Теперь все золото сменилось лепной волютой и овальными барельефами, а на стенах, покрытых желтыми обоями, теплели отблески многочисленных свечей. Холодная лакированная мебель в гостиной была заменена элегантным антиквариатом, который Хавьер уже было отправил на чердак. Под ногами расстилался мягкий персидский ковер. Кресла, обитые гобеленами, и плетеный диван яркой расцветки с шелковыми подушками обеспечивали комфорт всем, кто пожелает погреться у большого мраморного камина.

Чета Хавьер вышла встретить гостей. Высокий и статный Александр Эджуэйр держался, как всегда, уверенно. Луиза, его жена и близкая подруга Джейн, стройная и грациозная, в пурпурно-синем платье с длинными рукавами стояла рядом с мужем, выглядела принцессой. Вот она что-то сказала мужу на ухо, и он улыбнулся в ответ.

С мягкой улыбкой Луиза подтолкнула мужа к Эдмунду:

– Алекс, почему бы тебе не угостить своего гостя портвейном? Уверена, лорд Киркпатрик не откажется.

– Ты гонишь меня прочь, дорогая? – игриво спросил Хавьер, целуя жену в лоб.

– Возможно.

– Не позволяй Джейн дурно влиять на тебя.

– Посмотрим, не окажется ли мое влияние более тлетворным, – со смехом отмахнулась Луиза, быстро повернулась к Джейн и без предисловий заявила: – Твой кузен очень обеспокоен, что жизнь в браке тебя не привлекает.

– И что же заставляет его так думать?

Луиза никак не стала комментировать то, что Джейн не потрудилась опровергнуть предположение.

– Он переживает единственно из любви к тебе.

Джейн, в свою очередь, предпочла проигнорировать тот факт, что Луиза не ответила на ее вопрос.

– Он слишком сентиментален. Что ты такое ему сказала, отчего он улыбался?

На щеках Луизы заиграл румянец.

– Я напомнила мужу о некоторых… кхм, аспектах нашего брака. Не все так быстро приходят к согласию. Думаю, у вас с Киркпатриком со временем все сложится прекрасно, особенно учитывая твое к нему отношение.

Джейн оставила слова подруги без комментариев, потому что меньше всего ей хотелось говорить о своих отношениях с мужем.

Хотя Джейн и Луиза были давними подругами, многие часы проводили в обсуждении идеала мужчины, и Луиза была первой, кому Джейн поверила свои чувства к Эдмунду, некоторыми секретами не могла поделиться даже с ней. Джейн очень не хотелось признаваться, что ее чувства к мужу только вредят семейной жизни, а те самые «аспекты» как раз единственная часть их брака, где царила гармония.

Джейн боковым зрением наблюдала за Эдмундом, который возле камина беседовал с Хавьером. Кажется, в своей беззаботной и дружественной манере в чем-то убеждал ее кузена. В свете лампы его гладкая кожа отливала золотом, волосы казались темнее, скулы обозначились резче. Как ни старалась Джейн, но не смогла отыскать в его чертах ни единого изъяна. Сердце ее сжалось от тоски, скованное желанием, которое невозможно выпустить наружу.

Разговоры о «некоторых аспектах» брака приводили ее в отчаяние. Ей нестерпимо хотелось большего, но она должна быть благодарна и за то, что между ними уже было. К отношениям в браке Джейн питала те же чувства, какие испытывает зависимый, учуяв сладкий запах опиума, но не имея возможности выкурить ни толики. Обладать телом Эдмунда – не значило владеть его сердцем. Пока Джейн было довольно и того, что в сердечных делах у нее не было соперниц.

Джейн не сознавала, что все это время бормотала себе под нос, пока Луиза не спросила:

– Ты что-то сказала?

Джейн непонимающе посмотрела в темные глаза подруги, и смех Луизы растаял, сменившись беспокойным взглядом.

Джейн не могла допустить, чтобы из-за нее волновались, а уж тем более жалели. Это было настолько личным, что даже мужа не касалось. Скорее это была битва с самой собой, а значит, как бы трудно ни пришлось, Джейн выйдет победительницей.

– Я сказала, – быстро проговорила Джейн, – как хорошо, что никто не слышал твоих слов. Меня бы ужасно смутило, если бы кто-то узнал, что вас с Хавьером беспокоит наш брак.

Луиза расслабленно выдохнула:

– Что за чепуха. Мы одна семья, а в семье люди должны поддерживать друг друга. Но если тебя это беспокоит, я не стану больше говорить ничего подобного. Да, кстати: я попросила Хавьера пригласить мистера Беллами, раз уж он близкий друг твоей матери.

