Короткий промельк сирены. Откуда это? Неужели и правда едут? Но она еще не успела номера набрать.

Топот. Они убегают.

Он виновато косится на нее. Лицо разбито, кровь мешается с грязью. Он вытаскивает из-под себя обломок гитары. Смешок вырывается из груди вместе с пережитым страхом и внезапной радостью. Теперь все будет хорошо. Они наконец увиделись».


Вечером Ира все-таки решила выйти на улицу, хотя весь день уверяла себя, что не будет этого делать. Ника она уже видела. Лишний раз созерцать Катин триумф не хотелось. Но сидеть дома тоже сил не было. Может, удастся заставить Катю сказать правду? Так хотелось вывести ее на чистую воду, поймать на слове, доказать, что она врет.

Перед прогулкой пришлось преодолеть неожиданное сопротивление со стороны отца.

Ира оделась и стояла перед зеркалом в прихожей, изучая свое отражение – последние дни ее волновал вопрос сравнения: лучше или хуже она других. Пока чаша весов склонялась к критической отметке «хуже». Потому что у других все было «как надо», а у нее вообще ничего не было. Ни внешности, ни фигуры, ни собственных интересов. Она просто жила, медленно катилась по указанному кем-то направлению. Училась – это да. И неплохо, потому что не видела сложности в этом немудреном занятии – учебе. Но вот во всем остальном… Она чувствовала, что у окружающих жизнь течет по-другому. И ее сильно интересовало это «другое».

– Далеко собралась?

Она не услышала, как открылась дверь в комнату родителей. Оттуда пахнуло спертым воздухом, отец не любил проветривать, телевизор выплюнул порцию рекламных слоганов.

– Гулять с Катей.

Ира все еще смотрела на себя в зеркало. Узкое лицо, нос с горбинкой. Темные волосы вьются, она их всегда собирает под заколку. В тусклом свете лампочки на заколке поблескивают искусственные камешки.

Отец нахмурился. Он почему-то всегда хмурился. Улыбался, когда приходили гости или когда встречал приятных ему людей. Дочери под эту категорию не подпадали. Они просто были. Хлопот не доставляли, школой не докучали. Жили своей жизнью. Ира с сестрой платили отцу той же монетой – жили рядом, не вдаваясь в подробности, хорошо или плохо родителям. Последнее время мать с отцом, кажется, не разговаривали. Почему – никого не интересовало.

– Поздно.

В юности отец был красив. Ира видела фотографии. Открытое лицо, выразительные глаза, светлые волнистые волосы, правильный росчерк бровей, пухлые губы, в улыбке столько легкости, беззаботности. Он когда-то рисовал, писал стихи, даже роман начал сочинять. Сейчас от этого ничего не осталось. Было одно молчание.

– Погуляю и вернусь.

Странно, что отец вообще заметил сборы дочери. Обычно он из комнаты выходил пару раз – на кухню сделать чай с бутербродами и в ванную перед сном.

– Поздно, – повторил отец.

– Через два часа вернусь, – не вдумываясь в смысл слов, ответила Ира. Пожалуй, ее стояние около зеркала затянулось. Надо уходить.

Отец смотрел ей в спину. Как неприятно! Зачем он вышел?

Улица впереди виделась спасительным маяком. Шагнешь за порог – и все проблемы решены. Скорее туда!

Телевизор выдал радостную трель, сообщил о том, что всем срочно надо бежать покупать зубную пасту, и стал глуше – отец ушел в комнату и закрыл за сбой дверь. Ира сделала то же самое, но с входной.

Вечерний воздух ронял на обнаженные кисти и лицо морозные уколы. Ира постояла в подъезде, прислушалась.

Деревья стремительно облетали, давая возможность свету фонаря пробиться к дороге. С улицы слышались громкие голоса. Ира постояла, борясь с желанием вернуться домой. Катя ведь опять обманет!

Вечерняя жизнь бурлила звуками, пестрила лицами. Несмотря на поздний час, город жил, требуя такой же активности от других. Ира прошла туда-сюда вдоль дома. Подумала, не отправиться ли ей навстречу Кате. Но Сергеенко могла идти и не от себя, а завершать какой-нибудь причудливый маршрут, поэтому рисковать не стоило. Ира погуляла еще немного, ступила под тень елки и глянула на небо. Прямо над головой слабо мерцал нарождающийся звездный треугольник, Денеб, Альтаир и Вега. От Денеба тянул вперед и в стороны крылья небесный Лебедь.

Вздохнула музыка. Лисова встрепенулась, испуганно проводила взглядом пролетевшую мимо машину. Пелось что-то старомодное. Ира нащупала в кармане телефон. Позвонить? Катя что-нибудь прошипит в ответ. Она всегда опаздывает. Можно и подождать. Ожидание укрепляет нервы, делает встречу более радушной.

