Когда Джорджи и Чарльз сели за столик в ресторане, оказалось, что их соседями были Сента и Мики. Едва Чарльз увидел Сенту, в его сердце что-то оборвалось. Джорджи была права: Сента, действительно, напоминала собой цветок, распустившийся под лучами солнца. Мики тоже казался каким-то иным: вид его был более изящен, улыбка — еще более приятна, и весь он выглядел значительно моложе. Сента и Мики с удовольствием приветствовали вошедших. В то время как Чарльз здоровался с Сентой и держал ее руку, он вспоминал о былых днях.

— Присоединяйтесь к нам, — предложил Чарльз.

— Нет, ничего подобного, вдвоем приятнее, чем вчетвером, — смеясь ответил Мики.

— Очень своеобразное рассуждение, — с улыбкой сказал Чарльз. — Смотри, Мики, пока ты обзаведешься своим очагом, то растратишь всю свою любовь.

— Не беспокойся, — оборвал его Мики, — у меня ее большой запас, а вот ты увидишь, как я умею быть уступчивым. Если Сента хочет икры, я не заставлю ее кушать какое-нибудь старомодное блюдо.

И, обернувшись к Сенте, спросил:

— Дарлинг, хотите коктейль, икры, фазана, знаете, такого, которого подают под стеклянным колпаком. Хотите? Отлично, закажем. Сента, как вы очаровательны! Я хотел бы смотреть только на вас.

Было довольно поздно, и Чарльз предложил поехать в какой-нибудь ночной клуб. Отвергая роскошный роллс-ройс Чарльза, Мики поехал с Сентой в своем авто.

— Вы устали, дорогая?

Сента ответила:

— Ничуть.

В ночном клубе они встретили Нико и Альберта. Сента не видела Нико в течение многих месяцев, а Мики — никогда. Нико была все та же. Альберт еще более пополнел. Мики шепотом спросил Сенту:

— Супруг? Ах какой он толстый!

Сента рассмеялась.

— Нет, ничего, он хороший. Нико знала к чему стремится, когда выходила за него замуж. Она чувствует себя очень счастливой.

— Какие женщины странные, — сказал Мики, — как можно быть женой такого толстяка?

— Дорогой мой, не забудьте, что это ваш будущий шурин, — напомнила Сента.

Нико наблюдала за Мики.

— У него, вероятно, нет ни одного пенни, — сказала она Альберту.

— Милая, во всяком случае он выглядит очень влюбленным, — сентиментально ответил Альберт.

Хотя Альберт надоедал ей своей сентиментальностью и слащавостью, все же Нико не была несчастной; только бедность и отсутствие роскоши могли бы создать в ней чувство неудовлетворенности. Прелестная Нико, сверкающая бриллиантами, была именно тем, к чему он стремился — страстью его жизни.

В ночном клубе в этот вечер Нико чувствовала, что она может не стыдиться своего семейства. Сильвестр женился хорошо, и если даже его брак был временно расторгнут, то он не сопровождался никакими скандалами.

Альберту Мики очень понравился, и он пригласил его с Сентой приехать к ним.

— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, — тепло ответил ему Мики, — позже с удовольствием воспользуемся вашим предложением.

Когда же он вновь танцевал с Сентой, то сказал:

— Если бы я очутился в доме толстяка, я сошел бы с ума. Подумайте — одна только еда, сколько пришлось бы там кушать!

— Вы правы, — ответила Сента.

Нико, закутанная в шиншиллу, уходила. Альберт, моргнув глазом Мики, сказал:

— Ничего нет на свете лучше постели.

Как всегда, Клое еще не спала в ожидании Сенты и Мики. Клое призналась, что она начинала уже дремать, но заставила себя не спать и поэтому взялась за чтение газеты. Мики предложил: «Устроим чай». Ему очень нравилась Клое и неопределенность и несвязность ее мыслей, облеченных в нежные и приятные формы. В разговоре они упомянули о Нико и Альберте. Мики окрестил его «толстым бредфордским мальчиком».

— Неужели он еще полнее, чем был? — спросила Клое.

Мики, шутливо преувеличивая, описал его полноту. Клое, заканчивая четвертую чашку чая, сказала:

— Мне кажется, что Альберт милый и добродушный человек, а ведь это очень важно в жизни, особенно в браке. Как выглядит Нико?

— Сверкание бриллиантов и обилие дорогих мехов не дают ее рассмотреть.

Они продолжали говорить о Нико и Альберте. Клое так мило его описывала, что Мики стал ей угрожать немедленно написать о нем большую поэму.

