— После того как найду сестру, сотворю… что-нибудь этакое с Изабеллой, — ее голос звучал беспощадно. — Что-нибудь, — решительно пообещала она, — катастрофического масштаба.

— Месть сладка, — поддержал Кайл, предвидя и оставляя без внимания мятежное выражение, появившееся на лице Делани, когда он продолжил: — Впрочем, как только сюда прибудет моя команда, ты отправишься подальше от мамаши Монтеро. Но не волнуйся, я с ней разделаюсь. За тебя.

Глаза на бледном лице Делани потемнели, губы сжались. Чему быть — того не миновать.

— Я сама могу с ней разделаться.

— Мне понятна твоя жажда мести, и, если получится, я позабочусь, чтобы Изабеллу в подарочной упаковке доставили к твоему порогу. Но и ты пойми, от исхода завтрашней операции зависит кое-что поважнее твоих треклятых потребностей и желаний. Мне чертовски жаль, что старая ведьма сотворила с тобой такое, но я не могу допустить, чтобы ты встала мне поперек дороги.

— Но…

— Никаких «но». — Молниеносно переключившись на другую тему, Кайл спросил: — Скажи, где тебя искать, когда все закончится.

Делани протараторила адрес в Сакраменто, явно не ожидая, что Кайл его запомнит.

— Только не говори, что намерен снова со мной увидеться, — прищурилась она.

— Почему нет? Я тебя люблю. И хватит мне вкручивать, будто ты меня не любишь. Я тебе не верю. Ты меня любишь. Еще как. Просто ты слишком упрямая, чтобы это признать.

Кайлу хотелось вскочить на ноги и пройтись, но будь он проклят, если сбежит из палатки — снаружи лило как из ведра. Чертовски удрученный, он довольствовался тем, что сидел и слушал свой собственный зубовный скрежет; влажная от пота рубашка прилипла к телу.

— А знаешь, дикарочка? Я, кажется, просек. Каждый раз, когда отказываешься от моей помощи, когда настаиваешь, что справишься сама, ты бросаешь мне вызов. Добиваешься, чтобы я показал тебе, что ты можешь на меня положиться.

— Это смешно…

Показал тебе, что ни при каких обстоятельствах я не исчезну. Показал, как сильно я тебя хочу. — Кайл пристально посмотрел на Делани. — Разве не в этом вся соль? — Он на автомате поднял руку, чтобы перекинуть косу через плечо, а потом, вспомнив, что ее больше нет, фыркнул: — Каждый раз, когда мы разговариваем, занимаемся любовью или просто глядим друг на друга, ты меня испытываешь. Проверяешь, как скоро я тебя подведу.

— Ты сам не понимаешь, что несешь, — глухо возразила Делани.

— Еще как понимаю. Поскольку никто не оправдал твоих надежд, ты больше никого к себе не подпускаешь. Превентивно судишь всех подряд, выносишь приговор и приводишь его в исполнение. А вердикт для каждого один и тот же: подведет. Зато никаких неприятных сюрпризов, потому что исход тебе заранее известен, так?

— Ты пытаешься разобраться, почему я тебя не люблю?

И снова она слушала, но не слышала.

— Проклятье, Делани, неужели ты не понимаешь? Я пытаюсь тебе втолковать, что ты сама себя подводишь. И не только себя. Посмотри, во что ты превратила свою семью. Родня — вся твоя жизнь. Ты потакаешь родственникам, не давая им шанса встать на ноги. Твоя беззаветная преданность лишает их возможности преодолевать последствия собственных ошибок, не дает им научиться самостоятельности.

— Я нужна им.

Делани постаралась отодвинуться настолько далеко, насколько позволяло замкнутое пространство маленькой палатки.

— Ты потворствовала причудам матери, чрезмерно опекала взбалмошную сестру, и вот они обе попросту сбежали от тебя очертя голову. Скажи, какая им от этого польза?

— Я люблю своих родных и забочусь о них, как умею.

— Готов поспорить, мать и сестра не единственные, о ком ты так заботишься. Может, выдашь мне полный список, чтобы я мог представить общую картину?

— А не пойти ли тебе к чертям собачьим с твоим пустым любопытством? — умильно предложила Делани. — Или в список твоих ученых званий затесалась степень по психиатрии и ты заинтересовался моим особенным случаем?

Она сжала его отрезанную косу в кулаке.

— Да причем тут степень? Ты — хрестоматийный пример. Ну? Кто еще у тебя на попечении?

Делани поерзала на неровном брезентовом полу.

— Со мной живут тетя и дедушка. У него болезнь Альцгеймера на ранней стадии, и, уж конечно, он заболел не нарочно!

— А тетя? У нее какие проблемы? Один глаз и деревянная нога?