Завтра она возьмет велосипед, и вопрос встречи будет решен. После этого Сашу надо будет немного подразнить. Сказать, что вообще-то у нее есть парень, но она готова подумать об изменениях в личной жизни. Здесь ей снова пригодится Щукин. Третье желание – они вместе куда-нибудь сходят, и пусть это видит Саша. Они с Митькой могут даже показательно поругаться. Ссориться с Лешкой – проще простого. А если выяснится, что Саша инвалид, без ног, именно поэтому он и стеснялся подойти. Или, что у него боевая рана, он лежит в больнице и в ближайшие пару месяцев ну никак не может появиться. Да, «Красавица и чудовище» – это так романтично.

Пожалуй, надо позвонить Щукину, чтобы он готовился. Ира пролистала список контактов в телефоне. Сотового Щукина нет. Значит, звоним на домашний. Нужна записная книжка, а она лежит где-то среди тетрадок на столе…

– Далеко собралась? Я тебе ору, ору!

А слона-то я и не приметил…

Катя шла от бульвара, за ней шествовал длинноногий Никодим. В неверном свете фонарей и в причудливой игре теней его фигура выглядела изломанно.

– Привет! – Глаза Кати сияли – ее план со «случайностью» осуществился. – Гуляешь?

– Домой собиралась, – пробормотала Ира. Она забыла, что ждет здесь Катю, чуть не ушла раньше времени. – Хотела купить хлеба. – Она похлопала себя по карманам куртки. И правда, в магазин, что ли, сходить? Деньги есть.

– Ник! Знакомься. Это Ирка! Вы вчера виделись. Она мегакрутой чел!

Катя стрельнула в сторону подруги взглядом. Ира отвернулась. И что она теперь должна изображать? Бурную радость? Или встретились – разошлись?

– Привет! – Ник был все в той же черной куртке. Острое лицо. Резкие движения. Улыбка обозначает морщинки на щеках. Бреется, на подбородке видны точки пробивающихся волос. Глаза быстрые, оценивающие. Длинные волосы падают на плечи. Вымыл. Внял совету, хоть и мысленному.

– А вы неплохо смотритесь, – Ира тужилась придумать что-нибудь еще, помимо этих слов. – Завидую! Как надоест общаться с Сергеенко, приходи ко мне.

Лицо Ника знакомо окаменело.

– Ты куда-то шла? – Катя подцепила Ника за локоть. – Вот и иди.

– А что? Семейная жизнь полезна для здоровья.

– Катись отсюда!

– Удачное пожелание! – резвилась Ира. – Я как раз на завтра велосипед взяла. Мы же к Саше идем? Ты обещала.

– Какой Саша? – сквозь сжатые зубы процедил Никодим.

– Ты его знаешь! Такой брутальный красавец с широкими плечами! Катя с ним очень хорошо знакома, только от всех прячет.

– Дура! – обронила на Иру тонну презрения Сергеенко, уводя Ника.

– Что за Саша? – все пытался добиться он.

Ире не удосужилась рассказать, так хоть Никодиму, может, поведает.

Фонарь над головой загорелся ярче. Можно было еще что-нибудь крикнуть вслед, но, пожалуй, для одного вечера достаточно. Никита ничего себе такой, улыбчивый. Ладно. Пусть живет. И такие имеют право на существование.

Когда НиКа удалилась на приличное расстояние, Катя мельком обернулась, кивнула на Никодима, покачала поднятым вверх большим пальцем. Ира скривила недовольную мордочку. Клоун Никулин вне системы оценок. Но Катя на нее уже не смотрела. Сама она была очень довольна своим выбором.

Надо было спросить, есть ли у клуба страница в Интернете, в Контакте или на Фейсбуке. Но Катя уже поволокла свою любовь в обратную сторону. Трамваи тоже ходят по стандартному маршруту, сначала туда, потом оттуда.

Фонарь потускнел, улица погрузилась в привычный сумрак. С Катей всегда так, хочешь что-нибудь выяснить, она же начинает отнекиваться.

Ира пересекла дорогу. Душевные страдания надо было чем-то заесть. Магазин встретил неприятной прохладой и приятной пустотой. Ира прошла вдоль полок с булками, решая, чего ей хочется больше – тульский пряник или зефир. Выбор был сложный, а денег мало. Она сделала круг и снова подошла к лоткам. Из-за поворота вырулил Парщиков. Он шел четко по периметру магазина, что-то высматривая в высокие витрины окон.

Когда Штирлиц выходил на задание, его ничего не выдавало, кроме волочащегося за ним парашюта.

Ира шагнула обратно за лотки с хлебом. Митька направился к кассам. Он купил батон и колбасу. Аскет, однако.

