Елена Усачева - Игра по чужим правилам

В сумке завибрировал сотовый. Щукин получил эсэмэску.

Она почти дошла обратно до кабинета, когда навстречу ей из дверей неспешно выплыл Парщиков.

– Ну и что ты там понаписала?

Он жал губы, сдерживался, чтобы не наорать. Митьке очень нужны пятерки, а если его будут выгонять из-за всяких-разных, то хороших отметок не видать.

– Что ты еще от него хочешь? – требовал ответа Парщиков. – И так влюбила его по уши, а теперь еще чего-то добиваешься!

– Почему влюбила?

– А как же. На педсовете помогла, постоянно трешься около, все помощи у него просишь, в гости невзначай заглядываешь. Или ты думаешь, Щукин железный?

– Он с Ленкой.

– Это Ленка с ним. Жаль, она не такая умная, чтобы так же вести себя, как ты. Щукин бы перед ней на задних лапках прыгал.

Дверь распахнулась, выпуская Щукина.

Ира прыснула. Лешка был лохмат, озадачен, словно и сам не понял, как оказался в коридоре. К груди он прижимал рюкзак. В руке, как путеводный фонарь, держал телефон.

– Чего ты тут понаписала? – хмуро спросил он. – Я только включил, а он как задребезжит.

– Чего выбежал? – окрысился Митька. – Компанию, что ли, составил? Кому? Ей?

– Тебе! – Лешка прошел мимо, толкнув плечом Парщикова. – Не хочу, чтобы вы оставались наедине. – И посмотрел на Иру. – Какое желание?

Лисова смутилась. Она и не думала никого в себя влюблять.

– Как будто не знаешь, какие у девок бывают желания? – Парщиков был ниже Щукина, но старательно выпрямлялся, словно мог подрасти, набирая недостающие сантиметры.

– Ща в лоб, – грозно пообещал Лешка и снова повернулся к Ире. – Ну?

– Пошли в парк. За елкой.

В эту секунду она поняла: очень важно, чтобы Щукин ей доверял по-прежнему. Как раньше. Как в сентябре, когда он подошел к ней за помощью. В Ире колыхнулось давно забытое. То, что так тревожило всю осень, заставляло тоской сжиматься сердце. Ей даже показалось, что она вновь слышит, как под ногой шуршат опавшие листья, как тонко и пронзительно пахнет грядущей зимой.

– Совсем с головой распрощалась? – фыркнул Парщиков.

– Не били тебя давно, Митька, – холодно произнес Щукин.

– Бьют, когда не могут словами доказать.

– А мне и доказывать нечего!

– Замолчи! – звонким испуганным фальцетом вскрикнул Митька.

– Засуетился…

– Лешка! Помоги мне, пожалуйста, – прошептала Ира.

– Купить елку не пробовала?

– Я хочу свою. – В душе вдруг стало все просто и определенно. Не может она больше, как все. Сил не хватает.

– Бери Парщикова и топай! – зло ответил Лешка. – Ты разве не видишь – он же из кожи вон лезет, чтобы ты его заметила. Митенька, не упусти момент, она рядом с тобой!

– Придурок, – прошептал Парщиков.

– Желание! – упрямилась Ира.

Щукин дернулся, чтобы бежать – как он делал всегда, когда не знал, на что решиться, – но остался на месте. От всех проблем не убежишь.

– Пожалуйста, – позвала тихо.

– Топором рубить собралась? – мрачно поинтересовался он.

– Ножовкой. – Была у них небольшая, в кожаном чехле. На дверце в ящике туалета висела. Ей не нужна ель-царевна. Небольшое тонкое деревце в метр высотой вообще можно кусачками отхватить.

– Еще какие слова знаешь?

– Лешка! – выдохнула, отлично понимая, что никуда Щукин не денется. Согласится. – Последнее желание.

– Чего ты заладила – желание, желание… Как будто я тебе жизнь проспорил.

Проспорил. В тот момент, когда подошел в парке. Зря он обратился к ней. Любовь складывается из мелочей.

За большим межпролетным окном валил снег. Он сыпал и сыпал со вчерашнего дня. Самая что ни на есть подходящая погода для вылазки в лес. Чтобы прийти туда и потеряться. Или утонуть в сугробе. Или встретить двенадцать братьев-месяцев и угодить после этого в дурдом.

Митька злорадно прыснул.

– Чешите, чешите, лесорубы…

– Елка! – Упрямство бурлило и клокотало в груди. Она хотела праздника. – Настоящая елка! Представляешь, как это будет здорово!

– В пять часов. У центрального входа в парк.

Сказал и пошел прочь.

– Не придет, – мрачно предрек Митька, глядя ему вслед.

– Придет!