– Моей матери? Я полагала, он знакомый Хавьера, – нахмурилась Джейн. – Возможно, еще до отъезда в Индию мистер Беллами знал моего отца.

О прошлом человека, подарившего ей жизнь, Джейн было известно крайне мало, ведь тот умер, когда она была совсем малышкой.

– Беллами был очень занят последние месяцы, – добавила Луиза. – Он сумел покорить весь высший свет, так что, полагаю, у него теперь каждый вечер расписан. Леди Аллингем даже организовала пикник на природе в его честь.

– Неужели она решилась на это сейчас, в разгар осени? Гости, должно быть, продрогли до костей.

– Не думаю, что ноябрьская прохлада была слишком уж высокой ценой. Никто не пожелал упустить возможность послушать его восхитительные истории.

Графиня немного поколебалась, прежде чем продолжить:

– Джейн, я не пытаюсь бросить тень на репутацию друга вашей семьи. Но скажи: у тебя нет сомнений в правдивости рассказов мистера Беллами?

– Не могу судить, ведь я никогда не бывала в Индии.

– А кое-кто из наших общих знакомых бывал. Мне неизвестны местные обычаи, но, кажется…

– У меня есть книга, – перебила ее Джейн, – вернее, у Киркпатрика об Индии. Когда я ее прочитаю, то буду знать больше.

Луиза вздохнула с облегчением.

– Прекрасно. Значит, Киркпатрик тоже проявил интерес к этому джентльмену? Важно понимать… Но, впрочем, раз Беллами – друг твоей матери, оставим этот разговор.

Мало что соображая, Джейн кивнула. Все ее внимание сосредоточилось на том, чтобы удержать на губах приятную спокойную улыбку и чтобы взгляд, который не выпускал из поля зрения Эдмунда, казался не слишком настойчивым, но и не безразличным. Она баронесса, и вести себя должна подобающе.

Легкая болтовня продолжалась, пока дворецкий не пригласил гостей к ужину. Не будучи приверженцами формальностей и строгих порядков, хозяева позволили приглашенным самим выбирать, в каком порядке и с кем под руку идти в столовую.

Когда Эдмунд подошел к Джейн, на губах его играла еле заметная улыбка.

– Не скучаешь?

– Повидаться с друзьями всегда приятно.

Кружась в вихре лжи и недомолвок, она верила в их необходимость во имя высшего блага. Джейн не сомневалась, что долгие годы их совместной жизни должны быть наполнены дружбой, но никак не тоской и томлением. Разум твердил, что ей обязательно удастся одержать победу над своей неразделенной любовью, однако тело и слышать об этом не хотело. Стоило Эдмунду взять ее под руку, как в ней вновь всколыхнулась волна невыносимой нежности.


По случайности или по злому умыслу, но во время ужина Джейн оказалась рядом с Беллами. Ей хотелось поговорить с ним, да и тема для беседы была наготове.

– Мистер Беллами, не так давно мне в руки попала книга об Индии. Как только я ее прочту, с удовольствием обсудила бы ее с вами.

Он улыбнулся.

– Мне казалось, мы договорились, что для вас я Даниел.

Вспомнив предостережения Эдмунда и сомнения Луизы, Джейн осторожно сказала:

– Я не зову по имени даже хозяина сегодняшнего вечера, моего кузена. Полагаю, нам следует оставить все как есть, мистер Беллами.

– Вы ведь уже называли меня по имени. Что же изменилось?

– Простите мою импульсивность, но я поменяла свое мнение.

– О, это исключительное право женщины. Часто ли вы меняете свое мнение?

Его взгляд сразу сделался твердым и непроницаемым, явно разочарованным. Она часто видела похожее выражение лица в собственном зеркале.

– Если это необходимо, – отозвалась Джейн. – Не принимайте близко к сердцу, мистер Беллами. Мы оба непривычны к высшему свету и оба порой оступаемся.

– Ваша правда. – Он неуклюже отрезал себе кусок цыпленка, вонзив в него вилку. – Для меня большая честь быть принятым в столь узкий круг ваших знакомых, леди Киркпатрик. Особенно учитывая немилосердность вашего супруга.

Джейн взглянула на Эдмунда, сидевшего на противоположной стороне стола. Выражение его лица было весьма сосредоточенным: губы поджаты, глаза прищурены и действительно немилосердны, – но стоило ему заметить, что она на него смотрит, прежнее выражение тотчас же стерлось. Послав Джейн обаятельную улыбку, он отвернулся, словно происходящее во главе стола вызывало у него огромный интерес.