— Скандальный развод.

— Когда?

— Девять лет назад.

— Девять лет назад? То есть тебе было всего девятнадцать, когда она к тебе переехала?

Делани молча пожала плечами.

— Выходит, уже давным-давно за решением проблем все твои родственники бегут к тебе.

— Не всем же быть сильными и независимыми.

— А к кому бежишь ты, Делани? На кого опираешься, когда тебе паршиво и все из рук валится?

— Я стараюсь не допускать подобных ситуаций, а при необходимости забочусь о себе сама.

— Хм, хорошо, наверное, быть такой независимой и самодостаточной. Ни в ком не нуждаться. А знаешь, женщина все-таки не остров.

— Еще и философ? Ну, ты прям кладезь талантов. И что же мне посоветуешь? — ровным голосом спросила Делани. — Броситься в твои утешительные объятия, потому что больше не к кому? Мне никто не нужен, как ты не поймешь?! Матерь Божья! Кайл, чего ты от меня хочешь?

Он небрежно провел рукой по глазам.

— Ничего сложного. Я хочу, чтобы ты подсознательно знала, что я никогда ничего не сделаю тебе во вред. Хочу, чтобы ты безоговорочно мне доверяла. Так же непроизвольно, как дышишь. Ты должна усвоить, что любовь к кому-то не делает тебя слабой.

— Я ничего не должна. И вполне тебе доверяю.

— Брехня. Ни черта ты мне не доверяешь. Отчасти потому, что я не связался с тобой после тех выходных в Сан-Франциско и ты до сих пор переживаешь по этому поводу. Скажешь, нет? Я понимаю, откуда ветер дует, но и ты теперь наверняка разобралась, почему я так поступил. Расставшись с тобой, я приступил к заданию, которое оказалось гораздо труднее, чем ожидалось.

— Тебе следовало рассказать мне, кто ты и чем занимаешься. Оставить какую-нибудь зацепку.

— И что, по-твоему, я мог тебе тогда сказать? «Милая, кажется, я близок к тому, чтобы в тебя влюбиться, но должен срочно уехать года на четыре, а то и на пять, так что ты, пожалуйста, дождись меня, поболтайся пока тут?! Мы продолжим с этого места, когда и если я вернусь?» — Кайл поскреб подбородок и попытался разжать стиснутые зубы. — Я оставил бы тебя несчастной в подвешенном состоянии. И, по правде, тогда я не был уверен, что смогу тебе что-то предложить, когда все закончится. Выпадет ли мне шанс что-нибудь тебе предложить.

Наступила долгая пауза, заполняемая звуком капель, падающих с мокрых листьев в лужи на земле.

— У меня тоже забот хватало, Кайл, — устало вздохнула Делани.

— Теперь я это понимаю.

Кайл снова провел рукой по лицу. Если бы они выкроили время поговорить по душам четыре года назад, насколько иначе могли бы сложиться их жизни.

Как, черт возьми, до нее достучаться?

Делани сидела так чертовски близко, что он чувствовал тепло ее тела, вдыхал почти неуловимый аромат ее кожи, смешанный с острым запахом здорового пота.

Ей были необходимы любовь и ласка. Много-много любви и ласки.

Ей было необходимо знать, что не обязательно всегда оставаться сильной.

Кайл с величайшим старанием подбирал слова, которые пробились бы сквозь ее эмоциональную глухоту. Чтобы получить что-то стоящее, нужно выдержать не один бой. Кайл познал эту истину давным-давно. Его губы изогнулись в печальной полуулыбке.

Делани стоила того, чтобы выдержать Третью мировую войну.

— Может, хоть на несколько часов перестанешь строить из себя крутую? — тихо спросил он. — И пока — хотя бы до того, как уйдем отсюда, — просто побудешь самой собой?

— Конечно. Если хочешь.

Не напрасно разверзлись хляби небесные. Кайл коснулся щеки Делани. Мягкой. Теплой.

— Не к месту и не ко времени мы тут разболтались. У меня есть более конструктивные планы на ближайшие пару часов.

— Да неужели? — требовались усилия, чтобы добиться подобного тона, но Делани справилась.

— Ляг и позволь показать тебе кое-что, — прошептал Кайл.

Она вскинула брови, а уголки ее губ приподнялись в улыбке.

— Спасибо, но, думаю, я это уже видела.

— Не думай. Закрой глаза и позволь показать тебе, что я чувствую.

Делани погладила его по руке от запястья до плеча.

— Ты бесподобен.

Опустилась на пол и посмотрела на Кайла потемневшими глазами.

— Закрой глаза, женщина. И не шевелись.

Она послушно опустила веки.

— Совсем?

— Так долго, как сможешь.

