— Значит, вы хотели написать мне письмо?

— Да, конечно.

— Расскажите, что будет в этом письме.

— Я… я не уверена.

Запинка, с которой она произнесла это, очаровала Кэмерона. Совершенно очевидно, что она ищет любовных приключений. Кэмерон еще крепче обхватил ее за талию и притянул к себе. К его паху прижался небольшой турнюр, мешая почувствовать то, что он хотел почувствовать.

Когда она снова подняла на него глаза, внутри у Кэмерона что-то щелкнуло. Ее запах, смешанный с запахом роз, ощущение ее тела в своих объятиях, белокурые волосы, щекотавшие ему подбородок, разбудили чувства, которые, как он думал, давно умерли в нем.

Ему нужна эта женщина, он хочет ее. Он может доставить ей удовольствие, заставить стонать от счастья и ненадолго забыться в ее объятиях.

Кэмерон покрыл поцелуями ее плечо, ощущая вкус кожи. Соленая, сладкая, немного пряная. Но этого недостаточно, ему надо больше.

Кэмерон редко целовал женщин в губы. Поцелуи рождают ожидания, надежды на роман, а Кэмерону не нужны романы с его дамами.

Но ему захотелось познать на вкус эту молодую женщину, которая притворялась такой невинной. В памяти всплыло имя — миссис… Дуглас? Кэмерон смутно вспомнил ее мужа, который стоял внизу с ней рядом, он явно был слишком стар для нее. Скорее всего, она вышла замуж по расчету. Наверное, этот мужчина уже много лет не прикасался к ней.

Кэмерон прикоснется к ней, познает на вкус и на ощупь, а потом, удовлетворенную и счастливую, отправит назад, к никчемному мужу. По крайней мере, хоть одна ночь на этой проклятой загородной вечеринке не будет такой нудной и скучной.

Он запрокинул ее голову и нежно коснулся губами ее губ. Миссис Дуглас удивленно вздрогнула, но не отшатнулась. Кэмерон заставил ее раскрыть губы и проник в ее рот.

Огонь страсти прокатился по его телу, когда он ощутил неуверенный, но очень любопытный язычок миссис Дуглас у себя во рту.

Его дама оказалась неопытной, как будто не целовалась так очень давно, но Кэмерон мог с уверенностью сказать, что когда-то она это проделывала. Он обхватил руками ее голову и позволил ей исследовать глубины собственного рта.

Потом он прервал поцелуй, провел языком по ее губам, наконец, стал целовать шею, одновременно расстегивая крючки платья у нее спине. Шелк легко распахнулся, руки Кэмерона потянули ткань вниз, он наклонился и поцеловал ее грудь. От тихого вздоха удовольствия, сорвавшегося с губ миссис Дуглас, у него мгновенно восстала плоть, в мозгу застучала мысль — надо поторопиться. Но Кэмерону не хотелось спешить. Он хотел любить ее медленно, наслаждаясь каждым мгновением.

Он опустил лиф платья до талии, и его опытная рука с легкостью скользнула к кружевам корсета.

Эйнсли показалось: сейчас она вспыхнет и сгорит. Это было полной неожиданностью. Она рассчитывала быть уже далеко от этой комнаты, когда в нее вернется лорд Кэмерон. Но теперь лорд Кэмерон пробудил в ней чувства, которые, ей казалось, она больше никогда не испытает.

Ожерелье, которое она взяла с туалетного столика Кэмерона, было надежно спрятано в кармане нижней юбки. Она хотела запихнуть его в лиф платья, но изумруды были крупные, и она испугалась, что они будут проступать сквозь ткань. Хорошо, что она передумала, иначе блуждающие пальцы Кэмерона уже давно отыскали бы его.

Ожерелье принадлежало миссис Дженнингс, вдовствующей подруге брата Эйнсли. Миссис Дженнингс слезно пожаловалась Эйнсли, что забыла ожерелье в спальне Кэмерона и теперь этот негодяй не отдает его. Она заявила, что он шантажирует ее. Миссис Дженнингс боялась, что это станет достоянием общества и разразится скандал. Эйнсли, разгневанная поведением Кэмерона, предложила ей свою помощь.

Теперь Эйнсли понимала, почему миссис Дженнингс пала жертвой лорда Кэмерона. Рядом с высокой фигурой Кэмерона она казалась себе совсем маленькой, а в его огромных руках ее собственные руки просто терялись. Но, как ни странно, ей было хорошо и уютно в его объятиях, как будто она была создана именно для этого человека.

Опасные, очень опасные мысли.

Кэмерон покрывал поцелуями ее шею. Эйнсли коснулась его волос, восторгаясь их грубым шелком. Его дыхание обжигало, губы плавили кожу, и Эйнсли запылала.