В своих руках около кассы Ира с удивлением обнаружила полбуханки черного. Да, с такими разносолами особенно не поправишься. Выложив на блюдце мелочь, Ира пошла домой. Буханка была мягкая, значит, можно сделать бутерброды с подсолнечным маслом и солью.

Дома в прихожей ей опять встретился отец. Он словно ждал ее возращения. Но говорить ничего не стал. Уплыл на кухню.

– Если надо найти человека, а от него есть только имя, как лучше это сделать?

Сестра почесала нос пультом.

– Легче послать его на фиг.

– Мудрый совет, – согласилась Ира, делясь с сестрой бутербродами. Хлеб оказался вкусный.

По домашнему телефону подошла щукинская мамаша. Голос у нее был с придыханием.

– Алексея нет, – сказала она так, как будто вот-вот расплачется. – Зачем он тебе?

– Уроки хотела спросить, – неловко соврала Ира. – Спасибо!

Но разговор все не прерывался. Иру засыпали вопросами о школе, об отношениях в классе, пришлось выслушивать благодарность за сегодняшний педсовет.

В Интернет она зашла слишком поздно, трафик уже был безобразен. Компьютер постоянно задумывался, вентилятор тарахтел так, словно предупреждал, что еще чуть-чуть, и он улетит отсюда Питером Пеном в страну Небывалую.

Сайт у клуба оказался корявый. Центр ролевого моделирования. Отлично. Главная страница, страница о мероприятиях трехлетней давности. Из новостей – звали в начале ноября поехать в Казань. Информация прошлогодняя. Еще было что-то про школу. Ну и все. Если и встречались фамилии, то с инициалами. Кожаринов М. и Сергеев С. Может, Саша? Фотографии тоже ничего не дали. Даже симпатичное лицо выбрать не смогла. Все парни были в кепках и смурные.

В отчаянии отправила Кате эсэмэс: «Пришли его фотку». Добрая подруга отозвалась портретом Никодима. В сердцах Ира постирала все сообщения и вырубила телефон. Жизнь давала неприятный крен в сторону трагедий. Полоса неудач обещала быть затяжной.

Засыпать снова пришлось под гомон телевизора.

– Сделай потише!

Сестра лениво убавила звук на один штрих, Ира отвернулась к стене, по которой прыгали неоновые отсветы экрана. Темнота – героя показывают крупным планом. Резкий скачок в свет – общий план. Темнота. Свет. Темнота. Свет. Наверное, бежит. «Зачем ты пришел?» – «Ты ждала меня». – «Ты больше не нужен!» – «Нужен. И ты об этом знаешь!» – «Убирайся!» – «Поздно, мне некуда идти. Я пришел и не уйду».

Бесконечное перемалывание слов. В жизни достаточно всего пары самых верных и точных, и за ними должна наступить тишина.

Темнота сменилась светом, значит, герои куда-то пошли. Ничего, скоро опять говорить будут. От скачков света привычно заболели глаза.

А ночью опять снились тягучие, мучительные сны. Все она за кем-то шла. Понимала, он – вот тут, рядом, но вместо себя обнаруживала пустоту. Болезненное чувство тянуло из души красную ленту тоски. Невидимый кукловод наматывал ее себе на руку. Было жарко. Она ложилась на левый бок, сердце неприятно щемило, и так страшно было глубоко вздохнуть, словно от этого должна взорваться грудная клетка. А герои из фильма все бежали и бежали вдоль берега. Сначала он за ней, а потом она за ним. И перед ней уже никого не было. Била волна о берег, с шипением отбегала прочь, пряталась в песок, стыдливо пенился остаток. Подошву кололи мелкие камешки. И ни одного следа до самого горизонта. Тишина. Страшная.

Тишина стояла вокруг, потому что длилась бесконечная ночь. Сизый экран молчал, до времени спрятав в себя слова и лица. За окном гудела уборочная машина. Мыли дороги – это к дождю.

Ира сходила на кухню, выпила воды. Спать не хотелось.

«Завтра все разрешится», – загадала на подмигивающую звезду Денеб. Да, так и будет.

Она вгляделась в темную улицу. Шли запоздалые обитатели планеты Земля. Никто не останавливался, наверх не смотрел. От окна тянуло насморочным сквозняком. Осень. Кто же влюбляется осенью? Теперь самое время впадать в спячку и ждать весны. Ждать… Нет, ожидание ее закончилось, больше никаких тревог и грустных мыслей.

Звезды желтовато вздыхали.

Завтра, да? Завтра?

Голубиная усмешка в миллион ярких звездных коронок. Только бы Лешка не отказал в велосипеде. И плевать на слова Парщикова. Это будет второе желание, а потом и третье, и четвертое. Нечего было кабинет химии взламывать. А Митька… у него ведь тоже свой интерес. Высматривал кого-то. А за кем там следить, если на улице была только Катя. Уж не ее ли?