Они посидели еще немного, а потом Джеффри встал, собираясь уходить. Эшли выглядела уставшей и рассеянной, а ему еще предстояло поработать. Нужно было написать несколько сценариев для нового шоу.

– Ты все еще хочешь пойти в свой пляжный клуб завтра? – спросил он, и она кивнула.

Она знала, что проводить время с ним не следовало, но это единственное, чего ей сейчас хотелось. С ним она чувствовала себя в безопасности, словно он был убежищем от всего, что происходило с ней.

– Мы можем там позавтракать, а девочки будут плескаться в бассейне целый день.

– Звучит заманчиво, – сказал он, и в этот раз, когда наклонился, чтобы дружески поцеловать ее, она прильнула к нему.

Он долго держал ее в объятиях, поглаживая по голове, опасаясь сделать что-то такое, что могло бы ее расстроить. Но затем она сама поцеловала его, и это был нежный и чистый поцелуй, который устроил их обоих.

– Я не знаю, что делаю, – прошептала Эшли.

– Все хорошо, – нежно произнес он, – сейчас тебе ничего не нужно знать. Мы подумаем об этом позже. И что бы ты ни решила, я поддержу тебя. Я объявился слишком поздно. Ты мне ничего не должна.

– Спасибо, – прошептала Эшли, и через несколько минут он ушел, пообещав заехать за ними завтра в полдень.

Эшли не понимала, что происходит, но быть рядом с ним сейчас казалось правильным, и он ничего от нее не хотел. В данный момент ей нечего было дать никому, даже Маршаллу. После того, что он сказал ей накануне, она чувствовала себя опустошенной. Она не могла представить, что сможет опять испытывать какие-либо чувства. Она словно оцепенела.

* * *

В четверг вечером Маршалл приземлился в Сан-Франциско и отправился домой в Россе, чтобы провести там ночь. Он чувствовал себя удивительно спокойно теперь, когда принял решение, и больше не испытывал тревоги. Он знал, что поступает правильно. Это будет шоком для Лиз, но пришло время быть честным с ней. Он лгал ей слишком долго.

Когда он вошел в спальню, ему в голову пришла мысль, что Лиз сделает с этим домом: продаст или останется здесь жить. Маршалл уже начал подыскивать дом, в котором они теперь будут жить с Эшли. Он собирался в понедельник позвонить агенту по недвижимости и своему адвокату, после того как переговорит с Конни Фейнберг, но сначала следовало поговорить с Лиз.

Он отправился на озеро Тахо в пятницу утром. Поездка заняла четыре часа, а когда он приехал, Лиз не оказалось дома. Домработница сказала, что она поехала на маникюр, а Линдсей была у друзей. Он надел плавки и отправился на озеро поплавать. День был изумительный.

Он все еще сидел на пристани, когда Лиз нашла его там, вернувшись домой. Она удивилась, увидев его так рано, и обеспокоилась, не заболел ли он снова. Он сказал, что совершенно здоров, и она обрадовалась его приезду.

– Когда ты вернулся из Лос-Анджелеса? – спросила она с улыбкой.

– Прошлой ночью, – ответил Маршалл, глядя на нее без улыбки. Теперь она казалась ему чужой. Он уже мысленно расстался с ней, даже отправил сообщение, когда вернулся домой, что было для него необычно. – Я взял на сегодня выходной.

Лиз уже поняла это. Он заметил на ее ногтях ярко-красный лак. Она выглядела более отдохнувшей и расслабленной, чем когда он улетал в Лос-Анджелес.

– Я приехал поговорить с тобой, – наконец сказал он с серьезным видом.

– Что-нибудь случилось? У тебя опять был приступ в Лос-Анджелесе?

Она сразу забеспокоилась, но он покачал головой, и она присела рядом с ним.

– Кое-что случилось в понедельник.

Они сидели на пристани, глядя друг на друга. У нее было странное предчувствие, будто что-то должно произойти, но она не знала, что именно. Он смотрел на нее как-то странно, а она ждала его объяснений.

– Конни Фейнберг пришла ко мне в офис и буквально заставила меня сделать то, на что у меня не хватало мужества в течение восьми лет.

– И что же это? – не поняла Лиз.

– Быть честным с тобой. Я лгал тебе в течение восьми лет.

– О чем? – Ей все это казалось странным.

– У меня есть другая женщина в Лос-Анджелесе, – произнес он так, словно в этом не было ничего особенного.

Лиз уставилась на него с недоверием. Ее мозг отказывался воспринимать эти слова, словно кто-то нажал клавишу «стереть». Информация не доходила до нее.

– Что ты имеешь в виду?

