Тереза Ромейн - Играя в любовь

Вывод напрашивался сам собой: ей тоже нравится этот побег от реальности, она легко поддалась искушению маскарада.

От избытка чувств Эдмунд, всегда настроенный на поэтический лад, прошептал ей на ухо, едва касаясь губами волос:

Любя день целый одного меня.

Что ты назавтра скажешь,

изменя?

Что мы уже не те – и нет закона

Придерживаться клятв чужих?

В прорези маски он увидел восторг в ее глазах.

– Что, опять Шекспир?

– Джон Донн.

– Хорошие стихи.

Рука Эдмунда у нее на талии чуть дрогнула, но не опустилась, а поднялась вверх по спине, нежно погладила.

– Да, хорошие стихи, хоть поэт пишет о клятвах и изменах. Поэма называется «Женское постоянство» и повествует о сомнениях в женской любви.

В этот миг рядом с ними появилась фигура в плаще и с тюрбаном на голове, и лицом, скрытым под маской, и похлопала Джейн по плечу.

– Позвольте и мне потанцевать с вами, мисс?

И снова хрупкий покой был нарушен: мир не оставлял их в покое.

Правила бала-маскарада требовали, чтобы Эдмунд передал Джейн следующему партнеру. На беду, низкий голос нарушителя спокойствия был Эдмунду прекрасно знаком: конечно же, Тернер.

Как же хрупок их мир и как легко он мог теперь рухнуть!

Эдмунд крепко сжал кисть Джейн. Казалось, стоило лишь упомянуть о сомнениях и лжи, пусть даже стихами, и главный лжец тут как тут.

Обманщику не было равных в подделывании акцента, и Джейн никогда бы не узнала кто перед ней, но не Эдмунд: здесь ошибка была исключена.

– Нет, не позволит: эта дама танцует со мной!

И будто в подтверждение своих слов он крепче сжал руку Джейн и обхватил талию.

– Но вы прячете лицо под маской! – Голос Тернера был таким низким и грубым, что его не могло перекрыть даже пронзительное звучание духовых инструментов. – Как же тогда эта очаровательная дама узнает, что нашла подходящего партнера?

И пусть тюрбан красного шелка выглядел несколько шутовски, но в сочетании с черной маской и плащом странным образом придавал его внешности угрожающий вид.

– Дама уже нашла подходящего партнера, – прорычал Эдмунд и тотчас же почувствовал угрызения совести, – и не испытывает необходимости в вашем внимании.

Но тут неожиданно подала голос Джейн:

– О, полагаю, не стоит сомневаться в порядочности джентльмена…

– Дама занята! – с вызовом прошипел Эдмунд, взглянув на Тернера, но из-за маски вряд ли тот заметил ярость в его глазах.

Эдмунд повел было Джейн прочь, но она якобы случайно наступила ему на ногу и мило извинилась:

– Ой, прошу прощения! Я сбилась со счета, пока ты разговаривал с джентльменом. Эд… – Она вовремя спохватилась, едва не выдав их обоих. – Что это на тебя нашло? Мы ведь даже незнакомы.

Он поднял вверх указательный палец, призывая ее к молчанию, пока они не отойдут в тихий угол, подальше от танцующих пар.

Обернувшись через плечо, Эдмунд увидел, что Тернер в своем тюрбане следует за ними по пятам и зловеще улыбается. Так значит, он нарочно собирался сделать Джейн свидетелем их стычки. В своем теперешнем обличье Тернер мог спокойно добиться желаемого и ускользнуть, избежав последствий. Джейн ни за что не заподозрит в этом жалком ирландском предателе своего глубоко обожаемого Беллами.

Джейн никогда не должна узнать, что и его отец был таким же предателем, пускай не по собственному желанию, а по воле судьбы, поэтому, резко развернувшись на каблуках, Эдмунд решил встретиться с соперником лицом к лицу.

– Похоже, я знаю, кто скрывается под этой маской, и у меня есть причины ему не доверять.

– Что верно, то верно! – Белоснежные зубы Тернера сверкнули в свете свечей. – А у меня есть причины ненавидеть этого человека, учитывая, как давно мы знакомы.

– Мы оба не слишком рады встрече.

Джейн сложила руки на груди и непонимающе переводила взгляд с одного на другого.

Эдмунд этого не замечал, ведь теперь Тернер полностью в его распоряжении, надо лишь правильно разыграть партию. Это не Беллами, которого все любят и которым восхищается весь Лондон. Наконец-то и у Эдмунда появилась возможность открыть правду.

