Тереза Ромейн - Играя в любовь

– Кроме того, – добавила Джейн так тихо, что ему пришлось наклониться, – ты явно не нуждался в моем обществе, пока танцевал со всеми присутствующими здесь особами женского пола.

– Ты ревнуешь? – приподнял Эдмунд брови.

– Разве тебя это волнует?

– Еще как волнует! – вырвалось у него.

Джейн нетерпеливо взмахнула рукой:

– Послушай, Эдмунд, я ведь не просила уделять мне время – ты сам вызвался.

– Все верно. Я хотел…

– Ты хотел танцевать со всеми подряд, оставив в стороне свою непутевую жену, которая даже не знает, когда принято делать реверанс. Ты прав: мне не следует рассчитывать на большее.

Ее выпад был столь резким и неожиданным, что Эдмунд растерялся:

– Но я не…

– Я никогда ни о чем тебя не просила, тем более не брала с тебя слово, так что не стоит разбрасываться обещаниями, если не в состоянии их выполнить.

Эдмунд подумал, что если Джейн не замолчит сию секунду и не даст ему закончить фразу, то придется ее серьезно отчитать.

– У меня возникло впечатление, – проговорил он сдержанно, – что ты мной недовольна. Я сожалею, что не смог вернуться ровно через час, как обещал, но меня греет мысль, что ты сумела найти себе интересную компанию.

Джейн лишь недовольно вздохнула и в отчаянии так крепко вцепилась в веер, как утопающий хватается за канат.

– Мне очень жаль…

– Это твой ответ на все случаи жизни? Тебе жаль? Как будто твои сожаления что-то меняют!

– Полагаю, не меняют.

Эдмунду вдруг показалось, что дело не в сегодняшнем вечере, а в чем-то совсем другом. Только вот что конкретно она пыталась до него донести?

– Джейн, может, лучше пойдем танцевать? Осталось не так много времени.

Она смутилась и сразу притихла.

– Не могу. Я не умею танцевать.

Он непонимающе моргнул.

– Пойдем, ведь наверняка… – На сей раз Эдмунд сам остановился, не закончив фразу, и принялся перебирать в голове обрывки воспоминаний об их с Джейн детстве.

Вдвоем с овдовевшей матерью она жила далеко от Лондона, и ее никогда не готовили к светской жизни, не обучали этикету, так что ей попросту негде было научиться танцам.

Но в таком случае их сегодняшний выход в свет был лишен всякого смысла.

– Не умеешь танцевать, но на бал все же поехала?

Она скривила губы и кивнула.

– Джейн, но как же тебе мог понравиться такой вечер? Я бы никогда не предложил ехать сюда, если бы только знал.

Она что-то пробормотала себе под нос, явно нелицеприятное, и Эдмунд сказал:

– Прости, я не расслышал.

Джейн отвернулась и еще крепче сжала веер.

– Раз уж ты сам предложил мне поехать на бал, то я с радостью согласилась. Мне было приятно твое желание сделать что-то вместе.

Так значит, все это время она хотела порадовать его, пока он пытался порадовать ее, или, вернее, всех женщин, скучающих по углам бального зала.

– В таком случае давай не будем танцевать, а просто дождемся ужина, – предложил Эдмунд.

– Если ты не в настроении, это вовсе не обязательно. Можно извиниться перед хозяевами: сказать, что я почувствовала себя плохо, – и отправиться домой.

– Глупости! Мы обязательно останемся ужинать, или я всерьез рассержусь.

Джейн отреагировала на шутку слабой улыбкой:

– Нет, этого мы допустить не можем.

Они стояли в дальнем углу гостиной, недалеко от столика с напитками и линией стульев с позолоченными спинками, на которых восседали те самые дамы, с которыми Эдмунд танцевал. Раскланиваясь и улыбаясь всем присутствующим, он повел Джейн под руку к свободным стульям, но она шепнула:

– Только не сюда! Кто-то оставил здесь тарелку.

Наконец Джейн опустилась на свободное место, и Эдмунд сел на соседний стул. Не поднимая глаз, она смотрела то на маленький изящный веер, то на руки в атласных перчатках, то на парчовую обивку стульев, на пол и стены – словом, куда угодно, только не на него.

– Джейн, тебя что-то тревожит?

Она не сразу, но все же утвердительно кивнула и спросила:

– Зачем ты флиртуешь со всеми подряд?

Вопрос удивил его почти так же, как и нерешительность, с какой был задан.

– Тебя беспокоит, что я уделяю внимание другим женщинам?

– Нет, просто не понимаю, зачем ты тратишь на них столько времени, если с ними никто даже не разговаривает.