Она слегка улыбнулась.

— Разбуди, когда закончишь, Тарзан.

— Ставлю десять баксов, что ты задвигаешься через пять минут.

Делани открыла один глаз.

— Пари?

— Да.

Она приглашающе протянула к нему руки и зажмурилась.

— Налетай, Рудольфо Валентино.

Кайл отвел волосы с ее лба.

— Хорошая девочка.

Делани фыркнула.

— Итак… где мы, по-твоему?

— Истекаем потом в крохотной палатке посреди джунглей?

— Чья это фантазия?

— Видимо, твоя.

— Нет, мы в номере отеля, — решил Кайл. Его дыхание согрело ухо Делани. Она и не осознавала, что он придвинулся вплотную. — Неважно где. Там прохладно. Ставни открыты. Чувствуешь, как легкий океанский бриз обдувает твою кожу?

Кайл лизнул ее шею, а потом слегка подул на влажную кожу.

— Угу.

— Я хочу сделать это медленно. Понимаешь? Но не хочу ждать, когда подвернется настоящая постель… не могу ждать. Поэтому включи воображение, дикарочка, и представь королевских размеров кровать с накрахмаленными хлопковыми простынями. Мы с тобой постараемся не спешить.

Прижавшись к ней сбоку, Кайл поцеловал уголок ее рта, и Делани ощутила, как колотится его сердце — словно отбойный молоток.

Она чуть повернула голову, и ее сомкнутые губы встретились с его. Кайл медленно водил губами по губам, не пытаясь углубить поцелуй. Он едва касался ее рта, но тело Делани затрепетало от возбуждения. Кончиком языка, словно перышком, Кайл слегка увлажнил ее нижнюю губу, а потом нежно подул, будто бы приглушая зажженный им огонь.

Делани судорожно втянула воздух.

Нет, этот трюк не сработал. У нее внутри уже все горело. Она вспыхивала от малейшего прикосновения Кайла, и прохладный воздух не мог ее остудить. Чуть приоткрыв рот, Делани прихватила губами верхнюю губу Кайла, потом прикусила. В ответ на его стон она ощутила новый прилив тепла.

Поглаживая кончиками пальцев ее щеку, Кайл вернул себе инициативу. Он то легонько ласкал, то нежно посасывал ее нижнюю губу, и Делани едва не выгнула спину, но умудрилась сохранить неподвижность.

Кайл целовал ее веки, виски, нос, подбородок, кожу под глазами, брови, перемежая короткие сухие поцелуи долгими и влажными. Покусывал и ублажал, пока его ласки не слились для Делани в одно сводящее с ума волшебное действо. Наконец он прошептал, сверкнув глазами:

— Все еще холодно?

Делани настолько разгорячилась, что готова была взорваться. Господи помилуй, но до чего же это изумительно. Медленно, основательно… невообразимо.

— О да.

Действия Кайла ни капельки ее не охлаждали. У нее даже мозг раскалился. Однако она не собиралась двигаться, пока окончательно не припрет.

Его тихий смех пощекотал горло Делани. Ее губам не хватало его губ. Кайл же спустился к шее. Он то припадал к ней ртом, то обдавал дыханием. Делани дрожала, стонала, ей до смерти хотелось извиваться.

Почувствовав грудью прохладный воздух, она осознала, что в какой-то момент Кайл задрал ее футболку. Каков проныра. Но напрасно она ждала, что он коснется ее груди.

— Ах?..

Кайл раздражающе неторопливо поцеловал впадинку между плечом и шеей.

— Пора на автобус?

— Я уже пять минут как на низком старте, — прерывисто проворчала Делани.

— Номер оплачен до завтра.

Медленно потерев пальцем ее губы, Кайл продолжил упиваться ее шеей. В отместку Делани лизнула его палец, потом забрала в рот и пососала. Застонав, Кайл поднял голову и окончательно снял с Делани тонкую хлопковую футболку. Боже, она распалилась. Более чем. Кайл прильнул к ее рту. Глубоко и мучительно медленно. Кончиком языка коснулся неба, провел по зубам.

Делани скользнула своим языком по его. Неспешно. На, получай. Удар. Вот тебе. Удар.

Она была дико возбуждена, а ведь Кайл пока едва до нее дотрагивался. Само предвкушение того, где он дальше ее коснется, сводило Делани с ума. Казалось, Кайл целовал ее несколько лет, целый век, прежде чем занялся ее грудью. Делани хотела его поторопить. Хотела замедлить. Она кипела и зябла. Соски затвердели до боли. Кайл нежно погладил их пальцами, а потом проделал с ними то же, что и вечность назад с ее губами: лизнул и подул, отчего маленькие вершинки стали в сто раз чувствительнее.