– В тулупе, в валенках и с топором под мышкой, – поддакнул Парщиков. И вдруг схватил ее за локоть. – Хочешь сделать из него героя? Не выйдет! Он же никакой!

– Это ты никакой.

– Вот уж нет! Я отличаюсь от вас! Я умный. Ты даже не представляешь, что будет, если отправишься в парк.

– Что будет?

– В милицию попадешь.

Ира помолчала, внимательно глядя на Митьку. Ей вдруг показалось, что она его видит впервые. Его маленький остренький носик, заветренности в уголках губ, морщинки около глаз, упавшие на лоб слежавшиеся волосы. Это был кто-то совсем-совсем другой. И незнакомый. Словно душа его вдруг стала так проявляться, делая Парщикова чужим.

– Все влюбленные похожи друг на друга, – произнесла Ира. – И страдают они одной болезнью – глупостью.

– А вот и нет! – обрадовался Митька. – Это у сумасшедших все похоже. Вы с Щукиным полные психи – вот и вся ваша похожесть!

– Нормальный! Что же ты тогда делаешь в коридоре?

– Вся жизнь – сплошное повторение, – пробормотал Митька. – Ты со своими елками тоже не оригинальна! А вот загремишь в милицию – это будет свежо.

Захотелось сделать Митьке больно. Очень. Ударить наотмашь.

– У Кати другой парень. Ты ее не догонишь, так что можешь больше не мучить бабочек.

– Это мы еще посмотрим. – Парщиков двинулся к кабинету, приоткрыл дверь класса. – Ольга Валерьевна, можно? Осознал все свои ошибки, никаких проблем больше не создам!

– Заходи. Остальные где?

Митька выглянул, прошил Иру взглядом и отвернулся.

– Ушли.

Дверь за ним закрылась.

К пяти часам снег прекратился. Тучи еще больше навалились на город, спрессовав воздух. Похолодало. В высоких сапогах, теплых штанах, куртке и меховой шапке Ира сама себе виделась космонавтом-первопроходцем. Для полного комплекта не хватало круглого шлема и канонических слов: «Поехали!»

Ира и забыла, что надо попробовать представить, как оно все будет, откуда придет Лешка, найдут ли елку, все ли закончится благополучно. Не стала ничего фантазировать. Это показалось скучным и неинтересным. Все равно будущее она не угадает, только беду накличет.

Гуляющие из темного парка тянулись к домам. Скрипели детские коляски и санки. Деревья застыли, превратившись в хрупкие тени самих себя. Призраками из леса выступили конные полицейские. Черными фантомами прошли они через освещенный пятачок перед входом в парк, вызвав бурный восторг детей, и скрылись за гаражами.

Чего они здесь делают? Черные полицейские приравниваются к черным кошкам и несут в себе знак несчастья?

Щукин нарисовался рядом, делая вид, что последнее десятилетие так здесь и простоял. На фоне снега он выглядел как-то по-особенному худым и несчастным. В тонкой куртке, в кроссовках, в джинсах, без шапки.

– А где велосипед? – пошутила Ира и сразу пожалела об этом. Вот так скажешь не то слово, и Лешка, тяжело вздохнув, растает в воздухе. С призраками это случается.

– Пошли, я там нашел одну елку.

Щукин замерз. Руки в карманах, плечи приподняты, совершает много лишних движений, чтобы согреться.

– Я всадников без головы видела, – предупредила Ира.

– Они тут уже давно бродят.

– Можем прийти завтра.

– Завтра я буду дома с простудой лежать. – Лешка кашлянул. – А ты мне станешь в кошмаре являться.

– Мог бы и не приходить.

– Сейчас уйду.

Лешка смело отправился на штурм темноты. Воздух наполнился ледяным хрустом шагов. Уж не всадники ли решили вернуться?

Щукин немного прошел по натоптанной дорожке. Справа и слева тонули в белесом сумраке березы, липы и осины. Попадались редкие елки. Но они были большие. Уличные фонари сюда уже не добивали, только слабый отсвет озарял снег по обочине дороги. Сама тропинка чернела, отчего казалось, что ступаешь по расплавленному олову. Лес жил своей шепчуще-шуршащей жизнью. Ире все чудилось, что их выслеживают. Тихо так. Крадучись.

Лешка свернул налево и пошел по сугробам, утопая в снегу. Иру передернуло. Она представила, как в кроссовки у него набивается снег. А потом тает. Или уже не тает, потому что ноги приобрели температуру окружающей среды. Щукин шел, не отряхивая ног, словно так и надо. Действительно, если у тебя копыта – чего бояться?

Деревья сдвинули ряды и нависли. Ветки кустов настойчиво лезли в лицо, тянули руки-сучья, пытаясь не пустить, прогнать.

– Надо было фонарик взять, – проворчала Ира, получая очередную царапину.