Шнуровка корсета ослабла, руки Кэмерона скользнули под сорочку и вниз по спине.

Но внезапно Эйнсли осознала реальность происходящего. Пользующийся дурной славой Кэмерон Маккензи умелыми, соблазнительными руками расстегивал на ней одежду, готовясь уложить ее в постель. Но Эйнсли Дуглас — не куртизанка и не сумасбродная дама, которая делает то, что ей заблагорассудится. Она — спасибо брату — замужем за приличным человеком, и почтенный муж ждет ее в их комнате.

Джон, скорее всего, сидит, вытянув к огню ноги в шлепанцах, и уже наверняка задремал над своими газетами. Сонно поникшая взъерошенная седая голова, криво сидящие на носу очки… Джон Дуглас такой добрый, такой терпеливый, он прекрасно знает, что у его молодой жены есть занятия поинтереснее, чем сидеть с ним рядом. У Эйнсли оборвалось сердце.

— Я не могу, — медленно произнесла она. — Не могу, милорд. Мне очень жаль, простите.

Кэмерон замер, его губы так и застыли у нее на шее, а рука осталась лежать на уже оголенной спине.

— Мой муж хороший человек, — прошептала Эйнсли. — Очень хороший человек. Он этого не заслуживает.

«Черт знает что, — с досадой подумал Кэмерон. — Да катись оно все к черту».

Все его тело протестовало, когда он убрал руки. Кэмерон знал женщин, знал, когда их тела требуют мужской ласки. Миссис Дуглас хотела того, что предлагал ей Кэмерон, — он ничуть в этом не сомневался, — несмотря на душевное страдание, которое можно было прочесть в ее серых глазах. За запахом роз он уловил ее готовность и знал, что если возьмет ее, то она, истекая влагой, будет готова его принять.

Муж явно не удовлетворял ее потребностей в ласке. Не удовлетворял или не может удовлетворять — не имеет значения; главное, не удовлетворяет, иначе эта дама не устремилась бы к нему с такой готовностью.

И все же миссис Дуглас сказала «нет» ради собственного мужа. Чтобы принять такое решение, надо иметь редкое мужество и силу, которых у большинства женщин Кэмерона не было. Те женщины искали удовольствия и не слишком беспокоились, кто им его даст.

Кэмерон поправил ей корсет и зашнуровал его, потом застегнул лиф платья. Затем снова повернул Эйнсли к себе лицом и коснулся щеки кончиками пальцев.

— Идите и скажите этому хорошему человеку, какой он счастливый, миссис Дуглас.

— Мне действительно очень жаль, милорд.

Боже правый, Кэмерон пытался ее соблазнить, а она перед ним извиняется. Кэмерону хотелось получить удовольствие, понятное и простое, испытать огонь страсти, тот, что пылает от слияния двух тел. Ничего более. Он думал, что ей надо то же самое. Теперь ее, похоже, тревожило, что она доставила ему неудобство.

Кэмерон наклонился и запечатлел на ее полуоткрытых губах еще один, последний, поцелуй.

— Теперь идите.

Миссис Дуглас кивнула, улыбкой выражая свою благодарность.

«Благодарность, помоги, Господи», — подумал он.

Кэмерон проводил её до дверей, открыл их и, поцеловав ее влажные губы еще раз, подтолкнул в коридор. Когда миссис Дуглас обернулась, собираясь что-то сказать, он покачал головой и закрыл дверь, повернув ключ в замке.

Прижавшись лбом к прохладной двери, он слушал легкий топот удалявшихся шагов.

— Спокойной ночи, девочка, — прошептал Кэмерон.

Остаток ночи Кэмерон провел в своей постели, не раздеваясь, принимая виски стакан за стаканом. Он изо всех сил старался отогнать от себя мысли о молодой и симпатичной миссис Дуглас и не думать о том, куда бы завело их искушение. Но все было напрасно.

Фантазии обволакивали его приятным ощущением тепла и на следующий день, когда он увидел миссис Дуглас. Ее высокий и костлявый муж чувствовал себя рядом с ней неловко, хотя все время держался рядом, как будто для уверенности в самом себе ему необходимо было ее постоянное присутствие. Кэмерон отметил, как любезно ведет себя с мужем миссис Дуглас — ни капли презрения. А еще он понял, что она намеренно избегает его взгляда.

Он живо представил, какой бурный роман мог бы у него завязаться. Каждую ночь что-нибудь новенькое. Он купил бы ей драгоценности, чтобы украсить ими ее обнаженное тело, и ароматические масла, чтобы втирать их в кожу. Он стал бы вести себя осмотрительно, хотя раньше это его редко тревожило. Он убедил бы миссис Дуглас, что это никак не отразится на ее муже. Они будут встречаться тайно, возможно, вначале — только в экипаже Кэмерона. Их любовная связь будет восхитительной, воспоминания о ней останутся на долгие годы.