Было уже поздно. Заключив Сенту в объятия, Мики крепко поцеловал ее и пожелал спокойной ночи.

Глава XXIX

Жизнь складывалась прекрасно. В своем поздравлении Хольдон написал Сенте, что книга расходится хорошо. В газетах стали появляться портреты Сенты. На одном из них она узнала себя юной девушкой — этот снимок был сделан задолго до войны. На другом снимке она была изображена в форменной одежде. «Мисс Сента Гордон, племянница леди Мери Уильтсир, прикомандированная к госпиталю леди Форей», — прочла Сента и вспомнила, что этот снимок был сделан однажды в марте 1917 года недалеко от Булони.

Сента стала вспоминать войну, бывших там с ней друзей — Джорджи, Звездочку, Билля, Чарльза Тревора. Ей вспомнилось, как однажды, когда она привезла с собой лук, мясо и яйца, был устроен банкет. Неделю спустя Чарльз был убит. Затем погибла Звездочка и Билль. Воспоминания охватили ее волной холода. Она старалась освободиться от этого чувства, но призраки прошлого не покидали ее, душа замирала.

Сента решила поехать к Мики и поговорить с ним, чтобы освободиться от этого охватившего ее ужаса. В одном гараже, где она знала, что ей предоставят авто, она решила нанять машину и управлять сама.

В пути, вынужденная сосредоточить свои мысли на управлении машиной, она чувствовала себя лучше и с каждой милей, уходившей вдаль, настроение ее улучшалось. Как Мики будет удивлен! Она ясно представляла себе его лицо, его улыбку и рядом с ним скромного Сида, также с улыбкой приветствующего ее.

Вдали вырисовывался гараж. О, счастье, Мики один! Сента подала сигнал, он обернулся, предполагая, что это один из клиентов, и спокойно ожидал, не узнав ни ее, ни автомобиля. Когда же он, наконец, узнал ее фигуру и лицо, то совершенно преобразился, подбежал и помог ей выйти из авто.

— Дарлинг, приехать в такую погоду и в такой день, когда я совершенно свободен, ведь это божественно, — смеясь и чуть не плача от счастья, воскликнул он, жадно целуя Сенту.

У него была маленькая скромная комната: узкая кровать вроде походной была покрыта вязаным одеялом из красной шерсти.

Мики снял с Сенты пальто и черный бархатный берет. Она начала рассказывать ему о причине своего приезда:

— Ужасные призраки, видения чуть не овладели мной. Я знала, что только с вами буду чувствовать себя спокойной. О, Мики, почему нам пришлось пережить все эти ужасы? Почему я должна чувствовать холод от этих воспоминаний, отнимающих у меня все тепло моей теперешней жизни?

— Ничто в мире не может вас отнять у меня, — сказал Мики, — верите ли вы этому?

— О, да, верю, но призраки сильнее меня…

Он крепко и нежно обнял ее и начал успокаивать, стараясь заставить ее улыбнуться.

— Беби, вы, кажется, очень нервны?

— Вы находите? — спросила Сента, улыбаясь.

— Слушайте, Сента, мы должны пожениться. Я не могу допустить, чтобы вы приезжали сюда в этот холод каждый раз, когда у вас будет скверное настроение. Кроме того, вообще, мы достаточно долго ждем. Мне это время уже кажется вечностью.

Она во всем соглашалась. Мики даже казалось, что она слишком легко с ним соглашается. Ему не совсем было ясно, что случилось.

Ловкими движениями он приготовлял бутерброды, предлагая Сенте обратить внимание на качество варенья, которое он сохраняет только для своей дарлинг.

— Я прибавлю в весе, если буду столько есть.

— Тем лучше для меня… — блаженно улыбаясь, ответил он.

В комнате стало почти темно, только большие керосиновые фонари перед гаражом бросали в нее свой отблеск.

— Что с вами случилось, как все это началось? — спросил Мики.

Он укачивал Сенту в своих объятиях, как маленькое дитя, пока она шепотом все рассказывала ему. Он также шепотом говорил ей слова утешения.

— Дарлинг, мир принадлежит нам. Пусть это станет нашим глубоким убеждением, тогда все будет хорошо. Мы любим друг друга, наша любовь — наша защита. Помните об этом, проникнитесь этим убеждением и вам будет хорошо.

— О, Мики, мне кажется, что вы меня любите больше всего на свете.

— Да, я люблю вас и вы любимы мной больше, чем кто-либо в мире. Может быть, это звучит пошло, но истинный смысл этих слов глубок. Я уверен, что бы ни случилось, что бы вы ни сделали, ничто не сможет заставить меня разлюбить вас.