– Вам не нужно ничего говорить о муже, – пробормотал Беллами. – Слава его опережает. В обществе он на особом счету, и дамы его обожают, не так ли? Одна-две красавицы всегда готовы составить ему компанию.

– Не всегда. – С чрезмерным ожесточением Джейн всадила нож в мясо. – Во всяком случае не сегодня.

– Вы так скромны.

– Нет, всего лишь честна. – Джейн отложила приборы. – Давайте не будем говорить о Киркпатрике. Лучше расскажите мне еще немного об Индии.

– Ох, мои истории, несомненно, померкнут в сравнении с приобретенной вами книгой. Видите ли, я не готов к критике и ни в коем случае не осмелюсь поставить под удар свою хрупкую репутацию.

Джейн пренебрежительно хмыкнула, прежде чем поняла, что баронессам, вероятно, не следует хмыкать, и поправилась:

– Я хотела сказать, мне не все кажется правдоподобным. Должно быть, вы уже снискали себе популярность в свете, так что, чем бы ни занимались, обречены на успех.

– Почему вам так кажется? – пристально взглянув ей в лицо, спросил Беллами.

Вероятно, баронессы также не позволяли себе выражения раздраженного удивления, и Джейн, подчинив себе свои чувства, выказала лишь вежливую осведомленность:

– Только потому, что высший свет охотно вас принимает. Вам в моем вопросе почудилось нечто иное?

Что же он имел в виду? Сделав над собой усилие и надев маску вежливого безразличия, в уме она начала перебирать все возможные варианты. Что, если Беллами был пиратом? Нет, вряд ли, скорее контрабандистом. Вероятно, когда-то он вел дела с Эдмундом, и потому супруг не одобрял их общение, при этом не желая ничего объяснять.

Она улыбнулась, и Беллами расслабился, слегка откинувшись на высокую резную спинку стула.

– Вовсе нет, дорогая леди. Мы, деловые мужчины, так много думаем о своих планах и проектах, что порой забываем о манерах.

Его рука нашла ее ладонь на столе между тарелками и на секунду сжала. Прежде чем Джейн успела отдернуть ладонь или даже задуматься о значении этого жеста, он отпустил ее, дружески похлопав, и снова принялся за еду, а у нее по спине пробежали мурашки. Очевидно, он просто не догадывался о важности хороших манер в лондонском обществе? Джейн, и сама далекая от идеала, внимательно наблюдала, как следует вести себя за столом: какой вилкой воспользовалась Луиза для того или иного блюда, какую порцию перекладывала себе на тарелку с подноса лакея.

В точности следуя манере поведения подруги, она сказала:

– Вы упомянули о своих делах, мистер Беллами. Какого они рода? Я уже привыкла считать вас заядлым путешественником, но у вас ведь должны быть на то какие-то причины.

– Так и есть. Я занимаюсь торговлей: покупаю и продаю самые разнообразные товары. Лондон – это прекрасный рынок для сбыта, скажем так, необычных предметов.

Она удивленно похлопала ресницами.

– Как все это загадочно! И что же это за предметы такие?

– Вы любите секреты, леди Киркпатрик? – с усмешкой поинтересовался Беллами.

Прямота его вопроса отбила у нее всякое желание что-либо выяснять, и она предпочла просто ответить:

– Любила прежде, но не теперь.

– Большинство секретов так скучны, что не стоят и упоминания. – Беллами нанизал на острие ножа горошину и, прежде чем отправить в рот, заметил: – Но для многих они становятся обычным делом.

– Могу себе представить.

До настоящего момента ей и в голову не приходило пересчитывать секреты, которые следовало хранить. За годы жизни в деревне она научилась держать в тайне свои эмоции, скрывать от партнеров способность запоминать карты, а также утаивать истинные чувства к Эдмунду.

Теперь у нее секретов не осталось, но разве не должна честность сближать людей? Почему же сейчас, как никогда, они с Эдмундом так далеки друг от друга, гораздо дальше, чем в день, когда он ворвался в маленькую гостиную лорда Шерингбрука с ее именем на губах?

Она снова осторожно взглянула на мужа. Он по-прежнему не смотрел в ее сторону, почти ничего не ел, зато чертовски много разговаривал. Собеседницей его на этот раз была никакая не светская красавица, а тетушка Луизы, леди Ирвинг, которую многие могли бы назвать дамой весьма и весьма неординарной и даже побаивались, но и ее Эдмунд сумел заставить не то что улыбаться, а хохотать.