— Я не стану обещать тебе, что буду примерным мужем, — продолжал Кэмерон. — Ну, быть дома в шесть к чаю и тому подобное. Во время сезона скачек я работаю с лошадями весь день и отсутствую ночью в межсезонье. Я пью, играю в карты, и моих друзей не назовешь людьми респектабельными. Я буду обращаться с тобой как с любовницей, потому что ни черта не знаю, как обращаться с женой. Если это не то, чего ты хочешь и ждешь, тогда скажи прямо сейчас и возвращайся к своей королеве.

Его голос звучал сердито. Он явно не знал, как донести до нее свои мечты.

— Знаешь, — засмеялась Эйнсли, — я как-то подумала, если ты будешь делать предложение женщине, то произойдет это необыкновенно романтично, может быть, в лодке на чистом голубом озере. Ты уложишь ее на дно лодки и потеряешь голову от наслаждения.

— Я не романтическая натура, Эйнсли. Я просто хочу, чтобы ты была со мной.

Его слова окутали Эйнсли, словно теплая волна в сентябрьский холод.

— То есть ты хочешь, чтобы мы вели себя как любовники, но поженились, чтобы избежать скандала?

— В этом случае, если я тебе надоем, тебе нечего бояться, что твои братья откажутся принять тебя. Как у моей жены, у тебя всегда будут деньги и место, где жить. Я буду обеспечивать тебя независимо от того, что ты обо мне думаешь.

— Господи, — заморгала глазами Эйнсли, — ты думаешь о конце брака, когда он еще даже не состоялся.

— Я был когда-то ужасным мужем и не могу обещать, что и в этот раз не буду таким же. Если тебя это не устраивает, можешь сойти на следующей остановке.

Поезд набирал скорость, рассекая темноту.

— Все мои чемоданы в поезде, — ответила Эйнсли. — Поэтому мне придется выйти за тебя замуж, не то я рискую потерять свой новый гардероб.

— Как только я надоем тебе, сразу скажи мне. Поняла? — В его глазах снова вспыхнула паника. — Ни развода, ни ссор. Ты говоришь мне, и я обеспечиваю тебя домом для проживания и деньгами. Делай с ним все, что хочешь.

— Я буду иметь это в виду.

Кэмерон недовольно проворчал что-то. Его крепкая рука обхватила затылок Эйнсли, и он прижался губами к ее губам.

Тепло, наслаждение, сила… Эйнсли обняла его и сдалась его напору. Решение сбежать с ним оказалось самым трудным выбором в ее жизни. Но Эйнсли знала, что если не сделает этого, то будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Судьба дала ей шанс, и она понимала, что не может отвернуться от него. Или от Кэмерона.

До чего же здорово: решение о побеге вдруг обернулось счастливой возможностью стать его женой. И вот она бежит с ним, чтобы выйти за него замуж. Она может делать с ним все, что захочет.

Эйнсли откинулась назад, приглашая его за собой, и он оказался на сиденье прямо на ней. От ощущения тяжести его тела у Эйнсли забилось сердце. Она осмелилась опустить руки вниз и обхватить его упругие ягодицы.

Послышался звук открывающейся двери. Эйнсли попыталась приподняться, но Кэмерон заботливо прикрыл ее своим телом, приготовившись дать отпор незваному гостю.

Дэниел хлопнул дверью, шлепнулся на сиденье напротив и, не обращая внимания на отца, ухмыльнулся, глядя на Эйнсли:

— Значит, вы наконец-то здесь? Превосходно. Теперь повеселимся!


На следующее утро в гостиной лондонского дома Харта Маккензи Эйнсли Дуглас выходила замуж за Кэмерона Маккензи по особому разрешению на брак, которое он получил еще до отъезда в Донкастер. Свидетелями были экономка Харта, дворецкий и жена викария. Дэниел с широкой улыбкой на лице стоял рядом с отцом.

Эйнсли, повторяя клятву, чувствовала, что в глаза ей словно песок насыпали, потому что поезд прибыл в Лондон рано утром.

Не успела она прийти в себя, как викарий объявил их с Кэмероном мужем и женой, а сразу после этого вместе с Кэмероном и Дэниелом она оказалась в поезде, следовавшем в Дувр. Кэмерону не терпелось сразу отправиться в Париж. На пальце Эйнсли красовалось толстое золотое кольцо.

Эйнсли с радостью покидала Лондон, потому что, хотя они с Кэмероном официально поженились, их тайное бегство все равно станет скандалом десятилетия. Их любовную связь Эйнсли могла бы скрыть, как предлагала Элинор, но сообщение о внезапной свадьбе «черной овцы» семейства Маккензи с неизвестной леди сразу окажется на первых полосах всех газет.