– Но, думаю, – заметил Тернер, – пришло время разрешить один старый спор. Это можно было бы сделать двадцать лет назад, если бы кое-кто не проявил мягкотелость.

Маска позволила Эдмунду отказаться от необходимости следовать этикету, и он не успевал сдерживать словесный поток, буквально рвущийся с языка.

– Не думаю, что и тогда это была мягкотелость, но сейчас у меня точно кончается терпение.

Тернер ухмыльнулся, словно его развеселило данное заявление.

– Возможно, ваше терпение не имеет отношения к нашему спору, а все дело в том, что вы потеряете куда больше, чем я.

Он повернул голову к Джейн и широко улыбнулся.

«Можно жить с улыбкой и с улыбкой быть подлецом», – сказал Гамлет, узнав о предательстве своего дяди, сумевшего обольстить его мать и ставшего причиной смерти его отца.

«Какие точные слова!» – подумал Эдмунд, прежде чем возразить:

– Возможно. Ваши секреты для меня не являются вопросом жизни и смерти, но для человека, намеренно избегающего…

– Возможно, вы забываете, что стоит на кону! – быстро перебил его Тернер со своей чудовищной улыбкой.

Во время этой пикировки Джейн напряженно вслушивалась в их слова, ее взгляд по очереди вонзался то в Эдмунда, то в Тернера. Наконец, гордо вскинув подбородок, она решила вмешаться и с нажимом на столько раз повторенном сегодня слове произнесла:

– Возможно, вам обоим следовало бы попросить меня оставить вас разбираться со своим давним спором? Вальс еще не кончился, так что я готова уступить своего партнера.

Она развернулась, но, прежде чем успела сделать хоть шаг, Тернер схватил ее за руку, наклонился и коснулся губами атласа ее короткой перчатки. Какая неслыханная фамильярность!

– Дорогая, сегодня вы для меня – единственная во всем свете! И если я не могу вас заполучить… – Он встал навытяжку, вздернув плечи. – Что ж, тогда нет никакого смысла продолжать игру, не правда ли?

Коротко кивнув Эдмунду и поклонившись Джейн, мерзавец взмахнул полой плаща и быстро зашагал прочь, стремясь скрыться в разномастной толпе гостей.

Эдмунду нужно было перевести дух. Тернеру удалось ускользнуть, а у Джейн наверняка возникла куча вопросов. Сердце колотилось как бешеное, а желудок скрутило от резкой боли. Как сказал его старый учитель, продолжать игру не было никакого смысла, но каждое его слово было ложью: Тернер многие годы жил ради этой игры.

– Прости, что все это случилось при тебе, Джейн. – Эдмунд крепко сжал веки и постарался изобразить некое подобие улыбки. – Какой я идиот! Не знаю, что на меня нашло: взбрело же в голову спорить с незнакомцем!

– Не притворяйся идиотом и не принимай за идиотку меня, пытаясь убедить, что видишь этого человека впервые. – Она вытянула голову, надеясь отыскать в толпе красный тюрбан. – Кто он, Эдмунд? Что ты скрываешь?

– Возможно, неудачное капиталовложение? Или разъяренная любовница? Нет, ничего такого! – легкомысленно парировал Эдмунд, стараясь обратить все в шутку. Ужасный инцидент остался в прошлом, так что теперь несложно изображать улыбку.

– Я и не предполагала ничего подобного, но ведь могут быть и другие неприятности.

– Верно.

– Так в чем же все-таки дело?

Черт побери! С ее прямолинейностью справиться непросто: своими бесконечными вопросами она не позволяла ему уходить от ответа.

– Все в порядке! – попытался он соврать. – Зря я ввязался в этот спор, но, кем бы ни был тот человек, мне было жаль отказываться от вальса с тобой.

– Значит, правду раскрывать ты не намерен, – со вздохом констатировала Джейн. – Но это же глупо. Я твоя жена, и ты можешь доверить мне любую тайну. Никогда я тебя не предам и всегда буду… заботиться.

Она чуть запнулась, прежде чем закончить фразу, но ему, любителю поэзии и ничего не значивших комплиментов, лучше, чем кому-то еще, было ясно, что Джейн подыскивала подходящую замену слову «любить», неприемлемому для них обоих.

Скажи он ей правду о Тернере, она бы тут же собрала воедино все кусочки мозаики: восстание в Ирландии, измену, утянувшую на дно всю его семью, смерть его отца при подозрительных обстоятельствах, происхождение сестер. Стоило лишь приоткрыть крышку ящика Пандоры, и тогда поток не остановить.

