– Шанс тебе дать? – мать сорвалась на визг.

Грохот усилился, перемежаясь воплями отчима.

– Ларочка, что ты делаешь? Не надо! Опусти сковородку, пожалуйста! Лара, больно же. Ты что?!..

– Пошел вон, кобель! Собирай манатки и чеши отсюда! Видеть тебя больше не хочу! Документы на развод тебе пришлют по почте.

– Куда же я пойду?! – рыдал Пуделек. – Я ведь квартиру свою продал, когда к тебе переехал.

– Плевать! Хоть на вокзале живи!

– Милая, успокойся… Давай это спокойно обсудим!

– Еще раз назовешь меня милой, я тебе черепушку разобью! Пошел вон из моего дома!

– Лара, это все она, понимаешь?! – слова перемежались всхлипами. – Она всегда меня ненавидела. Ждала только подходящего момента, чтобы нас поссорить.

– Почему ж ты не думал об этом, когда трахал ее?!

– Да, я виноват… Я очень виноват… Но она… она просто шалава малолетняя…

– Шалава? Моя дочь? Да у тебя весь член в крови! Она девственницей была!

– Ларочка! – голос Пуделька стал истеричным. – Она меня так соблазняла, что я никогда бы не подумал…

– Ты вообще не умеешь думать, сатир недоделанный. Вон пошел!

– Пожалуйста, дай мне шанс! Ты же сама знаешь, что такое слабость… Вспомни, как мужу изменяла!

– Конец тебе, Пуделек, – прошептала я и злорадно ухмыльнулась. – По больному ударил.

Воцарилось молчание. Потом по коридору проскакал отчим, уворачиваясь от обезумевшей матери, несущейся за ним со сковородкой. Она загнала его ко входной двери и прошипела:

– Выметайся!

– Ларочка, куда же я в таком виде? Дай хоть вещи собрать!

– Сама соберу! Чтоб и духу твоего здесь больше не было!

Я подползла к двери и выглянула в коридор, откуда видно было происходящее. Пуделек дрожащими пальцами провернул ключ в замке и выскочил на лестничную площадку. Мать хлопнула дверью так сильно, что сверху посыпалась штукатурка. Потом отшвырнула сковородку, разбив зеркало на стене, и ринулась в спальню. Я едва успела забиться обратно в свое укрытие. Ошалело наблюдала, как она мечется по комнате, собирая вещи мужа. Пошвыряв все без разбору в громадный чемодан, потащила его к двери.

Пуделек еще минут десять скулил за дверью, умоляя о прощении, потом затих. Послышался шум отъезжающего лифта.

Пару минут царила тишина, такая напряженная, что отдавалась в барабанных перепонках. Потом я услышала мамин плач, доносящийся из кухни. Я взяла из шкафа ее халат и набросила на себя. Поплелась на кухню и плюхнулась на табурет напротив матери. Перед ней стояла пепельница, мать жадно затягивалась сигаретой. А ведь бросила уже год как. Угрызений совести я не почувствовала за то, что довела ее до срыва. Сама виновата. За все в нашей жизни приходится платить. За предательство расплачиваются ответным предательством. Пусть тебе будет так же больно, мамочка, как отцу было наблюдать за тобой с того света.

– Зачем ты это сделала? – холодно проговорила она, в упор глядя на меня покрасневшими от слез глазами.

– Сделала что? – Я невинно захлопала глазками.

– Не притворяйся! Я читала твой дневник и знаю, на что ты способна. Этот идиот никогда бы сам не решился. Не посмел бы…

– Но ты же все равно выгнала его, – заметила я.

– Потому что по-другому не могла. Ты все-таки моя дочь. Как я могла спустить ему такое?

– То есть тебе даже в голову не пришло, что виноват он? Ты все равно думаешь, что виновата я? – Я прищурилась, чувствуя, как подступает гнев. – Твоя несовершеннолетняя дочь, отличница и умница. Но уж никак не твой хахаль.

– Я слишком хорошо знаю и его, и тебя! – Мать вскинула голову.

– То есть, ты считаешь меня чудовищем, так? Или шалавой, как он меня назвал?

– Если и дальше будешь вести себя так, как сейчас, такой и станешь.

– Вот как ты обо мне думаешь… Что ж, по крайней мере, благодаря мне ты избавилась от этого придурка.

– Да уж, спасибо тебе, доченька, – с горькой усмешкой сказала она. – Из-за тебя я потеряла любимого человека.

– Как ты могла любить это ничтожество? – Я наморщила нос. – Еще скажи, что до сих пор его любишь…

– Да, люблю… – она выпустила в потолок струйку дыма. – Думаешь, почему я вышла за него? Пожалуй, я никого так не любила, как его. И вряд ли полюблю…

– Что? – К горлу подступил комок. – Ты любила его больше папы?

