Марина Снежная - Игра с огнем

– Не смей так об отце! – не выдержала я, выскакивая из-за спины тети.

Кинулась на мать, затрясла ее за плечи.

– Он – самый лучший был, понятно? Ты и мизинца его не стоишь!

– Неблагодарная тварь! – выплюнула мне в лицо мать. – Ну и катись! Убирайся!

– С большим удовольствием! – откликнулась я и отпрянула от нее, как от прокаженной.

Ощутив влагу на щеках, только сейчас заметила, что рыдаю как белуга. Махнув рукой, бросилась в свою комнату. Не могу сейчас видеть мать. Иначе не сдержусь и глаза выцарапаю. Ее слова об отце то и дело всплывали в памяти, причиняя саднящую боль. Как она может?! Это она неудачница! Она, а не папа! Никто не смеет так о нем говорить!

Я побросала в спортивную сумку вещи и потащила к двери. Тетя Света ждала в прихожей, кусая губы. Мать возникла в проеме комнаты, едва держась на ногах.

– А ничего, что эти шмотки на мои деньги куплены, а, Клавка? Я же мать никчемная.

– Да подавись ты своими шмотками! – Я с силой отпихнула сумку и ринулась к двери. – Тетя Света, пойдем. Я ничего не буду забирать. Пусть подавится!

Не дожидаясь ответа, выскочила из квартиры и прислонилась к стене. Меня трясло, слезы градом катились из глаз. Вскоре вышла тетя Света, таща мою сумку.

– Возьми. Она не соображает, что говорит. Совсем с катушек слетела.

– Не возьму! – с ненавистью процедила я, глядя на сумку, как на злейшего врага.

– Ладно, дорогая, – не стала спорить тетя и швырнула сумку обратно. – Мы все тебе купим. Я, конечно, зарабатываю немного, но проживем как-нибудь. Не плачь, родная. Только не плачь.

– Спасибо, тетя.

Всю дорогу до вокзала я молчала. Тетя Света пыталась завести разговор, но вскоре прекратила. Поняла, что мне сейчас ничего не хочется.

Глядя в окно поезда, уносящего меня из родного Ильинска, я думала о том, что никогда сюда не вернусь. Вернее, не стану здесь больше жить. Меня ждет Москва и новые перспективы. О матери пыталась не думать. Она теперь никто для меня. Но против воли ее искаженное страданиями лицо вновь и вновь всплывало перед глазами. Каждое слово врезалось в память, словно выжженное в мозгу клеймо.

***

Тетя Света жила в одном из спальных районов Москвы. Далековато от центра, конечно, но меня это не смущало. Когда-нибудь я добьюсь всего, чего заслуживаю, и куплю себе шикарные апартаменты в элитном районе. А пока скромная двушка тетки меня вполне устраивала.

Ремонт в квартире не делался уже лет пять. Мебель старая и ветхая, еще от бабушки и дедушки. Дед умер еще до моего рождения, а бабушки не стало четыре года назад. Отец не стал претендовать на жилплощадь, за что тетя ему всегда была безмерно благодарна.

Он предпочел остаться в захолустном Ильинске. Туда его когда-то отправили по распределению от института. Там он встретил мать и переехал в ее квартиру. Он не гонялся за прелестями и перспективами столичной жизни. Считал, что неважно, где человек живет. Главное, всегда оставаться человеком и иметь мир в душе. Он всегда умел подбирать такие нужные, хорошие слова, что хотелось стать лучше. Когда папа был жив, я планировала стать учительницей, пойти по его стопам, нести малышам доброе и вечное. Потом эти мечты развеялись, как дым. Что-то во мне поселилось темное, жестокое. Чему я могла хорошему научить детей? Исчез внутренний свет. Появились другие ценности и другие приоритеты.

Тетя выделила мне одну комнату, а сама переселилась в гостиную на диван. Только на собственной шкуре ощутив, что значит экономить и ограничивать себя во всем, я поняла, что мать и правда много сделала для меня. Но от этого ненависть к ней меньше не стала. Скорее, наоборот. Признать справедливость ее слов означало предать отца.

Тетя работала преподавателем английского в училище. Скромной зарплаты одной хватало, но с тех пор, как на плечи легла забота обо мне, пришлось крутиться. Она стала подрабатывать переводами и репетиторством. Мне же говорила:

– Учи иностранные языки. Это тебе в жизни пригодится. Всегда своя копейка.

Несмотря на занятость, она находила время, чтобы позаниматься со мной. Вскоре я уже без труда болтала на английском. Мы даже дома старались говорить на этом языке, чтобы у меня было больше практики.

