— Вне всякого сомнения, лорд Айвстон, — сказала София, отпивая чай.

Молли раздраженно фыркнула, но ничего не сказала.

Кранли засмеялся, раскатисто и резко, что в данной ситуации было нелепо.

Глава 24

На Пенелопе было прекрасное платье из белого муслина. Простого покроя лиф удачно подчеркивал фигуру, узкие рукава безупречно облегали красивые руки и заканчивались у локтя. Шелковая красная лента, довольно широкая, завязывалась бантом под грудью, в ушах сверкали золотые серьги с бриллиантами, напоминавшие по форме испанский веер. Она не сомневалась, что выглядит восхитительно. Такой прекрасной, неотразимой леди не составит труда соблазнить Айвстона. Ведь ей почти удалось это.

И он, несомненно, хотел ее.

Судя по опыту, ей нужно лишь немного времени наедине, чтобы он не сдерживал своих желаний и мог целовать ее безудержно.

Она сгорала от нетерпения. Во что бы то ни стало надо отыскать его, где бы он ни прятался, и заманить в ловушку. А скрываться он мог либо дома, либо в клубе «Уайтс». Пенелопа очень надеялась, что Айвстон сидел дома, в таком случае она могла бы нанести визит леди Амелии якобы для того, чтобы убедиться, получила ли она порванную шаль. Это отличный повод и будет выглядеть, как дань вежливости и приличиям, но на самом деле она мечтала только об одном — вновь ощутить прикосновение восхитительных губ и сильных рук Айвстона.

И дело вовсе не в том, что она изменила мнение об Иденхеме. Нет. Он стал бы ей идеальным мужем, но она и сама толком не могла понять, как это получилось. Айвстон, не теряя времени даром, смог перехватить инициативу у Иденхема, значит, ему и быть ее мужем. Почему-то она была уверена, что он прекрасно справится с этой ролью.

В тот момент, когда Пенелопа, стоя перед большим зеркалом в холле, пыталась уложить непокорный локон именно таким образом, как ей хотелось, до нее донесся голос Айвстона, затем ответ Гамильтона, дворецкого. Она мгновенно сорвалась с места, чтобы успеть перехватить Гамильтона, пока он не сообщил о приезде Айвстона ее отцу. Она была абсолютно уверена, что сможет легко и быстро соблазнить его, но присутствие отца лишь усложнит задачу. Это же очевидно.

Обычно доброжелательный и невозмутимый, Гамильтон изменился в лице, услышав ее просьбу, но все-таки кивнул и дал понять, что позволит ей первой встретить лорда Айвстона. Невероятно грациозно, как ей самой казалось, Пенелопа поприветствовала лорда Айвстона глубоким реверансом, чтобы он мог всласть насладиться созерцанием ее декольте, и, улыбаясь, ждала поклона. Он поклонился. Еще некоторое время она ждала, пока он скажет что-нибудь, но напрасно. Айвстон молчал.

Пенелопа изо всех сил старалась удержаться, чтобы не закатить глаза и не показать тем самым, как неуместна его неожиданная робость. Но она сделала это. Непроизвольно. Очевидно, теперь ей придется самой проявить инициативу, чтобы ее лишили чести. Айвстон по какой-то непонятной причине явно не собирался облегчать ей задачу. Кто бы мог подумать! С ранних лет девочки усваивают одну непреложную истину, что мужчины только о том и думают, как бы соблазнить и обесчестить невинную девушку. Но поскольку она не считала себя настолько невинной, ей казалось, что все пройдет легко и просто. Но с лордом Айвстоном все было непросто, даже заставить его положить руку ей на грудь или приподнять край платья.

Она пыталась сдержать вздох отчаяния.

Но все-таки тяжело вздохнула. Ибо она была в отчаянии. Ее планы рушились, как карточный домик, и Пенелопу охватила досада. Она почувствовала, как горячая огненная волна захлестывает все ее существо, хотя вода не горит. Во всяком случае, еще вчера Пенелопа была в этом уверена, до Айвстона, его глупого пари и почти невинных поцелуев.

Сегодня Айвстон выглядел просто неотразимо. Его глаза сияли чистым голубым светом на фоне аристократически белой кожи, а волосы отдавали чистым золотом. Он стригся коротко, но зачесывал волосы на лоб, так что они нависали над его бровями, самыми чудесными бровями этого сезона.

Пока она восхищенно разглядывала его лицо, Айвстон вдруг заговорил, прервав ее раздумья.

— Мисс Прествик, боюсь, я поставил вас в неловкое положение. Я вел себя необдуманно, заключив пари за вашей спиной, и не хочу, чтобы вы пострадали из-за этого.