– Да, – безжалостно отчеканила она. – Я вышла за твоего отца только потому, что забеременела тобой. Между нами никогда не было особых чувств.

– Ты лжешь! – выплюнула я слова. – Папа любил тебя!

– Что ж, мне жаль, если так.

– Как ты могла променять его на… этого… Еще скажи, что простишь ему то, что произошло.

– Вполне возможно, со временем…

Я вскочила с табурета, опрокинув его, и ринулась в свою комнату. Упала на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, долго рыдала. Неужели я так ошибалась в ней? Несмотря ни на что, так хотелось верить, что моя мать идеальная. Пусть оступилась один раз, но, исправив эту ошибку, сможет очиститься. Но нет, она такая же, как все! Лживая, эгоистичная, похотливая сука! О нет, я не дам ей снова стать счастливой. Она не заслуживает счастья.

Я поднялась с кровати и быстро натянула на себя джинсы и старую футболку. Стараясь не обращать внимания на боль, двинулась к двери. Мать даже не попыталась остановить меня, упиваясь собственными страданиями. Что ж, скоро у нее появится гораздо больше поводов для них.

Глава 3

– Вы точно уверены, что не хотите, чтобы я вызвал сюда вашу мать? – с сочувствием спросил следователь.

Я смотрела в суровое лицо седовласого мужчины, выражающего сейчас негодование и жалость, и качала головой.

– Нет. Она считает, что я сама во всем виновата… Скажите, как я могу быть виновата? – По моим щекам градом катились слезы. – Он издевался надо мной всю ночь. Мне так больно… Там повсюду была кровь… У меня синяки по всему телу…

– Тише, девочка, все будет хорошо. – Он даже сменил официальный тон на доверительный, так проникся моей игрой. – Этот подонок получит по заслугам. Ты ведь несовершеннолетняя, он загремит на полную катушку. Ты правильно сделала, что пришла к нам. Твоя мать сама должна была позвонить в милицию.

– Она не желает меня больше знать, – всхлипнула я. – Хотя я ни в чем не виновата…

– У тебя есть другие родственники?

– Только тетка по отцу… Но она живет в другом городе.

– Дай ее координаты, мы свяжемся с ней. Может, захочет взять тебя к себе на первое время. А потом разберемся, что делать.

Я кивнула и продиктовала адрес тети Светы. Когда отец был жив, мы часто виделись. Она была одинокой: ни мужа, ни детей. Любила меня, как родную. Летом меня часто отправляли к ней в Москву. После смерти папы тетя Света первое время пыталась поддерживать отношения с нами, но когда мать вышла замуж, больше не писала и не звонила. Ее позиция импонировала мне. Она также восприняла этот брак как предательство. Кто, как не тетя Света, сможет понять меня. Мысль о том, чтобы и правда пожить с ней, вызвала во мне живой отклик. Да и оставшись в полном одиночестве, матери будет еще труднее. Обожаемый Пуделек окажется в тюрьме, я уйду из ее жизни. Она расплатится за все сполна!

Следователь, который просил называть его Евгением Михайловичем, при мне набрал номер тети Светы. Проговорив минут пять, он ободряюще мне улыбнулся и повесил трубку.

– Она сегодня же выезжает. Сказала, что с удовольствием заберет тебя. Очень переживает. Я ей не стал в деталях говорить, что случилось, но она все равно встревожилась. Думаю, на сегодня тебя можем определить к кому-то из моих коллег-женщин. Судя по тому, что ты рассказала о матери, возвращаться тебе туда не стоит.

– Спасибо вам большое…

– Ей я все же позвоню и скажу, что происходит.

– Да, конечно, позвоните… Хотя, думаю, ей плевать, где я и что со мной. – Мое лицо скривилось от нового приступа слез.

– Ну-ну, девочка, не плачь. Все будет хорошо…

Он поднялся и подошел к тумбочке у стены, где стоял графин с водой. Налил мне воды в граненый стакан и подал в руки. Я жадно стала пить, всхлипывая и икая. Следователь погладил меня по голове и сдавленным голосом сказал:

– И откуда только берутся такие сволочи?.. У меня самого дочка растет. Всего на год тебя младше… Не переживай, девочка, я тебя в обиду не дам.

– Спасибо, – снова поблагодарила я и робко улыбнулась.

– Сейчас я позову одну из сотрудниц. Она отведет тебя, куда нужно. Сначала снимут следы побоев, возьмут на экспертизу следы… – он замялся. – В общем, сделают экспертизу. Потом с тобой поговорит психолог. Тебе нужно быть сильной. Надеюсь, на суде тебе не придется присутствовать лично.

– Я хочу быть на суде! – Я вскинула подбородок. – Хочу видеть, как он поплатится за все.

