– Он ничего не знает об этом, – честно призналась Даша.

– Это плохо, очень плохо. Вы ведь понимаете, что скрыть это невозможно. Работа в ночное время, как вы себе это представляете?

– Он тоже занят по ночам. Часто возвращается под утро, – прямо глядя ему в глаза, ответила Даша. – И к тому же у нас свободные отношения.

– Такие отношения – прямой путь к разводу, дорогуша, – усмехнулся Валентин Николаевич. – Впрочем, это не мое дело. Только учтите, если он устроит дебош во время вашего выступления или еще какую-нибудь сцену, вам придется платить неустойку. Это понятно?

– Понятно.

– Так что вы решили? – Валентин Николаевич смотрел на раскрасневшееся Дашино лицо, вспоминая, как она двигалась в такт музыке. Это было похоже на чудо. Она была отлично сложена, прекрасно танцевала, ее тело словно не имело костей, так пластичны и легки были ее движения. Длинные волосы, стройные ноги. Немного техники, чуть больше вызова – и она станет лучшей. У него был наметан глаз на такие вещи. Она раскрепостится и будет неотразимой. Он решил сделать ей комплимент, совершенно изменив тембр голоса до вкрадчивого, доверительного. – По-моему, у вас есть все данные, чтобы стать новой звездой этого шикарного заведения. И я бы посоветовал вам.

– Что здесь происходит? – голос Дубровина прозвучал так неожиданно, что у Даши все оборвалось внутри. Хотя, по правде, именно этого она и хотела. Стас появился вовремя, иначе ей пришлось бы сказать «да» этому слащавому коту, смотревшему на нее во все глаза. – Так что здесь, черт побери, происходит? Что за советы?

– Набор в ночное варьете, Станислав Викторович, – не понимая причины гнева хозяина, запинаясь, ответил Валентин Николаевич. – Вот, прекрасный экземпляр. Это то, что нам нужно. Она прекрасно заменит Лику. Ее уход накануне Нового года – настоящее свинство, но, кажется, нам повезло. Без проблем, поверьте моему опыту. Девушка что надо.

– Ага, – Дубровин подошел к Даше, сплел руки в замок сзади. Он с такой силой сжимал пальцы, что они становились то белого, то бордового цвета. – Прекрасный экземпляр, говорите? Заменит Лику. Что она, простите, будет делать?

– Танцевать.

– И у нее хорошо получается?

– Да, вполне, – ответ Валентина Николаевича прозвучал еще тише. Он заметно нервничал, дрожащими руками пытаясь застегнуть пуговицу рубашки, снова затянуть узел галстука. Он вдруг решил, что его растрепанный вид так раззадорил хозяина. – Может быть, хотите посмотреть сами? Я попрошу снова включить фонограмму.

– Нет уж, увольте! – закричал Дубровин и, схватив Дашу за предплечье, резко дернул ее к себе. – Что ты здесь делаешь?!

– Устраиваюсь на работу. Мне нужно на что-то жить, – стараясь выглядеть невозмутимо, ответила Даша.

– Одевайся! Спектакль окончен! За мной немедленно! Я жду!

– Господи, да что происходит?! – громко спросил Валентин Николаевич и тут же осекся под суровым взглядом Дубровина. Его крутой нрав уже был известен всем. Хозяин безжалостно изгонял всех, кто не справлялся со своими обязанностями. Но сейчас Валентин Николаевич не мог уразуметь, где же он ошибся, что сделал не так, чем рассердил его?

– Вы свободны, – резко сказал Дубровин. – Считайте, что никакого просмотра не было. Понятно?

– Понятно.

– Повторите.

– Никакого просмотра не было, нужно по-прежнему искать замену Лике, – оттарабанил Валентин Николаевич. Он стал белым как мел и едва держался на подгибающихся ногах. Ему не нравилась перспектива оказаться без работы тогда, когда он только стал получать хорошие деньги. Он мог повторить сейчас все, что произнесет Дубровин. В стенах этого заведения все, что говорил и делал его хозяин, принималось без обсуждения. – Я правильно говорю, Станислав Викторович?

– Абсолютно, – Дубровин сгреб вещи Даши, аккуратно лежавшие на стуле. Он сделал несколько шагов по направлению к двери, за которой несколько минут назад исчез главный эксперт по набору в танцевальное шоу. Стас оглянулся и увидел две застывшие фигуры. Он сдержал клокочущий гнев и постарался произнести как можно миролюбивее: – Даша, обуйся и иди за мной, пожалуйста.