Когда Сента собиралась уезжать, Мики настаивал на том, чтобы проводить ее.

— Неужели вы можете предполагать, что я позволю вам ехать одной, чтобы вновь печаль овладела вами и вызвала в вас тяжелые воспоминания…

По дороге в город они остановились у маленького кафе, где Мики заставил Сенту выпить небольшую рюмку рома.

— Это — прекрасное средство, чтобы сохранить тепло.

Сента задремала, а когда они приехали в Кемпден-Хилль, Клое с радостью встретила их. Приятно было вернуться в атмосферу тепла, уюта, света и застать готовый обед.

Мики рано уехал, счастливый тем, что Сента опять спокойна. Он просил Клое уговорить ее пораньше лечь спать, так как она немного утомлена и нервничает.

Клое покорно согласилась с необходимостью следовать его советам и пообещала сделать все как можно лучше. Она сама приготовила постель Сенте, положила туда грелку, повесила ночную сорочку на стул возле камина, чтобы согреть ее.

Сара приготовила горячую ванну. Сента испытывала истинное наслаждение, лежа в горячей душистой воде. Сидя в ванной комнате, она услышала звонок почтальона и через открытую дверь спросила Сару:

— Есть что-нибудь для меня?

— Одно письмо, я положу его тебе на туалетный столик, — ответила Сара.

— Спасибо, — весело крикнула Сента.

Любовно разглядывая себя в зеркало, Сента тщательно вытиралась. Потом она причесывалась. Накинув халат, она продолжала свой туалет. Приведя себя в полный порядок, надушившись, чувствуя себя чистой и спокойной, Сента решила лечь спать.

Готовая уже потушить свет, она вспомнила о письме. Когда она подошла к туалетному столу и увидела конверт, в сердце ее что-то оборвалось… Печать, незнакомый почерк… С трудом опираясь о стол, почти ничего не видя от черного тумана, застилавшего ей глаза, Сента усилием воли заставила себя взять письмо. То был ответ Макса.

Глава XXX

Сента вернулась к камину. Только в этот вторник Макс получил записку, вложенную в письмо Фернанды, и немедленно ответил Сенте.

«Дарлинг, я вам пишу», — как странно он выражается по-английски!

Вследствие оккупации Рильта датскими моряками письмо было переадресовано и обошло половину Европы. Затем оно вернулось в Рильт спустя год. Несмотря на отсутствие Фернанды, он вскрыл его и в своем письме к Сенте извинялся, — «Но, дорогая, это был ваш почерк». Письмо его было очень кратким:

. . . . . «вы говорите,

что хотели бы меня видеть, и я не могу не воспользоваться вашим предложением, хотя, может быть, не должен бы этого делать. На следующей неделе я буду в Амстердаме. Могли бы вы приехать туда, в отель „Нидерланды“? Мне не верится в возможность вновь увидеть вас. Всеми силами своей души я буду с нетерпением ожидать вашего ответа».

Теперь ей стали понятны призраки и мысли, приведшие ее сегодня к такому мрачному настроению. Теперь она поняла, почему Мики говорил: «Мы любим друг друга, и наша любовь — наша защита». Интуиция Мики правильно подсказала ему его фразу о защите. Если бы это письмо пришло месяц тому назад, то все было бы совершенно по-другому.

О, эти недели, месяцы, годы, когда она так горела и тосковала, так страстно желала услышать хотя бы слово любви от Макса, так жаждала хотя бы одного его прикосновения! Затем, прочтя в газетах очередную клевету на родину своего возлюбленного, она презирала себя за память о Максе и вновь впадала в отчаяние.

Он откликнулся на ее призыв, он ждал ответа «всеми силами своей души». Он так часто применял это выражение «всеми силами души… я целую вас всеми силами души». Как странно, что некоторые выражения, которым люди придают особое значение, так крепко запечатлеваются в памяти. Эти слова приобретают неотразимую власть над человеком. Такие незначительные, такие небольшие слова — они становятся могущественными.

Как будто стоя перед судилищем и как бы отвечая строгому судье, она взволнованно размышляла: «Как я могу не повидаться с человеком, любовь которого озаряла мои лучшие юные годы, согревая их теплотой своих чувств? Могу ли я ответить Максу холодным равнодушием только потому, что я боюсь нарушить свой собственный покой? Если я не поеду, то меня сожжет стыд. Что бы мне ни говорили, о чем бы меня ни просили, я поеду».