Разумеется, Джейн его возненавидит, и не только за происхождение и родословную, но и за ложный предлог, под каким он связал ее обязательствами. Хоть она никогда больше и не повторяла признания в любви, в искренности ее чувства Эдмунд не сомневался, и даже сама мысль, что он может все разрушить, была невыносима.

– Пожалуйста, не беспокойся, – попросил он как можно беспечнее, хотя душу терзала ужасная боль. – Ты слишком близко все принимаешь к сердцу.

Паутина лжи опутала его целиком. Будь он действительно морским офицером, его бы уже давно отправили под трибунал. Похоже, Тернер медленно, но верно шел к своей цели – разрушить доверие.

Джейн тяжело вздохнула, и Эдмунд уже приготовился отражать очередную атаку, но она просунула руку ему под локоть и, прижавшись к нему покрепче, предложила:

– Давай прогуляемся по саду. Сегодня полнолуние.

Низко висевшая огромная серебряная луна освещала дорожки в саду и оставляла укромные уголки в тени для тех, кто искал уединения.

Джейн увидела скамейку, едва заметную под лианами дикого винограда, теперь уже без листвы и повела Эдмунда туда. Скрытые от посторонних взглядов и прохладного ветра ветвями огромной ели, они могли побыть наедине, лучшего момента выудить у него правду не придумаешь.

– Давай сядем, – предложила Джейн.

Он смахнул листья с каменной скамейки и улыбнулся:

– Только после тебя.

– Безупречно вежливый, как всегда, – буркнула она себе под нос и добавила чуть громче: – Нет, прошу тебя, садись, а мне лучше постоять.

Он пожал плечами, ничего не понимая, сел и выжидающе посмотрел на нее.

– Так в чем дело?

Стоило ли спрашивать снова? Раз уж ему так не хотелось делиться с ней маленькими откровениями, то открывать большие тайны он наверняка ей не станет. Теперь убедить Эдмунда довериться было попросту невозможно. Джейн вовсе не хрупкая кисейная барышня – ей хватит сил разделить с ним любое бремя. Своими поступками она должна доказать мужу готовность принять его таким, какой он есть, со всеми его секретами. Если бы он только доверил ей свои тайны, как она доверяла ему свое тело!

Нужно было только придумать, как его в этом убедить.

Собравшись с мыслями, она воскресила в памяти созданный когда-то образ идеальной жены: уверенной, страстной, дерзкой и милой – и позволила себе надеть его как второй костюм – поверх блузки с корсетом. Этот образ согревал ее.

И вот наконец она решилась. Спокойно, медленной походкой, чуть покачивая бедрами, Джейн приблизилась к мужу и хрипло, с просторечным говором, словно настоящая служанка из таверны, спросила:

– Чего изволите, милорд?

Они забрались довольно далеко от дома, сюда не проникали звуки чужих шагов по гравийным дорожкам, вокруг них не было никого, кроме самой ночи, темного неба и еле уловимого запаха хвои. Джейн, не замечая холода, ждала, чуть приоткрыв темно-алые губы, что муж ей подыграет. Пусть только протянет руку, и она упадет в его объятия.

И он это сделал, но она медлила, а потом спросила:

– Сколько?

– Сколько… чего? – не понял Эдмунд, сверля ее взглядом.

– Сколько дашь и чего хочешь?

Эдмунд от неожиданности не сразу понял, что Джейн хотела продолжить игру, а когда догадался, развалился в позе пресыщенного повесы и лениво протянул:

– Что ж, раз уж ты спросила, то ответ – все.

– И?..

– Ответ тот же.

Она оторвала кончик ветки, покрутила в руках и отдала Эдмунду.

– Должно быть, не так много у тебя есть, раз ты готов отдать все.

– Должно быть, я очень многое хочу получить, – ответил он вкрадчивым голосом. – Раз уж я предлагаю все, то и получить ожидаю за это сполна.

Эдмунд бросил на землю ароматные иглы, которые тер между пальцами, снова протянул к ней руку и на сей раз поймал за кисть! Джейн не сопротивлялась, и он усадил ее к себе на колени.

– Все, Джейн. Я хочу… – Эдмунд умолк, вздрогнув всем телом, и крепко ее обнял.

– Больше, чем можешь сказать, – отважилась закончить она.

Он кивнул. Ей же хотелось знать точно, что ему нужно, но спросить Джейн не осмелилась. У них обоих были секреты: у него – какая-то темная тайна в прошлом, у нее – невозможность изгнать из сердца чувства к нему. Вероятно, эти чувства и были причиной, по которой она не могла с самого дня свадьбы играть предназначенную ей роль баронессы, довольной своей прохладной, сдержанной семейной жизнью.