— У тебя с собой эти чертовы письма или нет?

— Забавно. Робкая, как мышь, Эйнсли Дуглас и развратный лорд Кэмерон Маккензи. Как обрадуется свет!

— Еще одно слово о ней, и я тебя задушу.

— Ты всегда был таким горячим. Я когда-нибудь говорила, насколько это возбуждает?

— Письма, Филлида.

Ее взгляд метнулся за спину Кэмерона, и на лице появилось искреннее удовольствие. Кэмерон никогда не видел ее такой.

— Дорогой, подойди, пожалуйста, и защити меня от угроз лорда Кэмерона. Ты же помнишь, я рассказывала тебе о Маккензи.

Кэмерон повернулся и с удивлением увидел высокого молодого черноволосого мужчину, смуглого, с темными глазами — типичный итальянец. Кэмерону он показался смутно знакомым — будто какой-то сценический персонаж.

— Извинитесь перед дамой, — сказал итальянец. У него был почти незаметный акцент и хороший английский. — Я знаю, она была вашей любовницей, но теперь все кончено.

— Согласен, — ответил Кэмерон. — Все кончено. Филлида, черт возьми, кто это?

— Не твое дело, — отрезала она. — Он присутствует здесь, чтобы меня не обманули. — Она повернулась к итальянцу: — Дорогой, ты принес письма?

Кэмерон зажал деньги в кулаке: он отдаст их Филлиде, только когда получит письма. Итальянец полез в карман и вытащил стопку сложенных листков.

— Здесь все письма? Эйнсли говорила, что их шесть, — сурово проговорил Кэмерон.

— Все. — Итальянец держал их на расстоянии вытянутой руки. — Вы можете доверять синьоре, она всегда поступает справедливо.

Филлида? Справедливо? Либо этот человек хороший лгун, либо Филлида успешно ввела его в заблуждение.

Кэмерон протянул руку за письмами, но итальянец прижал их к себе:

— Сначала отдайте ей деньги.

«Вот дьявол».

— Давайте сделаем это одновременно, — предложил Кэмерон.

Мужчина спокойно кивнул и снова протянул письма, а Кэмерон разжал руку с деньгами. Филлида схватила деньги, Кэмерон взял у итальянца письма.

— Спасибо, Кэмерон. — Большой палец Филлиды пробежался по краю банкнот. — Надеюсь, никогда больше тебя не увижу.

— Подожди, — грозно сказал Кэмерон, разворачивая первое письмо. — Ни один из вас не уйдет отсюда, пока я не проверю, что здесь все письма.

— Я говорила тебе…

— Нет, — поднял руку итальянец, — пусть проверит. Предатели всех судят по себе.

Несомненно, этот человек — «слуга искусства», все его речи явно позаимствованы из каких-то пьес или опер. Кэмерон уселся на витую железную скамейку и просмотрел первую страницу.

— Ты же не собираешься читать их все? — с раздражением поинтересовалась Филлида.

Кэмерон не ответил. Он решил прочесть каждое слово в этих письмах, чтобы убедиться, что получил их все, что ни одна страница не припрятана, дабы чуть позже опять шантажировать Эйнсли. Кэм не лгал Эйнсли, когда говорил, что его не интересуют письма, но он никогда не обещал, что не станет читать их. Ему необходимо это сделать, ради ее же блага.

Несомненно, это были любовные письма. Леди адресовала их «Моему горячо любимому Другу», потом шел поток напыщенных прилагательных и цветистых фраз, воспевавших крепкое телосложение этого друга, его отвагу и выносливость. Несмотря на это, Кэмерон видел, что автор великолепно владеет словом и имеет поэтический дар, пусть даже выражается в излишне сентиментальной манере. Первое письмо представляло собой беззаботное, полное новостей послание, сдобренное несколькими цветистыми фразами. В конце стояла подпись: «Всегда любящая вас миссис Браун».

«Миссис Браун». Черт возьми.

Кэмерон развернул второе письмо и обнаружил, что она почти в точности повторяет первое, но в середине письма автор говорит о «докучливых детях» и иных домашних делах. Совершенно очевидно, что речь шла о внутренних проблемах дворца, а докучливые дети — принцы и принцессы этого королевства.

Он, наконец, понял скрытность Эйнсли и ее тайную тревогу. Безымянной подругой, которую она так отчаянно пыталась защитить, была королева Англии.

— Стыдно, правда? — спросила Филлида, когда Кэмерон свернул последнее письмо. — Ей должно быть стыдно за себя.

— Ты сделала копии с этого? — перебил ее Кэмерон. Каким оружием могли бы стать эти письма в ее руках, а она потребовала такую незначительную сумму. Что-то здесь не так.