Тетя определила меня в местную школу. Разница между частной, куда я ходила дома, и общеобразовательной оказалась огромной. Знания давались поверхностные, учителя хамоватые и измочаленные извечным безденежьем, тупостью и непослушанием учеников. Обкуренные и пьяные подростки, классы с жутким ремонтом. Все это так не походило на то, к чему я привыкла. Но я легко вписалась в эту жизнь. Теперь у меня не было дорогих импортных шмоток, носила то же, что и все, и мало чем выделялась. Старалась не показывать, как на самом деле презираю одноклассников, переняла их сленг и повадки. Даже курить начала, чтобы не отставать от них. Плевать, что может показаться, что опустилась до их уровня. Внутри я оставалась той же. Знающей себе цену королевой. Я не сомневалась, что мне удастся вырваться из этой серой массы.

Мать звонила часто, пыталась поговорить со мной. Но каждый раз, как тетя звала меня к телефону, я качала головой. Тетя вздыхала и рассказывала матери о том, что у меня все хорошо, я ни в чем не нуждаюсь. Придумывала разные причины, почему я не хочу говорить с ней. То я на тренировке, то делаю домашнее задание, то ушла в магазин. Видно было, что ей жаль бывшую невестку. Тетя отходчивая и добрая. Ей всегда всех жаль. А мне нет. Только слабые люди жалеют. У сильных своя правда. Мать я вычеркнула из жизни. Навсегда.

Несмотря на то, что я так решила, едва раздавался телефонный звонок, я бежала в комнату. Торчала там, пока тетя говорила с мамой, потом спрашивала в деталях, что та ей сказала. Наладила переписку с одной из бывших подруг, Лилькой. Та по моей просьбе регулярно писала мне о жизни матери. И чем больше я узнавала об этом, тем сильнее укреплялась в ненависти. Мать нанимала лучших адвокатов, чтобы вызволить Пуделька из тюрьмы, чуть ли не каждый день ходила к нему, носила передачи. Как она могла?! У меня не укладывалось это в голове. Пусть я не хочу ее знать, но она не может так поступать. Она что не понимает, что снова предает?! На этот раз меня…

Снова я увидела мать на суде, куда попросила тетю Свету отвезти меня. Немногочисленные желающие поприсутствовать на судебном разбирательстве столпились в коридоре, ожидая, пока их впустят. Адвокат с помощником вполголоса обсуждали что-то с матерью. Я с ненавистью сверлила ее глазами. Подтянутая, безупречно одетая, со строгой прической. Пышущая энергией и здоровьем. Втайне я мечтала увидеть ее разбитой и опустившейся, но мамочка оказалась гораздо сильнее, чем мне бы хотелось.

Я не успела отвести взгляд, когда она повернула голову и посмотрела на меня. Мои губы презрительно скривились, и я отвела глаза. Мать извинилась перед адвокатом и приблизилась к скамье у стены, где сидели мы с тетей Светой. До этого мы обменялись с ней только сухими приветственными фразами и дали понять, что не желаем разговаривать. Вернее, я дала понять. Тете ничего не оставалось, как поддержать меня в этом желании.

– Как ты, дочка?

Голос звучал прохладно, но в глазах читалось искреннее участие. Почему-то это задело куда больше, чем рассчитывала. Я не раз представляла себе эту нашу встречу. Ожидала чего угодно: истерики, обвинений, ползания у меня в ногах с просьбами вернуться. Ничего из этого не было. Мать держалась с достоинством. Неожиданно я осознала, что она теперь смотрит на меня совсем как на взрослую. Позволяет самой решать: чего я хочу от жизни. Она любит меня и тревожится, но примет любое мое решение. Не знаю, почему это так задело. Наверное, я оказалась не готова. Может, в душе и правда оставалась еще слишком ребенком, чтобы принять это.

– Все хорошо, – подстраиваясь под ее тон, откликнулась я. – Если тебя это и правда волнует.

Мать сдержанно кивнула и обратилась к тете:

– Спасибо, Света, что заботишься о ней.

– Не стоит благодарить. Мне это не в тягость, – вздохнула тетя.

– Ты не могла бы оставить нас на пару минут? – робко попросила мать.

Тетя заколебалась, поглядывая на меня. Дождавшись моего кивка, поднялась и отошла к окну, уставилась на серый утренний город за стеклом.

Мама села рядом и взяла меня за руку, крепко сжала, не давая возможности высвободиться.