Кэмерон не только брат герцога, он наследник титула, пока Харт остается бездетным. Хотя мать Эйнсли была дочерью виконта, семья Макбрайд никогда не была знаменитой и особенно богатой. Их брак назовут мезальянсом и будут обсуждать его по всей стране. И больше всего будут гадать, как Эйнсли удалось одурачить лорда Кэмерона, известного волокиту, который клялся никогда больше не жениться. Королеву хватит удар.

Но Элинор оказалась права: Эйнсли уже не была наивной дебютанткой. Она — почтенная вдова с опытом, делающая свой выбор с ясной головой.

«Ну, почти с ясной головой», — поправилась Эйнсли, когда Кэмерон, расплатившись за билеты, сел в вагон с ней рядом. Его крупная фигура заняла почти все сиденье, не оставив между ними ни дюйма свободного пространства. Рядом с Кэмероном Эйнсли трудно было оставаться благоразумной.

Дэниел вошел вместе с ними, с улыбкой глядя на них из своего конца вагона. Обычно до начала осенних занятий в школе Кэмерон оставлял Дэниела с Анджело в Беркшире. Анджело не желал покидать Англию и свою семью, а Кэмерон никому другому не доверял своих лошадей, пока сам был в отъезде. Путешествие за границу для цыгана в любом случае было рискованным.

На этот раз Дэниел слезно просился разрешить ему поехать с ними вместе. Эйнсли, увидев в глазах мальчишки одинокое отчаяние, встала на его сторону. Кэмерон, который уже ничего не понимал, согласился.

Они остановились в Гавре, где Кэмерон заказал три номера в самой дорогой гостинице: для себя, для Эйнсли и для Дэниела. Когда Эйнсли заметила ему, что теперь, когда они женаты, можно спать в одной спальне, Кэмерон загадочно посмотрел на нее и ответил, что комнаты небольшие, а он занимает слишком много места.

Эйнсли подумала: она не стала бы возражать, если бы Кэмерон заполнил собой все пространство ее спальни, но Кэмерон не дал ей возможности поспорить. В тот вечер в ресторане Дэниел ел с удовольствием, Кэмерон поглощал еду спокойно, как человек, принявший решение, Эйнсли нервничала и страдала от отсутствия аппетита.

Чуть позже, когда она расчесывала волосы перед сном, к ней в спальню зашел Кэмерон, закрыл дверь и запер ее на ключ.

Эйнсли замерла с расческой в руках. С тех пор как к ним в вагон в Донкастере ворвался Дэниел, они больше не оставались с Кэмероном наедине. Молодой человек словно исполнял роль компаньонки и ни на шаг не отставал от них сегодня до окончания ужина. А когда они вышли из ресторана, пожелал им веселой ночи.

Именно веселой ночи, а не «приятных снов», отметила Эйнсли. Дэниел прогулочным шагом направился в холл, возможно, выкурить сигару или сыграть в карты. И Кэмерон без слов отпустил его, а Эйнсли подумала, не стоит вмешиваться в их отношения в первый же вечер, как она стала леди Кэмерон Маккензи.

«Леди Кэмерон». Потребуется время, чтобы привыкнуть к этому.

— Ты уже устроился? — радостно спросила Эйнсли.

Кэмерон подошел к ней, взял у нее расческу и положил на стол. Покрывая горячими поцелуями ее шею, он начала расстегивать пуговицы у нее на ночной рубашке.

— Думаю, сегодня все пуговицы? — Эйнсли прикрыла глаза и прислонилась к нему.

Кэмерон укусил ее за щеку. Его пальцы быстро расправились с пуговицами, и он запустил руки внутрь ночной рубашки.

— Я умираю без тебя.

Умираю. Да. Именно так. Эйнсли несколько недель сгорала от желания, находясь с ним рядом. Они вместе сидели в поезде, пока ехали в Дувр, Дэниел сидел напротив, а потом, стоя бок о бок, но, не касаясь друг друга, наблюдали с парома, как удаляется Англия. Настоящая мука.

У Кэмерона взыграла кровь, когда он вдохнул знакомый запах, такой приятный и соблазнительный. Он взглянул на нее, увидел блуждающую на губах полуулыбку и, озорной блеск в глазах. «Жена моя, я жить без тебя не могу».

«Моя жена».

Груди Эйнсли в его руках налились тяжестью, а он продолжал сладко мучить ее жаркими прикосновениями своего рта. Потом его рука скользнула ниже, к шелковистому холмику между ног, где уже скапливалась влага, Эйнсли судорожно вздохнула, и этот вздох и ее запах, теплый и возбуждающий, еще больше разожгли кровь Кэмерона.

Он протянул руку и погасил газовую лампу. Комната погрузилась в темноту, именно этого Кэмерон и хотел. На нем слишком много шрамов, слишком много старых ран, которые он хотел скрыть от глаз Эйнсли.