— Зачем? — пожала плечами Филлида. — Меня не интересуют трогательные фантазии королевы.

— Эти письма могли бы унизить королеву, — Кэмерон встал и сунул письма в карман, — а ты продаешь их мне всего за полторы тысячи гиней?

— С твоей стороны это очень щедро. Думаю, для начала достаточно.

— Для начала чего?

Филлида засмеялась, и Кэмерон впервые, с тех пор как встретил ее, увидел, как из нее ушла жесткость.

— Для расставания с мужем, конечно. — Она взяла итальянца под руку. — Спасибо, Джорджо. Идем?

Джорджо. Теперь Кэмерон узнал его. Это был Джорджо Прарио, тенор, недавно покоривший Лондон. Изабелла устроила суаре, чтобы помочь ему начать карьеру, одно из таких небольших сборищ, которые Изабелла обожает, а Кэмерон бежит от них как от чумы.

Прарио, гордо подняв голову, внимательно посмотрел на Кэмерона своими карими глазами и повел Филлиду к выходу из оранжереи. Она вцепилась в него мертвой хваткой, бедняжка.

Кэмерон смотрел им вслед и видел, как Филлида всем телом льнет к этому высокому мужчине. Филлида Чейз, которая ценила комфорт и свое положение в обществе превыше всего, была готова бросить все, чтобы сбежать с молодым оперным певцом. Мир меняется до неузнаваемости.

И что еще более странно, Кэмерон все больше и больше привязывался к молодой леди в красном, которая с раскрасневшимся лицом, едва дыша, пробралась сквозь листья пальмы, рядом с которой стоял Кэмерон.

— Ты забрал их?

Глава 13

Глаза Кэмерона горели гневом, но он не сказал Эйнсли ни слова. Надо было догадаться, что она не станет так долго ждать.

Эйнсли протянула руку к письмам, но Кэмерон их не отдал.

— Пусть они побудут пока у меня. Я не доверяю Филлиде. Она может подстеречь тебя и попытаться опять их выкрасть.

— Моя подруга будет очень благодарна за то, что вы сделали, — сказала Эйнсли, продолжая тянуть руку и чувствуя, как пальцы ее просто зудят от желания прикоснуться к письмам.

— Твоя подруга миссис Браун? Боже мой, Эйнсли.

— Я просила тебя не читать письма. — Широко распахнув глаза, Эйнсли опустила руку.

— Я прочитал их, чтобы убедиться, что Филлида ничего не утаила. Я забрал все письма, даже то, в котором нет одной странички.

Он стоял перед ней, такой высокий и сильный. И сердитый.

— Кэмерон, ради Бога, не говори, пожалуйста, своему брату. Харт Маккензи, всем известно, не согласен с политикой королевы. Мне даже подумать страшно о том, что он сделает с подобными письмами.

— Возможно, бросит их в горящий камин.

— Что? — Эйнсли заморгала. — А вдруг он решит поставить ее в неудобное положение, как-то повлиять на людское мнение, привлечь ее сторонников на свою сторону?

— Если ты так думаешь, то у тебя неправильное представление о Харте. — Кэмерон накрыл своей теплой рукой ее ледяную руку. — Харт хочет добиться победы, доказать, что он прав, прав во всем, но только не с помощью болтовни и постельных сплетен. Харт хочет быть всемогущим богом. Нет, он уже думает, что он — всемогущий бог. Теперь он хочет доказать это всем и каждому.

Эйнсли провела большим пальцем по пальцам Кэмерона, мозолистым и загрубевшим от постоянной работы с лошадями. Как не похожи эти руки на ухоженные руки джентльмена, который не поднимает ничего тяжелее карт или стакана бренди!

— Пожалуйста, — Эйнсли поцеловала один из его загрубевших пальцев, — не рассказывай ему. На всякий случай.

— И не собираюсь. Это не его дело, — сверкнул глазами Кэмерон.

— Спасибо. — Эйнсли поднялась на цыпочки и поцеловала его в уголок рта.

Кэмерон прижал ее к себе и завладел ее губами. Ответив на его поцелуй, Эйнсли сунула руку в пиджак Кэмерона и нащупала в его кармане письма.

— Дьявол! — Его крепкие пальцы перехватили запястье Эйнсли.

— Когда я получу их? — неохотно уступила Эйнсли.

— Когда покинешь Килморган. Отдам их тебе, когда ты сядешь в свой экипаж, — обнял ее Кэмерон. — А сейчас перестань играть. Я целую тебя.

«Он сам пребывает в игривом настроении», — подумала Эйнсли. Кэмерон покусывал и целовал ее губы, она делала то же самое с его губами, и когда Эйнсли подняла на него глаза, она прочла в них страстное желание. Никакой игривости там и в помине не было.