– Восемь лет у меня длится связь с женщиной из Лос-Анджелеса, – холодно повторил он. – Я никогда не хотел расставаться с тобой или рассказать тебе о ней, но я проводил два дня в неделю с ней. У нас две маленькие дочки, близнецы, им по семь лет. Они живут в Малибу.

Лиз смотрела на него, пока он это говорил, и думала, что сейчас упадет в обморок.

– Об этом стало известно в совете директоров, и они требуют, чтобы я разобрался с этим, или меня уволят.

Маршалл сказал это в надежде, что Лиз поймет, но она не понимала. Она не поняла ни слова из того, о чем он сейчас говорил, и как это могло случиться, и почему она об этом не знала и даже не догадывалась. Она полностью доверяла ему.

Она попыталась подняться, но чуть не упала. Она дрожала как осиновый лист. Он протянул руку, чтобы поддержать ее, но она отшатнулась, словно его рука могла обжечь, так же как слова только что разбили ей сердце.

– И у вас двое детей? – закричала она пронзительным голосом, который они оба не узнали. А Маршалл был пугающе спокоен, наблюдая за ней. Единственное, чего он сейчас хотел, – сказать ей правду, впервые за эти годы. – И ты занимался со мной любовью все это время? И лгал мне? И нашим детям? Как ты мог так поступить со мной?

Она всхлипнула и разразилась рыданиями. Они стояли около озера, и у Лиз был такой вид, словно она сейчас ударит его, и Маршалл не обвинил бы ее, если бы она это сделала. Ему было тоже тяжело. Было непросто признаться ей во всем, но он хотел это сделать сейчас, чтобы прояснить положение и объяснить свое решение.

– Я полюбил ее. Безумно, страстно, безрассудно. Думал, что пройдет, но не прошло. А потом она забеременела. Она хотела иметь детей, особенно когда мы узнали, что это близнецы. Может, она считала, что это единственный способ привязать меня к себе. Она была очень молода в то время.

– Насколько молода? – сдавленным голосом поинтересовалась Лиз. Теперь она хотела знать все. Он словно разрезал ее на куски, и она думала, что хуже уже не будет.

– Ей было двадцать два, когда мы встретились. Сейчас ей тридцать. Но дело не в ее возрасте, Лиз, – сказал он тихо. – Ты красивая женщина, и я люблю тебя. Когда Конни сказала, что мне придется сделать выбор, я собирался остаться с тобой и поехал в Лос-Анджелес, чтобы сказать ей об этом, но не смог. Если бы даже и оставил ее, то вернулся бы к ней тайком через неделю. В ней есть что-то, в чем я нуждаюсь. Я даже не знаю, что это или почему. Это за пределами разума. Мы с тобой прожили вместе почти тридцать лет. Может быть, мы исчерпали наши отношения и не осталось ничего, кроме уважения, чувства долга и привычки. Но я знаю, что в Лос-Анджелесе у меня ничего не закончено. И она ждала этого долгие годы. Мы должны развестись, Лиз, – сообщил он, словно ожидая, что она вежливо согласится и пожелает ему удачи.

Но вместо этого Лиз издала ужасающий вопль, и он эхом прокатился по озеру. Маршалл стоял и смотрел на нее, не зная, как успокоить. Она продолжала кричать, пока домработница не выбежала из дома, но он знаком отослал ее прочь. Он попытался обнять Лиз, но она больно ударила его. Она дико размахивала руками и кричала, как он мог так с ней поступить. Она всегда поддерживала его, она отдала ему свою жизнь и родила троих детей, а он превратил все это в фальшь.

– Это не было фальшью, – пытался он ее урезонить. – Я любил тебя. И сейчас люблю. Просто не могу больше оставаться с тобой.

Лиз посмотрела на него так, словно хотела убить, и бросилась к дому. Он последовал за ней, но оставил одну, когда она вбежала в спальню и захлопнула дверь. Он подошел к двери часом позже, услышал ее рыдания и заходить в комнату не стал. Домработница догадалась, что случилось нечто ужасное, но боялась спросить и старалась не показываться на глаза. Сидя на кухне, она плакала, даже не зная, что произошло, и думала, что несчастье приключилось с кем-то из мальчиков. Пока Лиз продолжала рыдать в спальне, Линдсей вернулась домой, но рыданий не слышала и была удивлена, увидев отца так рано в пятницу, когда столкнулась с ним в холле.

– А где мама? Ты хорошо себя чувствуешь, пап? – спросила она участливо.

Маршалл был тронут и подумал, как долго это продлится, учитывая то, что только что сказал ее матери. Он знал, что, если Лиз решит сказать им правду, он станет для всех персоной нон грата.