О да. Он просто выдернул ее из мира фантазий и опустил на грешную землю.

— Лорд Айвстон, полагаю, вам стоило подумать о последствиях, прежде чем заключать пари. Вам не приходило в голову, что это может плохо кончиться?

— Честно говоря, нет, — ответил он.

Такой ответ прозвучал по меньшей мере неэтично, после того как он выиграл свое тайное пари и продемонстрировал всему свету, что добился от нее больше, чем простого расположения.

— Как вы предсказуемы, — сказала она и гордо выпрямилась, слегка расправив плечи. Естественно, ее грудь при этом смотрелась гораздо лучше, но в то же время это движение придавало ей решимости. Может быть, еще оставалась надежда заполучить Иденхема? Может быть, ей все-таки не хотелось, чтобы Айвстон соблазнял ее?

Айвстон тоже выпрямился и уставился на нее. Это было почти забавно.

— Кажется, вы забыли о своих пари? О двух противоречивых пари, которые вы спровоцировали, мисс Прествик? И как вы собирались их выиграть?

— Даже вам должно быть ясно, что я не собиралась выигрывать оба пари. Я была честна с вами, лорд Айвстон, с самого начала… в отличие от вас. Вам отводилась роль инструмента, шпоры-погонялки, и все. Надо сказать, вы плохо справились с этой ролью. И если бы за плохую игру платили деньги, я бы потребовала возмещения убытков.

Айвстон начал тяжело дышать, что, как она поняла, вошло у него в привычку. Его глаза стали темно-синими, и, что самое замечательное, на шее проступили два белых пятна, прямо под ушами изящной формы. У него была красивая голова, неудивительно, что он носил короткую стрижку, желая это подчеркнуть. Белые отметины всегда безошибочно указывали на то, что ее слова достигли цели, заставляя его плавиться от ярости. Неожиданно для себя Пенелопа развеселилась.

— Возможно, я смогу исправиться, — тихо сказал он.

Она уже достаточно изучила его и прекрасно знала, что внешняя сдержанность Айвстона вовсе не означала, что в его душе царит покой. Наоборот. Чем сдержаннее он казался, тем сильнее были чувства, которые он испытывал. Может быть, стоило провести еще один эксперимент?

Почему бы нет?

— А зачем? Пари выиграно, ущерб причинен, — с издевкой сказала она. Кажется, у нее обнаружился талант вести подобные игры. А ей нравилось приобретать новые таланты.

— Чтобы доказать, что я способен на большее, Пен, — прошептал он и, взяв ее за руку, повел в ближайшую комнату, которая оказалась оранжереей. Это немного выбило Пенелопу из колеи. Она, будь у нее такая возможность, выбрала бы другую комнату. Ведь в оранжерее не было даже стула! Здесь были только розы, каменные полы и огромные окна, которые тянулись на мили. Не очень подходящее место для потери чести. И потом… еще даже не стемнело. Хотя всем известно, что лучше всего терять девственность в темноте. — Или, если это тебя не устраивает, может быть, ты предъявишь мне свои доказательства?

— Прошу прощения? Доказательства? Какие и зачем, позвольте узнать? Я ничего не собираюсь вам доказывать, лорд Айвстон.

— Неужели? — сказал он, с угрожающим видом прикрывая за собой двери оранжереи. Забавно. Лорд Айвстон и мухи не обидит, не говоря уже о взрослой леди, у которой есть, пусть и небольшой, любовный опыт, а за алой лентой на груди бьется горячее сердце. Правда, ни один джентльмен не знал, что таится под ней. Никто даже и не пытался узнать. И это причиняло боль и обиду, когда бессонными ночами Пенелопа размышляла об этом. — Не хочешь поделиться опытом своих любовных приключений? Как далеко ты могла зайти? Признаюсь, это не дает мне покоя. Я настаиваю, чтобы ты, Пен, удовлетворила мое любопытство, и немедленно.

Возможно, он не станет обижать муху. Или маленькую собачку. Или маленького ребенка. Или, как в данном конкретном случае, маленькую женщину, каковой она и являлась. Но Айвстон, высокий, прекрасно сложенный, идеальный мужчина с ярко-голубыми глазами, в которых горел огонь страсти, таил в себе угрозу, но в самом приятном, восхитительном смысле этого слова, который только можно себе вообразить. Он хочет удовлетворения?

Отлично. Она тоже хочет этого.

— Вы слишком много себе позволяете, лорд Айвстон, — сказала она, отступая назад. — Но у меня тоже есть к вам вопросы.