— Я хочу провести с тобой ночь, — выдохнула Эйнсли, не собираясь отступать от своего решения.

— Надеюсь, что так, — обжег ее взглядом Кэмерон.

Как он может спокойно говорить об этом?

— Но не здесь, я думаю.

— Господи, конечно, не здесь. Мы отправимся куда-нибудь в более удобное и менее противное место.

— Мне казалось, ты говорил, что удобство для тебя не самое главное, — постаралась поддержать его легкий тон Эйнсли.

— Распутница. Я хочу, чтобы тебе было удобно.

— Пока ты будешь всеми способами обольщать меня?

— Черт, не смотри на меня так. Или я забуду, где мы находимся.

У Эйнсли взволнованно застучало сердце. Почему такие заявления так будоражат ее?

— Пойдем со мной, — прильнув к ее губам, прошептал Кэмерон, — я найду свой экипаж. Не хочу упускать тебя из виду.

Эйнсли и сама не слишком-то хотела расставаться с ним. Особенно в этом доме.

— Мои туфли остались в той комнате. — Эйнсли подумала, удастся ли им вернуться туда и забрать обувь, не столкнувшись с Роулиндсоном или с кем-то еще, но Кэмерон прервал ее мысли, подхватив ее на руки.

Эйнсли ощутила его силу и задохнулась от волнения. Он даже не покачнулся под тяжестью ее тела, юбок, подкладок и всего прочего, спокойно подошел к двери в конце оранжереи и шагнул в темноту. Ночь была прохладной, но она никогда не замерзнет, прижимаясь к его широкой груди.

— Ты так много сделал для меня, — сказала она, коснувшись его лица. — Не знаю, как мне…

— Если ты начнешь говорить о деньгах, я выброшу тебя в кусты. Мне не нужны эти деньги, твоя благодарность или плата собственным телом.

— Но если ты даже благодарность не примешь, тогда что же тебе нужно?

— То, что я не могу иметь, — серьезно сказал он. Эйнсли хотела было съязвить — уж Маккензи-то может иметь все, что захочет, но что-то в его лице заставило ее промолчать. Она довольно долго жила при дворе и знала, что деньги и положение не гарантируют счастья. Они делают жизнь более комфортной, но при этом в ней все равно остаются печаль, гнев и пустота.

— Мне хочется что-нибудь сделать, — начала Эйнсли. — Я благодарна тебе… — Эйнсли замолчала на полуслове и взвизгнула, когда Кэмерон повернулся и решительно зашагал к кустам рододендронов. — Хорошо-хорошо, я ничего не буду делать.

— Вопрос с письмами закрыт. — Кэмерон поставил Эйнсли на ноги. — Я не хочу, чтобы это стояло между нами.

— Я понимаю. — Эйнсли тоже этого не хотела. — Но ты не можешь запретить мне быть благодарной. Спасибо тебе за помощь, Кэм.

Она немного боялась, что он осуществит свою угрозу и затащит ее в ближайший куст, но Кэмерон лишь нежно обхватил ее лицо руками.

Он не обязан был помогать ей. Он мог бы потребовать у нее платы, о чем ее предупреждала Филлида, еще до того, как одолжил ей деньги. Но он выиграл это сражение и теперь вернулся к их прежним отношениям.

Кучер Кэмерона, по-видимому, был предупрежден, потому что экипаж с ярко горящими огнями уже поворачивал по аллее и был совсем близко. Кэмерон снова подхватил Эйнсли на руки и зашагал к нему.

Стояла сухая и холодная ночь, все небо было щедро усыпано звездами.

— Когда я в Лондоне, я скучаю по этому небу, — сказала Эйнсли. — Просто дух захватывает.

— Холод собачий.

— Я заметила, что большинство шотландцев жалуются на погоду, хотя окружены такой красотой.

— Прямо сейчас я бы предпочел быть окружен теплом.

Они приблизились к остановившемуся экипажу, из темноты возник лакей и открыл дверцу.

— Забирайся. — Кэмерон подтолкнул Эйнсли внутрь, и она уселась на уютные подушки.

Кэмерон протянул лакею чаевые, посмотрел на своего кучера и сделал круговое движение пальцем.

— Слушаюсь, сэр, — весело откликнулся кучер.

Кэмерон сложил лесенку, забрался в экипаж, и тот резко дернулся с места. Он захлопнул дверцу и плюхнулся на сиденье рядом с Эйнсли. От него пахло свежестью ночного воздуха.

Ни слова не говоря, Кэмерон сдернул с нее парик и маску и бросил их на противоположное сиденье. Прохладный воздух коснулся лица Эйнсли, и голове стало намного легче.