– Хочу, чтобы ты знала. Я простила тебя за все, что ты сделала. Даже поняла тебя. Ты так и не простила мне этого брака. Я считала тебя ребенком. Думала, что все пройдет, со временем ты примешь Антона. Поймешь, что я тоже заслуживаю обычного женского счастья. Наверное, я что-то в какой-то момент упустила… Может, из-за занятости на работе… Может, из-за того, что так никогда и не пыталась понять, что у тебя творится в душе. Думала, что обеспечивать тебя всем необходимым, водить к психологу… что этого достаточно, чтобы считать себя хорошей матерью. Прости, если сможешь. Прости, что разочаровала тебя.

– Я все равно не вернусь, – буркнула я, хотя что-то внутри откликалось на ее слова. В этот раз она сумела найти именно те – нужные.

– Понимаю. И я отпускаю тебя, дорогая. Просто хочу, чтобы ты знала. Если когда-то захочешь просто поговорить, я всегда выслушаю. Если понадобится помощь, помогу.

– Спасибо.

Я отвернулась, чтобы скрыть выступившие слезы. Чувствовала себя отвратительно. Я не заслуживаю такой доброты со стороны матери, мне больно ее принимать.

– Дочь… не знаю, имею ли я права что-то просить у тебя…

Я вопросительно вскинула голову.

– Антон… Он ведь не выживет там, в тюрьме. Он совсем ребенок внутри. Деликатный, тонкий. Ему тяжело уже в камере предварительного заключения. Что же с ним будет, если попадет на зону. Да еще с такой статьей. Ты понимаешь? Сможешь жить с этим? Не бери греха на душу. У тебя ведь вся жизнь впереди. А зло ведь возвращается, поверь. Я это теперь точно знаю. Все, что делаешь вольно или невольно, потом вернется.

Я резко выдернула руку и прищурилась.

– Так вот, к чему ты вела. А я уже дура расчувствовалась. Не нужно пичкать меня банальностями. Спрашиваешь, смогу ли жить с этим? Так вот, мамочка, смогу. И буду жить хорошо и припеваючи. И спать буду хорошо. Потому что он заслужил все, что с ним происходит. И ты тоже заслужила.

– Чем же? – Маска сдержанности слетела с нее, как шелуха с лука. – Чем заслужила? Что я тебе такого сделала? За что так наказываешь?

– Тем, что предала самого замечательного человека на свете. Хочу, чтобы ты всю жизнь помнила об этом и несла свой крест!

На нас уставились все, кто ожидал возле зала суда. Я понизила голос и добавила:

– Не хочу больше говорить с тобой. Ты мне больше никто. Ты предала не только отца, но и меня тоже. Тем, что выбрала своего муженька любимого, а не родную дочь.

– Ты не права…

Но я уже не хотела ничего слушать. Подскочила, словно ошпаренная, и бросилась к тетке. Спрятала лицо у нее на груди и зарыдала. Тетя ободряюще гладила по спине и волосам, ожидая, пока закончится вспышка отчаяния. Когда немного успокоилась и подняла голову, увидела, что на меня смотрят с сочувствием, а на мать – с осуждением. Это немного утешило. Появился тот самый следователь, который так проникся моей судьбой – Евгений Михайлович. Он улыбнулся мне, и я ощутила твердую уверенность – все будет так, как задумала. И всегда будет так.

Как я и ожидала, вся тщательно выстроенная адвокатами защита рассыпалась, как карточный домик. Улики были неопровержимы: следы экспертизы, письменные показания, полученные от матери и меня. Пуделек вяло пытался оправдаться, но на него смотрели, словно на кусок дерьма. И меня это радовало. Он сильно сдал. Исхудал, осунулся, взгляд затравленный и полный животного ужаса, сальные кудри топорщатся во все стороны. Скоро их обреют наголо и он будет похож на лысого ежика. Я с трудом удержала смешок и зажала рот ладонью, делая вид, что подавляю рыдания.

Его осудили на десять лет. Мать была убита горем. После оглашения приговора, когда Пуделька уводили, она бросилась за ним, попыталась обнять. Ей не позволили, отстранили. Столкнувшись с моим торжествующим взглядом, тетя судорожно сглотнула. Наверное, только сейчас осознала, что я вовсе не та беззащитная девочка, какой ей хотелось меня видеть. Но стоило мне сделать грустный вид, как ее лицо разгладилось. Люди так охотно верят в то, что им хочется. На этом можно так замечательно играть…

Несмотря на старания тетки подзаработать и обеспечить меня всем необходимым, денег катастрофически не хватало. Вернее, их не хватало, чтобы удовлетворить все мои запросы. Я хотела красивую брендовую одежду, дорогую косметику и кучу мелочей, которые раньше воспринимала, как само собой разумеющееся. Понимала, что выше головы тетя не прыгнет и по мановению волшебной палочки деньги не появятся. Нужно думать о дополнительном источнике дохода.