— Какие? Что ты хочешь узнать?

— Поскольку вас так волнует моя невинность, меня в равной степени волнует ваша опытность. Сможете ли вы дойти до конца, лорд Айвстон? Умеете ли вы ласкать женщину? Знаете, где и как прикоснуться? Имеете ли вы хоть какое-то представление об удовлетворении женщины? Хоть малейшее?

— Такие вещи не принято обсуждать с дамами.

— Я не собираюсь это обсуждать с вами. Я прошу доказать это.

Некоторое время Айвстон внимательно и серьезно смотрел на нее из-под золотистых бровей. Но она не смутилась, смело выдержав его взгляд.

— Хорошо, — нежно сказал он, и его глаза ярко засияли, как два бирюзовых камешка на солнце. — Для этого мне нужно твое тело. Ты предпочитаешь стоять или опуститься на пол?

Ее сердце бешено колотилось, и каждый его удар отдавался внизу живота и между ног, заставляя потеть сгибы коленей.

— Я еще не решила, — уклончиво ответила она. — Стоит ли предупреждать вас, милорд? Не боитесь, что я вас перегоню?

Айвстон затряс головой, скрывая улыбку в уголках губ.

— Давайте проверим?

Ее сердце затрепетало в груди, и дрожь пробежала по телу во всех нужных местах; Пенелопа с улыбкой развернулась и побежала между розами.

Она не успела сделать и трех шагов, как он настиг ее. Возможно, ему потребовался лишь один шаг, чтобы достичь цели. У него были длинные, мускулистые, точеные ноги. От одной этой мысли у нее закружилась голова.

Айвстон одной рукой обхватил ее сзади и притянул к себе. Она почувствовала, как напряжены его чресла. Другой рукой он стащил вниз декольте, но так, чтобы не порвать платье, и принялся нежно целовать ее плечи. Затем шею. Затем спину.

Его губы скользили намеренно медленно, лениво по ее нежной коже, оставляя влажный жаркий след, пробуждая в теле неудержимый плотский голод. Он прижался бедрами к ее ягодицам. И она подалась назад, им навстречу. Он негромко застонал, и его рука начала медленно скользить вверх, выше, выше. Жаждая прикосновения, ее соски отвердели и напряглись, грудь пронзила сладкая боль. Айвстон не разочаровал ее. Его пальцы, развязывая тесемки корсета, действовали точно и безошибочно. Наконец корсет скользнул вниз, повиснув на талии, в то время как руки Айвстона добрались до ее сосков, пробудив в теле сладкую чувственную агонию.

Какой же глупец этот Айвстон, он вдруг остановился и не думал продолжать. Вместо этого, явно из робости, он развернул ее к себе, лицом, обнял и принялся целовать в губы, оставив без внимания грудь и набухшие, тугие соски. Единственно, что он сделал правильно, так это просунул свою ногу между ее ног, вызывая невероятно приятные ощущения, и, крепко обхватив за талию, прижал к себе, одновременно целуя ее жадными, восхитительно нежными губами.

Прекрасно. Он почти все делал правильно, но зачем развязывать корсет, если не собираешься ласкать ее тугие пышные груди? Неужели они совсем не возбуждали его? Как можно устоять от такого соблазна? Они взывали о ласке, немедленной или медленной, не важно.

И разве это правильно, если в процессе обольщения женщина задается вопросом, что не так с мужчиной или с ней, или с данным конкретным моментом?

— Прикоснись ко мне, — приказала она, когда он на мгновение оторвался от ее губ, чтобы дать ей возможность ослабить его галстук. Ей хотелось сорвать галстук, и не только его, а всю одежду, чтобы увидеть его обнаженное тело и почувствовать обжигающий жар. Интересно, вся его кожа была однородно светлой? Или где-то под одеждой затаились веснушки? На его груди росли золотистые волосы? Они завивались или были такими же прямыми, как и на голове? — Ты что, не можешь меня потрогать?

— А чем я, по-твоему, занимаюсь все это время? — огрызнулся он, прижимая Пенелопу к себе с такой силой, что ее грудь расплющилась. Она развязала галстук и сорвала с его шеи, борясь с искушением тут же задушить его этой длинной полоской ткани, которую судорожно сжимала в руке.

— Этого мало! — выпалила Пенелопа. — Мне этого мало!

С этими словами она, ухватившись за лацканы сюртука, с силой рванула Айвстона на себя и впилась в его губы, как голодный зверь, пожирающий добычу. Его губы, влажные, горячие, неистово включились в борьбу. Она не отставала от него. Горячая. Влажная. Неистовая.