Эдмунд откинулся на спинку стула.

– Ты сама ответила на свой вопрос: причина как раз в том, что на них мало кто обращает внимание, – но ведь всем хочется, чтобы их замечали. Уделить этим леди несколько минут – меньшее, что я могу для них сделать.

К счастью, Джейн слишком глубоко погрузилась в свои мысли, чтобы продолжать беседу, и какое-то время сосредоточенно разглаживала платье на бедрах. Надо признать, это зрелище не оставило Эдмунда равнодушным. Вдруг она подняла голову и, пристально взглянув ему в глаза, выпалила:

– А как насчет того, чего хочется мне?

– Что ты имеешь в виду? Мы приехали сюда только потому, что ты изъявила желание посетить бал.

– Нет, я лишь согласилась на твое предложение. Это не одно и то же.

– Поясни, пожалуйста. Я не совсем тебя понимаю.

– Но я же сказала, – вздохнула Джейн. – Впрочем, не имеет значения. Нам необязательно это обсуждать.

Эдмунд мысленно досчитал до десяти и произнес:

– Ты хочешь сказать, что согласилась только для того, чтобы доставить удовольствие мне? И следовательно, у тебя эта затея радость не вызвала?

– Не совсем так. – Ее золотисто-карие глаза теперь особенно походили на топазы. – Ты готов уделить толику своего внимания каждой из тех, что сидят в дальних углах бального зала, но… женился-то ты на мне!

– Верно.

– Так ты не считаешь… – Джейн замолкла, а когда заговорила снова, голос ее был ровным и совершенно бесстрастным. – Я рассчитывала провести этот вечер с тобой, пусть не весь, хотя бы часть.

– Я же с тобой…

– Неужели?

От ее долгого испытующего взгляда у Эдмунда все внутри сжалось. Ведь мыслями он действительно был далеко отсюда: наполовину в Корнуолле, наполовину в прошлом, – так что для нее места не оставалось вовсе.

– Разумеется!

Этим вечером ему пришлось так много лгать, но по обыкновению он использовал ложь во благо и надеялся, что Господь не будет к нему слишком строг.

– А ведь и я могла бы быть одной из тех несчастных, Эдмунд: даже если бы когда-нибудь и попала на бал, то наверняка сидела бы в самом дальнем углу. Возможно, тогда ты и мне уделил бы немного времени?

– Мы пришли вместе, я рассчитывал, что так будет до конца вечера, но потом ты попросила меня уйти.

По недовольной гримасе и вздоху было ясно: такой ответ пришелся Джейн не по вкусу.

– А теперь ты на меня злишься. – Эдмунд отвернулся, но краем глаза продолжал наблюдать за супругой. – Почему?

– Если ты не понимаешь…

– Умоляю, не надо заканчивать фразу словами «то я не собираюсь объяснять».

Джейн побледнела.

– Вообще-то, я хотела сказать, что ты еще больший болван, чем я думала.

Эдмунд поднял голову.

– Ты действительно так считаешь?

Джейн неловко поежилась.

– Я думаю так не только о тебе, но и о себе.

Эдмунду хотелось, чтобы она взяла свои жестокие слова обратно. Кажется, ему так и не удалось осчастливить жену, несмотря на все старания и попытки.

– Джейн…

Голова жены в ответ на его растерянный оклик еле заметно повернулась в его сторону, как цветок, что тянется к солнечному свету. Однако сейчас она так же мало походила на нежный цветок, как и он на яркое солнце.

Эдмунд задумался, не зная, что еще сказать, как загладить свою вину и унять боль, случайно ей причиненную?

Он должен был подумать о ее желаниях. Поездка на бал была ошибкой: снова напомнила ей о неготовности стать частью высшего света, – но что же тогда?.. Джейн терпеть не могла притворство и, судя по всему, обожала путешествия, но он готов сейчас ей дать лишь то, что можно купить в магазине: наряды, украшения, подарки… – осыпать ее роскошью с ног до головы. Больше всего ему хотелось, чтобы она не сожалела о принятом решении и не считала их совместную жизнь суровым и горьким испытанием.

– Если хочешь, можем завтра поехать кататься на Бонд-стрит, и ты выберешь себе все, что пожелаешь.

Эдмунд улыбнулся, но Джейн ничуть не смягчилась: ее лицо так и осталось непроницаемой маской. После затянувшегося молчания она, в конце концов, холодно произнесла:

– Похоже, у меня совсем пропал аппетит. Вам необязательно меня сопровождать. Если позволите, милорд, я бы поехала домой.

Совершенно сбитый с толку, словно получил удар под дых, Киркпатрик помолчал, а затем сдержанно кивнул:

– Хорошо. Сейчас подадут экипаж.

