенно легко, а кровь быстрее струилась по венам.

Чейз обернулся, проверяя, успевает ли она за ним. Карли поразило выражение его лица. «Те же чувства, наверное, написаны и на моем, - подумала она. - Тот же почтительный, благоговейный восторг».

- И сколько же ты этим занимаешься? - спросила она. - Ну, водишь группы в горы?

- Боишься, как бы я не завел тебя в дремучий лес?

- А что? Это был бы не первый случай, - парировала она.

Чейз хмыкнул.

- Хватит вспоминать прошлое. Мне ж было-то всего тринадцать, и я думал, что рожден для гор. В этом возрасте каждый считает, что способен на любые подвиги.

- Возраст тут ни при чем. Ты всегда считал, что способен на любые подвиги. - Она невольно улыбнулась, вспомнив, к чему это частенько приводило.

- Да-а, реальность самым неприятным образом время от времени ставит нас на место. - Он, видимо, хотел обратить все в шутку, но Карли успела уловить промелькнувшую в его взгляде печаль.

Ей вдруг от души захотелось отвлечь его от тех мыслей, что вызвали эту печаль.

- Но ты так и не ответил на мой вопрос, - напомнила она. - Давно ты водишь в горы туристов?

- Начал пару лет назад, когда меня заставили уйти из спорта.

- Кто заставил?

- Врачи нашей команды и заключение консилиума спортивных ортопедов. Вообще-то никто меня не заставлял, просто, так сказать, продемонстрировали ожидающую меня перспективу. После четырех серьезных травм они предупредили, что я останусь калекой, если не оставлю спорт. Мне было двадцать шесть, тщеславия хоть отбавляй, а меня поставили перед выбором - либо навсегда оставить спорт, единственное, чему я мечтал посвятить жизнь, либо остаток своих дней ковылять на протезах.

- Выбор не из легких.

- Да уж. А в двадцать шесть он кажется еще сложнее, чем в тридцать один. Мне даже трудно теперь поверить, что я был настолько глуп, но, представь, я собирался играть до тех пор, пока вообще смогу ходить. Слава Богу, мою судьбу решили другие, отказавшись продлить мой контракт. Кому нужен игрок, оберегающий во время матча свои колени от биты? - Он усмехнулся. - Не скажу, что следующие полгода были самыми легкими в моей жизни. А потом приехал Джейк и забрал меня домой.

Она попыталась представить, как он переносит одну мучительную операцию за другой - уже после вынужденного ухода из любимого спорта. И поразилась, что испытывает жалость. Жалость к Чейзу Самуэльсону? Боже милостивый, почему же ей так больно думать о его боли?!

За десять лет она бесчисленное количество раз повторяла себе, что была бы рада, если бы он страдал так же, как она, если бы узнал, каково это - корчиться в муках безысходности и разочарования. Но сейчас почему-то не испытала ни малейшего удовлетворения, лишь отчаянное желание преодолеть разделяющие их метры и поцелуем стереть горечь с его лица.