– А бензопилу тебе не надо взять? – огрызнулся Лешка. – Выбирай, какую?

Он отступил, по колено проваливаясь в сугроб. Перед Ирой открылся прогал с темной стайкой невысоких елочек. Они стояли, тесно сцепившись друг с другом, и недоверчиво поглядывали на припозднившихся гостей.

– Эту или эту? – Лешка чем-то ткнул в зеленую поросль, отчего деревца зазвенели и задрожали.

– Крайнюю. Она пушистей. – Смотреть на елки не хотелось. Чего они с таким осуждением на нее уставились? Мишуры побольше, дождика и шаров разноцветных – у нее будет самое красивое новогоднее дерево на свете. На такую красоту непременно придет Дед Мороз и подарит подарок. Что-нибудь сногсшибательное.

– Тогда отходи.

Лешка сделал шаг назад и замахнулся.

– Ой!

Небольшой железный топорик с черной пластиковой ручкой тюкнулся в сугроб – Щукин промахнулся. С елок полетел снег.

– Чего это у тебя? – ахнула Ира.

– Оружие пролетариата, – буркнул Лешка, по новой занося руку.

– Может, ножовкой? – Ира зашуршала пакетом. Чехол зацепился острым краем и стал рвать целлофан.

– А может, головой? Отойди!

Щукин встал ближе к деревьям, короче размахнулся.

Тюк…

Глухой стук эхом прокатился по лесу. Почему-то сразу представилось, как с треском падает вековое дерево. Но это все было кино. Ничего не падало. Только Лешка негромко чертыхался, пытаясь упереться в деревце. Ухватился за макушку и провалился в зелено-снеговую кашу.

Тюк… Ах…

Лес отзывался массой звуков. Хмыканье, вздохи, шуршание. Были даже шаги. Неспешные такие. Словно лось шел. Или кабан отправился на охоту. Какого еще зверя встретишь зимой в лесу?

Тюк…

Что же он так долго?

Ира вглядывалась в черно-серую ночь до ряби в глазах.

Вдруг стало ясно слышно – идут. С хрустом продираются сквозь кусты. Шоркали ветки по коже. Звякало железо.

– Полиция! – побежала вперед Ира. А в действительности сделала шаг, споткнулась и повалилась на снег.

– Куда? – Лешка еле успел перенаправить руку, чтобы обухом не заехать по бестолковой голове одноклассницы.

– Слышишь? – Ира вцепилась в плечо Щукина.

Поначалу ей казалось, что весь лес заполнило ее перепуганное сердце. Но тут звякнул трензель, и неподалеку радостный голос произнес:

– Затихли чего-то.

– Быстро! – Щукин пихнул Иру в снег и стал бестолково стучать по елочке, но она, поддерживаемая соседками, не желала падать.

– Бежим! – Ира завязла в сугробе.

– Туда! – ахнуло по лесу.

– Стой! – отозвалось эхом.

– Держи! – Щукин сунул Ире в лицо колючие ветки. Она обнялась с елкой и снова повалилась в снег. Успела заметить, как Щукин спрятал за пазуху топорик и побежал обратно по своим следам. А на него из темноты, как вестник из преисподней, вывалилась огромная лошадь. Столкнувшись с Лешкой, лошадь попятилась.

– Стой! – повторил полицейский, вытягивая вперед руку.

Ира подхватила елку, сделала шаг, запнулась за свою же добычу и упала в колючий зеленый строй. В нос ударил новогодний запах смолы и терпкий еловый дух.

– Вон второй!

Всадник возник слева. Ира вцепилась в обрубок ствола и побежала в темноту. Деревья выплывали на нее, не давая пройти. Она несколько раз падала, набирая снега в рукава. С виду небольшая елка оказалась неожиданно тяжелой и неповоротливой. Ее лапы цеплялись за ветки, вырываясь из рук.

– Стой! – Эхо множило крик.

Ира споткнулась об очередную корягу и плашмя повалилась на руки. Подтянула к себе елку, ткнулась носом в дурманящую еловую хвою и вдруг почувствовала невероятное родство с этим несчастным деревом. Срубить срубили, но вместо того, чтобы принести в тепло и поставить в ведро с песком или в подставку с водой, волокут мордой по веткам.

Лес ходил ходуном. Вдалеке виднелись отсветы фонариков, перекликались голоса. Ира пыталась понять, попался ли Щукин, но деревья старательно глушили звуки – ничего нельзя было разобрать.

Свет фонариков приближался. Ира приподнялась, разглядывая снег. Ну, конечно! Она бежала, как маленький слоник, оставляя за собой не просто следы, а широкую просеку с указателями: «Бежать туды». Хорошо бы немного вернуться, чтобы запутать след. Но фонарики были слишком близко.