С этими словами Эдмунд поднялся, поклонился и, прежде чем раствориться в толпе, озадаченный и раздраженный обернулся и через плечо взглянул на жену: спина безукоризненно прямая, взгляд устремлен куда-то вдаль. В темно-зеленом шелковом платье, с изумрудными серьгами и колье, которые очень ей шли, теперь она выглядела так же уверенно и гордо, как и прежде, в доме лорда Шерингбрука. Тогда ей пришлось притворяться графиней, но как она держалась, с каким достоинством!

Образ жены изгнал из сердца Эдмунда раздражение, но оставил звенящую пустоту и боль нового разочарования. Он постоянно ошибался, не мог подобрать ключ к ее сердцу, не мог понять, чего она от него хотела: больше или меньше? Каждую ночь она принимала его в своей постели, но также каждый день отвергала любые знаки внимания.

Если она действительно его любит, то почему не принимает целиком?

Не в силах отыскать ответ на терзавший его вопрос, Эдмунд подумал: а следовало ли так переживать из-за пустяков? В конце концов, проводить с ним ночи супруга соглашалась, а значит, появление наследника – это вопрос времени.

Эдмунд вызвал для Джейн экипаж, но проводить ее домой не позволило уязвленное самолюбие. После ее отъезда он продолжил уделять внимание самым несчастным, одиноким и скучным вдовам: увлекал беседой и танцами, – пока щеки их не начинали пылать румянцем, а на лицах не появлялись улыбки.

Ужасная пустота внутри почти забылась и более не мучила его.

По возвращении домой, на Беркли-сквер, Эдмунд сразу же отправился в спальню Джейн, чтобы принести свои извинения, и заранее приготовил вступительную речь, помня, что сначала следует сделать ей комплимент. Это не составляло труда, ибо на балу она выглядела ослепительно. Эдмунд искренне полагал, что комплименты никогда не бывают лишними и способны растопить любое сердце. Затем, когда жена сменит гнев на милость, можно двигаться дальше, а именно довести ее до вершины блаженства, и не один, а несколько раз подряд. Он будет бесконечно внимательным и деликатным, чтобы у Джейн не осталось ни малейшего сомнения в том, как важно для него доставить ей удовольствие.

Да, он все хорошо продумал, все предусмотрел, но когда попробовал повернуть ручку двери ее спальни, оказалось, что она заперта на ключ.

Как правило, слугам не дозволялось беспокоить молодоженов во время медового месяца, но сегодня, когда Пай, дворецкий, утром постучался в кабинет с известием о приходе посетителя, у Эдмунда вырвался вздох облегчения. Поскольку они с Джейн уже начали выходить в свет, а прошлой ночью дверь ее спальни оказалась закрытой, он подумал, что медовый месяц, если его можно так назвать, подошел к концу.

– Милорд, вас желает видеть мистер Белла-ами, – в своей обычной манере растягивать имена доложил Пай.

Среднего роста, худощавый, с волосами неопределенного тусклого цвета, дворецкий всегда был подозрительным и чопорным, однако умел в любой обстановке оставаться незаметным. Именно таким и должен быть идеальный слуга.

Эдмунд оторвал взгляд от письма, которое прочитал уже раз шесть, но так и не уловил смысла.

– Беллами точно хочет меня видеть? Вчера он любезно беседовал с леди Киркпатрик, но мы с ним за весь вечер не обменялись и парой фраз.

– Если ваша светлость не желает принимать гостя, я скажу, что вас нет дома.

Эдмунд задумался. Джейн до сих пор не показывалась из спальни – видимо, еще не проснулась. Приглашений на званые ужины и балы им больше пока не поступало: по мнению высшего света, первое время новобрачные будут поглощены друг другом. Особых дел у него все равно не было, поэтому принять посетителя вполне можно.

– Хорошо, приглашай, – решился он наконец. – Узнаем, что ему угодно.

В ожидании гостя Эдмунд навел порядок на рабочем столе: расставил приборы, убрал личную корреспонденцию подальше от чужих глаз и выбросил ненужные бумаги. Как любому землевладельцу, который управляет поместьем на расстоянии, ему приходилось проверять кучи счетов, расправляться с бесконечным множеством документов и деклараций. В Корнуолле делами занимался Браунинг, исполнительный до педантизма молодой человек, которого Эдмунд нанял на должность управляющего три года назад. Тот держал его в курсе всех событий и регулярно присылал все документы, требующие внимания, согласования и подтверждения, в Лондон. Браунинг был внимателен ко всем мелочам, так же как и сам Эдмунд, чем и заслужил неограниченное доверие.