– Хорошо. – По лицу следователя пробежала тень. – Я понимаю…

***

Тетя приехала за мной прямо в участок. В старомодном сером костюме и потертых коричневых туфлях, с жуткой химией на каштановых волосах. Одеваться и следить за собой она никогда не умела. Может, потому и осталась старой девой. Внешне она была очень похожа на отца. Только, как часто бывает, те черты, которые у мужчин смотрятся выигрышно, женщину нещадно уродуют. Широкая нижняя челюсть и суровое резковатое лицо, нос с горбинкой. Разве что к глазам при всем желании нельзя было предъявить претензий. Очень выразительные, серые и лучистые. Глаза папы… Посмотрев в них, я едва сдержала накатившую тоску. Я до сих пор мучительно скучала по отцу и все бы отдала, лишь бы он снова оказался рядом.

При виде меня тетя Света всплеснула руками и бросилась обнимать.

– Девочка моя бедная! Как же так?! Куда мать смотрела?

Я стоически выдержала ее объятия, уткнулась носом в плечо и пробормотала:

– Тетя, ты заберешь меня? Я не хочу возвращаться домой.

– Конечно, заберу, дорогая. Сейчас поедем соберем твои вещи и я увезу тебя. Следователь сказал, что если понадобится твое присутствие, сообщит.

– А если мать не отпустит?

– Пусть только попробует! – воинственно воскликнула тетя, отстраняясь. – Пойдем.

Она потащила меня за руку, я едва успела помахать на прощанье следователю и сотруднице, у которой ночевала вчера.

***

Я открыла дверь своим ключом и неуверенно шагнула за порог. Тетя тут же отодвинула меня и тараном ринулась внутрь. Я едва успевала за ней.

Мать мы обнаружили в гостиной. Рядом, на столике, полупустая бутылка водки. Еще одна, уже оприходованная, валялась у книжного шкафа. Нехитрая закусь – колбасная и сырная нарезки – лежали на тарелке рядом с бутылкой. Мать держала в руке стакан и пьяно ухмылялась.

– О, какие люди! Ты чего приперлась, Светка?

– Гадина ты, Ларка, – процедила тетя. – Как ты могла так с дочкой-то?

– Как так? – хохотнула мать. – Не я ж ее трахала.

– Ты поняла, о чем я, – поморщилась тетя Света. – Привела в дом незнамо кого. Головой думать надо было, а не… – она осеклась и покосилась на меня. – Как ты могла оставить девочку с этим уродом моральным?

– А ты лучше расспроси свою обожаемую девочку, как все на самом деле было, – прищурилась мать. – Она добилась того, чего хотела. Только вот непонятно, чего… Что, доча?

Ее налитые кровью глаза отыскали меня за тетиной спиной.

– За что ты так со мной, а?

Я молчала, изо всех сил стискивая сумочку, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Заставила себя пролепетать:

– Мамочка, почему ты меня во всем винишь? Я не хотела… Правда, не хотела… Прости меня, мамочка…

– Совести у тебя нет! – взорвалась тетя Света, сверкая на мать глазами. – В общем, Клавку я забираю. Ей у меня лучше будет.

– Черта лысого ты ее заберешь!

Мать швырнула стакан, метя в тетю, но та увернулась. Стекло разлетелось, соприкоснувшись со шкафом. Во все стороны брызнула водка.

– Она – моя дочь, понятно?! И будет со мной жить!

– Если не уймешься, я в суд обращусь. Расскажу, какая ты никчемная мать! – выдвинула тяжелую артиллерию тетя. – Все вспомню. И то, как ты Виталечке изменяла на глазах у ребенка. И как этого кобеля проклятого в дом привела. Страшно представить, через что моей девочке пройти пришлось.

– Твоей девочке? – прошипела мать. – У тебя отродясь своих-то не было. Это моя девочка, понятно? Злобная сука! Старая дева!

– Можешь оскорблять меня, сколько хочешь… – Ноздри тети раздувались, выдавая, в какой она ярости. Но держалась она на пять с плюсом. Я даже восхитилась. – Все равно я заберу Клаву. Ей нельзя оставаться с такой никчемной матерью, как ты.

– Значит, я никчемная мать? – Мать откинулась на спинку кресла и вдруг разразилась рыданиями. – Да я из кожи вон лезла, чтобы у нее все было, как у людей. Пока твой Виталенька тетрадки проверял, получая за это гроши, я тянула все на себе! Магазин открыла с нуля, пахала как проклятая от зари до зари. Приходила домой и еще поесть им готовила, обстирывала, обслуживала. И что в итоге, а? Да Клавка ж меня ни в грош не ставила! Когда я что-то просила сделать, смотрела, словно на врага народа. Признавала всегда только папочку своего блаженного. А кто он такой был? Неудачник! Ни на что не способный мечтатель!