Он услышал звуки застегиваемой «молнии» и легкие шаги, но предпочел не оборачиваться. Он был уверен, что Даша не собирается никуда деваться. И не потому, что ее вещи были у него в руках, а потому, что она затеяла весь этот спектакль с танцами ему назло. Она ждала, не зная точно, когда по сюжету он появится и прекратит это безумие. Дубровин понял, что пришел вовремя, потому что если бы он увидел Дашу вечером на сцене, даже в самом последнем ряду массовки, он бы не мог поручиться за себя.

– Ну, ты довольна? Или я помешал осуществлению твоего грандиозного плана? – Дубровин закрыл за ними дверь своего кабинета. Швырнув вещи в кресло, он поджал губы и, скрестив на груди руки, уставился на Дашу. Она медленно прошла через весь кабинет, касаясь руками обивки кресел, стульев, гладкой поверхности рабочего стола Дубровина. Она словно искала себе место и, наконец, опустилась в кресло Стаса. Сложила руки, как прилежная школьница, и преданно посмотрела на активно работающего скулами Дубровина.

За все это время она впервые встретилась с ним взглядом и едва нашла в себе силы не отвести глаз.

– Здравствуй, для начала, – улыбнувшись, сказала она. – Мы так давно не виделись, а ты даже забыл поздороваться.

– Я в первый момент забыл, как меня зовут, а ты о правилах хорошего тона. – прикуривая, ответил Дубровин. Он устроился в самом дальнем от Даши кресле, стоявшем в углу. Закинул ногу за ногу. Раздражение, гнев стали постепенно покидать его. Их вытеснял неподдельный интерес к тому, что сейчас будет говорить Даша. Она выглядела усталой, измученной. Несмотря на все старания, она не была похожа на себя: ни уверенности, ни озорства в голубых глазах – молодая женщина, согнувшаяся под грузом жизненных обстоятельств. Дубровин смотрел на нее, пытаясь определить, что она чувствует. Пожалуй, он с удовольствием перестал бы играть в холодность и обнял бы ее, поцеловал. Он скучал по ней. Только эта сумасшедшая занятость и помогала ему удержаться от того, чтобы не названивать ей каждый день. Он с силой закусил фильтр сигареты, вглядываясь в ее родные черты, пытаясь найти в них отклик того, что чувствовал сам, но не видел ничего, кроме тщательно скрываемого волнения. Конечно, она волновалась, но нет ничего интимного, того, что он видел в ее глазах раньше.

– Хорошо, – после паузы произнес Дубровин. – Доброе утро, Даша. Теперь правильно?

– По крайней мере – по-человечески, – Даша откинулась на высокую спинку кожаного кресла, почувствовала, что оно вращается, и принялась поворачиваться то вправо, то влево, не сводя глаз со Стаса. – Знаешь, я знала, что ты появишься в самый неподходящий момент.

– Да? А когда, по твоему сценарию, я должен был появиться?

– Как минимум после того, как я впервые бы вышла на сцену твоего кабака, – улыбнулась Даша. Она лукавила, но почему-то снова ощутила непреодолимое желание разозлить Дубровина.

– Прекрасная идея. Кто подсказал?

– Сама додумалась.

– Я забыл, что у тебя было слишком много свободного времени. Это опасно – в голову обязательно приходят бредовые мысли, – резко выпуская дым, заметил Стас.

– Да, ощущение невесомости и полная неразбериха могут сотворить нечто подобное, но к моему случаю это не имеет отношения. У меня были очень насыщенные общением и интересными встречами дни. Не смотри с такой усмешкой. Я даже не заметила, как пролетело время. Словно один день прошел со дня нашего расставания.

– Теперь желание пожить у мамы ты называешь расставанием, – констатировал Стас.

– Слова могут быть разными, но смысл один – я прекрасно провела время. Я была свободна! – последние слова Даша произнесла с вызовом.

– Ты хочешь продолжать в таком же духе или можно начать нормальный разговор? – поинтересовался Дубровин, потушив сигарету. Даша молча пожала плечами. – Хорошо, будем считать, что перепалка окончена. Итак, ты зачем здесь?

– Я действительно пришла получить работу.

– Ужас какой-то, детство. Ты в семь лет поступала умнее.

– Как хорошо, что у тебя в твоем возрасте такая замечательная память!

– Нормальная память, обычная. Она оставляет только то, о чем вспоминать приятно, – отмахнулся Стас.

Даша скрестила руки на груди. Она не хотела признаваться в том, что ей холодно. Даша решила, что в коротком топе, открывающем талию, живот, она выглядит более соблазнительно. Она хотела так выглядеть.

– Послушай, что дальше? – нервно спросила она.

– Честно говоря, у меня нет возможности решать свои семейные проблемы в рабочее время, – поднимаясь, ответил Дубровин. – Мы могли бы поговорить в другом месте. Где скажешь.