Приятные фантазии разбились вдребезги на следующий вечер, когда Кэмерон, потягивая виски, стоял на террасе, примыкающей к бальному залу, со своим братом Маком. Одна из бывших любовниц Кэмерона, Фелиция Хардкасл, обладательница роскошного тела, но скверного характера, выбежала на террасу и остановилась перед Кэмероном:

— Ты подарил ей мое ожерелье!

«Ожерелье? Какое ожерелье?» Из зала на них смотрели люди, Мак тоже наблюдал за происходящим со смесью изумления и удивления.

— О чем ты, черт возьми, говоришь? — потребовал пояснений Кэмерон.

Фелиция решительно указала пальцем на миссис Дженнингс, еще одну бывшую подружку Кэмерона. Дама, о которой шла речь, стояла в центре бального зала в вечернем платье, в низком вырезе которого виднелись украшавшие ее шею изумруды. Изумруды, которые Кэмерон купил для Фелиции, и которые она в начале недели легкомысленно оставила в его спальне. Кэмерон запер ожерелье в ящике своей прикроватной тумбочки, собираясь приказать своему камердинеру Анджело вернуть его Фелиции через служанку.

Теперь изумруды украшали шею миссис Дженнингс, которая повернулась, чтобы поприветствовать Эйнсли Дуглас и ласково пожать ей руку. Миссис Дуглас, дама, которую вчера ночью Кэмерон обнаружил у своей прикроватной тумбочки.

«Вот черт».

Фелиция умчалась назад в зал и обрушилась с обвинениями на миссис Дженнингс и Эйнсли. Кэмерон увидел, как открылся от изумления хорошенький ротик Эйнсли, и ее взгляд, метнувшись через зал, встретился с взглядом Кэмерона.

У нее на лице застыло смущение, потрясение, осознание предательства. «Интересно, — подумал Кэмерон, — это искренние чувства или еще один обман?»

Впрочем, это не имеет значения. Миссис Дуглас солгала ему, использовала его, одурачила трогательными словами о нежелании предавать своего мужа. И все это для того, чтобы украсть дурацкое ожерелье ради какой-то чудовищной женской интрижки. А он, как последний дурак, попался на этот обман.

Кэмерон вошел в бальный зал и двинулся сквозь толпу, стараясь не замечать Фелицию, миссис Дженнингс и гостей, таращивших на него глаза. Неожиданно у него на пути возникла Эйнсли Дуглас, и он едва не сбил ее с ног.

Ее серые глаза молили о прощении. Ноздри Кэмерона втянули аромат роз, закрепленных у выреза платья, и ее запах. И он понял, что все еще хочет эту женщину.

Он заставил себя посмотреть на нее с каменным безразличием, не реагируя на слезы, что дрожали у нее на ресницах, потом отвернулся и продолжил путь сквозь толпу. Выйдя из дома, он прямиком направился к конюшням.

Теплые запахи конюшни немного успокоили его, но Кэмерон сказал Анджело, что уезжает, оседлал лошадь и умчался. В тот же вечер он сел на поезд до Лондона и следующим утром уехал на континент.

За несколько мгновений перед Кэмероном промчались шесть лет, разделявшие тот день и этот. Сегодня вечером, как и тогда, он вернулся в свою комнату в разгар еще одной скучной загородной вечеринки, опять пьяный, и снова обнаружил здесь прелестную Эйнсли Дуглас.

Что-то острое и чувствительное вмиг прояснило его полупьяное сознание. Кэмерон подбросил ключ и поймал его: в тишине, словно гром, прозвучал негромкий глухой звук.

— Ну? Вы уже придумали объяснение?

Глава 3

— О да. — Эйнсли Дуглас облизнула пересохшие губы, отчего они стали влажными, красными и еще более соблазнительными. — Я придумала массу объяснений и пытаюсь решить, какому из них вы поверите.

Она стояла у двери в сером вечернем платье с очень глубоким вырезом, а на груди сверкало то самое серебряное ожерелье, что украшало ее шею шесть лет назад. Прическа растрепалась, платье измялось сзади. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами и казалась такой беззащитной. Но он не настолько глуп, чтобы еще раз поверить в наивность Эйнсли Дуглас.

— Мы заключим с тобой сделку, девочка, — заявил он. — Ты расскажешь мне правду, а я отопру дверь и выпущу тебя.

Эйнсли немного дольше, чем надо, задержала на нем проникающий в душу взгляд серых глаз, потом повернулась к двери, выдернула из волос шпильку и опустилась на колени, чтобы исследовать замок.