Кэмерон снял с Эйнсли ночную рубашку. Она оперлась одной рукой на туалетный столик, всем своим видом демонстрируя: невозмутимая, обнаженная любовница приготовилась увидеть обнаженным своего мужчину.

Кэмерон расстался с пиджаком, шейным платком, жилетом, сильно накрахмаленной рубашкой. Как много слоев одежды оказалось между ними! Он стянул с себя нижнюю рубашку, сдернул чулки и туфли и в нерешительности остался в одном только килте. Кэмерон не возражал, если Эйнсли увидит у него шрамы на ногах, но он не был уверен, что ей надо видеть ужасные шрамы у него на ягодицах.

Эйнсли подцепила пальцем пояс килта и потянула к себе:

— Давай парень, не будь таким застенчивым.

Кэмерон расхохотался. Кэмерона Маккензи никогда в жизни не называли застенчивым.

Какого черта? Он расстегнул килт, позволил ему упасть на пол и уселся на стул. У изящного стула из туалетной комнаты под тяжестью Кэмерона зашатались тонкие ножки.

Эйнсли лукаво улыбнулась и пробежалась пальцами по увеличившейся в размере и уже пульсирующей плоти. Кэмерон застонал, чувствуя, как огонь разжигает его плоть. «Умереть без тебя — вовсе не преувеличение», — подумал он.

Кэмерон обхватил ее за талию и потянул к себе, направляя ее прямо на восставшую плоть. Эйнсли прикрыла глаза, на лице отразилась вся глубина страсти, которая раздирала ее вожделеющее тело.

«Наконец я вернулся туда, где ощущаю себя своим», — подумал Кэмерон. Его плоть глубоко вошла в теплое тугое лоно Эйнсли.

Кэмерон обхватил руками ее бедра и стал покрывать поцелуями шею, тихонько покусывая ее. Из горла Эйнсли вырвался сладостный стон. Он целовал ее, посасывая кожу, словно ставил свои отметины. «Моя. Никто больше не нужен». Черт, какое удовольствие произнести эти слова вслух.

Эйнсли прижималась к нему всем телом, инстинктивно желая слиться с ним в единое целое. Кэмерон направлял ее движения и установил ритм, который должен был принести им обоим наивысшее наслаждение.

Полная грудь Эйнсли с напряженными сосками прижималась к его груди. Она страстно целовала его, задыхаясь от охватившего ее желания.

— Вот так, — прошептал Кэмерон, покусывая ей мочку уха. — Вот так люби меня, моя Эйнсли.

Ее ответом стал тихий стон удовольствия.

— Ты такая тугая и влажная, — выдохнул Кэмерон, — такая грешная, Эйнсли. — Его сердце забилось еще быстрее, когда она что-то промурлыкала в ответ.

Их движения становились все быстрее, стул скрипел под тяжестью тел. Ноги Эйнсли крепко обхватили талию Кэмерона, он уперся голыми ногами в ковер, запустил руки в шелковистые волосы Эйнсли и… пропал.

Пик был совсем близко. Кэмерон застонал, желая как можно дольше оттянуть этот момент. Но он пребывал в слишком возбужденном состоянии, а Эйнсли была такой прекрасной, такой податливой в его руках. Запах женщины и ароматы любви не оставили ему шанса продержаться дольше.

Дыхание Эйнсли участилось, все вокруг закружилось с сумасшедшей скоростью, и высокая волна чувственного наслаждения накрыла ее с головой.

Кэмерон приподнялся на стуле, обхватив ее бедра, и вошел в нее еще глубже.

Слова, которые срывались с его губ, были грубыми и вульгарными, но они восхваляли ее тело и то, что оно делало с ним. Эйнсли вспыхнула, в глазах появились светящиеся искорки, и восторженные стоны становились все громче.

— Да, да, Кэмерон! Пожалуйста!

Кэмерон в очередной раз привстал на стуле, и их вожделеющая плоть получила наконец желанное завершение.

Он в изнеможении рухнул на стул, хрустнувший под его тяжестью.

— Тебе было больно? — Кэмерон поцеловал Эйнсли, взъерошив ей волосы. — Любовь моя, я причинил тебе боль? С тобой все в порядке?

— Кэм, со мной все хорошо. — Эйнсли прижала палец к его губам. — Это было прекрасно. Замечательно.

— Ты такая красивая, Эйнсли. — Кэмерон, тяжело дыша, прижал ее к себе. Мягкая, теплая, сладко пахнущая женщина.

И только когда он почувствовал новый прилив желания, Кэмерон осознал, что излил в нее свое семя. И не потому, что она его жена. Брачная церемония и все, что с ней ввязано, пока еще не отложились у него в голове.