– Она плохо себя чувствует. Она в своей… нашей спальне. Я думаю, не стоит ее беспокоить сейчас.

Линдсей спустилась вниз, чтобы поесть и обнаружила домработницу в слезах.

– Что случилось? – Она тоже сразу подумала о братьях и не на шутку испугалась.

– Я не знаю. Твоя мать очень расстроена. Мне кажется, они поругались.

– Ох!.. – Линдсей вышла из кухни и направилась к матери выяснить, что происходит.

Она обнаружила ее на кровати, лицом вниз и горько рыдающей. А когда на звук хлопнувшей двери она подняла голову и посмотрела на Линдсей, ее лицо было искажено горем. Девочка пришла в ужас, увидев мать в таком состоянии.

– Мама, что случилось?

Но Лиз продолжала рыдать. Линдсей обняла ее и попыталась успокоить. Но от этого рыдания становились громче.

– Вы поругались с папой? – спросила Линдсей, вспомнив слова домработницы, но Лиз ответила дрожащим голосом:

– Мы разводимся. У твоего отца другая женщина. Он бросает меня из-за нее.

Лиз не стала говорить, что эта связь тянется уже восемь лет и что у них есть двое детей-близнецов. Это было все, на что у нее хватило сил в настоящий момент.

– Кто она? – дочь уставилась на нее широко раскрытыми глазами, не в силах поверить в это.

– Молодая женщина из Лос-Анджелеса.

– Насколько молодая? – Линдсей смотрела на мать с ужасом.

– Ей тридцать лет. – Лиз попыталась взять себя в руки, в то время как дочь села рядом с ней на кровать и тоже заплакала.

Они долго сидели обнявшись, не в силах поверить в происходящее, а когда наконец спустились вниз, уже стемнело. Маршалл сидел в гостиной, явно расстроенный, когда они вошли в комнату. Лицо Лиз было красным и опухшим, а дочь выглядела еще хуже. Они проплакали несколько часов.

– Мне жаль, – сказал он мрачно. – Я знаю, это тяжело для всех нас, но у меня не было выбора, кроме как все тебе рассказать.

– Как ты мог лгать мне столько лет?

– Я не хотел причинять тебе боль и не знал, что мне делать. Ни с одной из вас я не хотел расставаться и сомневаюсь, что расстался бы, если бы совет директоров не заставил меня сделать выбор.

Сейчас Маршалл был абсолютно честен, и смысл его слов не ускользнул от нее.

– Так ты разводишься со мной, чтобы спасти свою карьеру?

– А что проку в том, если я останусь без работы? Наш брак уже исчерпал себя, Лиз. Много лет назад.

Это было то, что он всегда говорил Эшли, но они оба знали, что это неправда. Он вел себя с Лиз как муж и продолжал хотеть, чтобы она вела себя как его жена все эти годы, даже в постели.

– Наш брак оставался браком, и ты сам это знаешь, – отрезала Лиз, и Линдсей, не в силах больше слушать, побежала наверх, в свою комнату. – Ничего не было кончено. На прошлой неделе мы занимались любовью. Или ты это тоже делал из чувства долга?

Маршалл не стал говорить ей, что уже несколько лет секс между ними происходил из чувства привязанности, уважения и благодарности за все, что она делала для него. Он еще оставался достаточно джентльменом, чтобы не сказать, что страсть давно потухла и желание возникает все реже.

– И что это за девица, если способна восемь лет тайком жить с женатым мужчиной да еще внебрачный детей родить? Что это за шлюшка?

Лиз снова принялась кричать, и Линдсей слышала ее из своей комнаты, но слов отца не могла разобрать.

– Она страдала из-за всего этого большем, чем ты, – жестко сказал Маршалл, – потому что все эти восемь лет знала о тебе. По крайней мере у тебя было преимущество – ты верила, что у нас нормальный брак.

– А ты не верил? – возмутилась Лиз.

– Я знал правду.

Лиз осознала, что была единственной, кто не знал правды. Пять дней в неделю он играл в брак с ней, а потом уезжал на два дня в Лос-Анджелес к женщине, которую действительно любил, и их детям.

Лиз поднялась наверх, чтобы поговорить с дочерью, а Маршалл тихо проскользнул в одну из гостевых комнат и лег спать. Ничего полезного они уже не скажут друг другу ни этой ночью, ни в выходные. Все, что осталось, – это оскорбления и взаимные обвинения.

Лиз легла в кровать, но вспомнила, что домой приезжает Джон и привозит с собой Элис. Но сейчас это невозможно. Она написала ему сообщение, что эти выходные они должны провести в семейном кругу, поэтому он не может взять с собой Элис. Джон перезвонил, как только получил сообщение, сердитый и растерянный.