Даша насупилась. Ей не нравилось его самообладание, но ее не обманешь: Стас поедал ее глазами, однако говорил сухо и сдержанно. Каков молодец!

– Долго говорить не придется, – Даша тоже поднялась и пошла ему навстречу.

Они остановились друг против друга и молча смотрели в глаза. Дубровин медленно взял ее за руки. Пальцы оказались холодными, словно из них ушла жизнь – Стас поднес их к губам, закрыл глаза и поцеловал. Ни одна мышца не дрогнула на Дашином лице. Она только заметила, что у Дубровина прибавилось седых волос, а может быть, ей только показалось. Она хотела найти следы страдания, мук одиночества. Его карие глаза вдруг подобрели, Дубровин усмехнулся кончиками губ, а в ответ на недоуменный взгляд Даши взял и крепко прижал ее к себе.

– Какой же ты ребенок, – прошептал он, целуя ее.

– Я не ребенок! – пытаясь оттолкнуть его, протестовала Даша, но сильные руки Дубровина не давали ей и пошевелиться.

– Хорошо, хорошо, успокойся, – добродушно сказал Стас. – Давай так. Я вызову машину, и ты поедешь домой. Я вернусь к восьми, и мы поговорим.

– Я не хочу ждать до восьми. Я не хочу снова оказаться одна в этом огромном доме, – Даша почувствовала, как ослабли объятия Стаса. Она посмотрела ему в глаза. В них была настороженность и напряженность ожидания. – Я хочу понять сейчас, что-нибудь изменится или все останется по-прежнему?

– Ты можешь выражаться конкретнее? – Дубровин опустил руки, выпрямился и свысока посмотрел на Дашу.

– Может быть, ты забыл, что последнее время мы жили плохо. Ругались, скандалили, не находили общего языка.

– Да, я помню.

– Скажи, ты по-прежнему против того, чтобы я вела нормальный образ жизни?

– В каком это смысле? – иронично поинтересовался Стас. Он почувствовал, что ему невыносимо жарко.

Горячая волна прокатилась с головы до ног, оставив неприятное онемение в кончиках пальцев.

– Начнем по порядку. Если я снова заговорю о работе, ты как к этому отнесешься?

– О господи, – Дубровин вздохнул, беспомощно огляделся по сторонам, словно ища поддержки у стен своего кабинета. Он отодвинул один из стульев и тяжело опустился на него.

– Такой простой вопрос приводит тебя в совершенно необъяснимое состояние, – заметила Даша. – Значит, ничего не изменилось. Ты продолжаешь думать, что я вернусь и снова добровольно стану затворницей, послушной женой, вымаливающей у тебя разрешение поехать к маме. И, конечно, вместе с тобой, ведь иначе.

– Ведь иначе у супруга сердце разорвется от страха, что с его женой опять может что-нибудь случиться, – перебил ее Дубровин.

Он закрыл ладонями лицо и тихо заговорил. Речь его была складной, слова лились беспрерывно. Создавалось впечатление, что он давно и не один раз произносил их самому себе. И только теперь позволил им быть услышанными той, кому они предназначались. Даша присела рядом, обхватила его колени руками. Она ждала, что он сейчас отнимет руки от лица, но Стас продолжал говорить, словно стыдясь своих слов.

– Ты так и не поняла, Дашуня, что все это время я живу в страхе. Я гоню его от себя, говорю, что нельзя думать о плохом. Нужно притягивать мыслями и делами хорошее, но прошлое преследует меня. Он идет за мной днем, приходит ко мне во снах. Это ужасно. Ты словно перестаешь быть хозяином своего тела и мыслей. Они живут своей жизнью, создавая жуткий дискомфорт, разрушая все, к чему ты так долго стремился. Насилие над собой приводит к тому, что разрушение касается уже не только тебя, но и самых близких людей. Ты знаешь, у меня никого нет, кроме тебя. С некоторых пор никого. Сыновья не желают общаться, остались одни воспоминания. В моей жизни все рано или поздно приобретает термин «бывшее»: бывшая жена, бывшие родственники, бывшее благополучие. Или мнимое, как ты считаешь?.. Все летит к чертям. И ты хочешь стать прошлым, – Дубровин медленно отнял ладони от лица. На щеках остались красные следы, словно кто-то отхлестал его. – Я не умею любить, не умею жить, не умею расслабляться и отпускать прошлое. Может быть, я отчаянно цепляюсь за него, потому что не верю в будущее? Вот я и сказал это. Ты довольна?

– Я рада, что ты нашел в себе мужество признаться в том, что тебя беспокоило так долго. И глупо, что мы не поговорили об этом раньше, – Даша провела рукой по его волосам. – Самое интересное, что я сама додумалась до этого недавно.