— Да, — лаконично подтвердила Кики. — Я притащила тебя сюда фотографироваться в моих моделях при условии, что ты вовремя вернешься на съемки. Ты как раз успеешь.

— Вот только я поесть не успею! Не хочу салат! Хочу большой, сочный бифштекс с жареной картошкой и два шоколадных коктейля. У меня теперь нет времени даже сбегать в туалет! — Даллас жаловалась с улыбкой. Чувствовала она себя великолепно. Плюс ко всему, еще до показа телесериала она стала звездой. Еще рекламные плакаты Мэка не расклеены по всем стенам и не напечатаны во всех журналах, но она уже звезда.

Ее засыпали предложениями. Завалили Коди сценариями и романами. Представители коммерческих фирм осаждали ее просьбами сняться в их рекламе. Ее приглашали на все телевизионные игры и ток-шоу. Каждый крупный журнал считал за честь опубликовать ее фотографию на обложке. Все кавалеры Голливуда пытались назначить ей свидание. Отбоя не было от приглашений на вечеринки.

Но Коди был тверд:

— Мы торопиться не станем. Проще простого хвататься за все, но это было бы ошибкой.

Она согласилась. Он много для нее сделал, и она будет следовать его советам.

После того приема она ни разу не видела Лу Марголиса, и ей это показалось хорошим признаком. Может быть, теперь он оставит ее в покое.

Арон Мэк, разумеется, вернулся в Нью-Йорк и звонил ей каждый божий день. Она не возражала, более того, ей даже льстило, что его старческая похоть уступила место почти отеческой заботе.

Ее не интересовали модные голливудские жеребцы, изображающие из себя суперменов и норовившие прищучить каждую вновь появляющуюся знаменитость женского пола и присоединить ее к списку своих побед.

Вечеринки она вообще никогда не любила. Возможно, со старых времен слово „вечеринка" для нее звучало как „оргия".

Ей нравилось работать, позировать фотографам, добиваться известности. Ей нравилось общаться с Коди или ходить куда-нибудь вечерами с Кики и Чаком. Никаких шикарных ресторанов или дискотек. Небольшие заведения, где прекрасно готовят и где люди не мечутся, как последние придурки, от столика к столику.

Что касается секса, то Коди, похоже, твердо решил эту проблему больше не обсуждать. Она тоже помалкивала. Ей надо сначала доказать ему, что она не собирается прыгать в первую попавшуюся постель, какая бы суперзвезда ей это ни предложила. А предлагали все подряд. Если у нее хватит терпения, Коди обязательно будет с ней, в этом она уверена. Ведь он же мужчина, разве не так? И она хотела бы выйти за него замуж. Он будет прекрасным отцом, она так и видела его в окружении многочисленных ребятишек…

Однажды вечером Даллас встретилась лицом к лицу с Элом Кингом. На мгновение она забыла о Коди и своих планах и поплыла по волнам уже знакомого возбуждения.

Глубоко дыша и стоя неподвижно, она рассматривала витрину, выложенную пластинками Эла Кинга. Ей казалось, что он смотрит на нее отовсюду. Не только на каждом конверте красовалась цветная фотография Эла — двойные альбомы были открыты таким образом, чтобы продемонстрировать его физиономию крупным планом. Поясные фотографии Эла, его грудь, его белозубая улыбка, его проникающий в душу взгляд. Вьющиеся, прямо как у цыгана, волосы. Рог из слоновой кости, напоминающий фаллос, на толстой золотой цепи украшал оголенную грудь. Альбом назывался „Эл — король". Даллас решила, что покупать его она не будет.

Она побродила по магазину, всюду натыкаясь на кипы пластинок Эла. Эл улыбался ей с огромного плаката, висящего на одной из стен. От него просто некуда было деться.

Она выбрала альбом под названием „Искушение" и пластинку Линды Ронштат, чтобы подарить Коди. По дороге к кассе она прихватила и альбом „Эл — король". Какого черта, почему бы не купить? Что-что, а поет он здорово.

Даллас вернулась домой, чувствуя себя виноватой. Почему? Ничего ведь не случилось.

Она вбежала в дом, сбросила туфли и достала пластинку из конверта.

Только когда поставила ее на проигрыватель, она осознала, что в доме, кроме нее, есть еще кто-то.

В углу, сгорбившись в кресле, сидела Бобби.

Глава 42

Самолет наконец вылетел из аэропорта Кеннеди. Мелани, уже здорово под градусом, тут же заснула с разинутым ртом.

Эдна напряженно сидела рядом и боялась закрыть глаза. Она смотрела в иллюминатор и в сотый раз прикидывала, что же скажет Эл, увидев ее.


— У тебя прелестные сисечки, — произнес заплетающимся языком Эл, упражняясь в постели с Золотой дамой.

Она рассмеялась. Могла себе позволить. Для нее, самой высокооплачиваемой девушки по вызову в Новом Орлеане, заниматься любовью с Элом Кингом вовсе не было сложной задачей.

— Хочешь, я приму душ? — спросила она высоким гундосым голосом. На ее теле до сих пор сохранились остатки праздничного торта и макияжа.

— Мне нужны двое, — заявил он. — Подружка есть?

Она надула золотые губки.

— А меня не хватит, золотце? Одна я и вся для тебя.

— Хочу двух, — пробормотал Эл, — у меня щас день рождения, понятно? Хочу двух. — Он потянулся к ее силиконовой груди и больно ущипнул.

Она резко отодвинулась.

— Я могу позвонить Линн…

— Ага… позвони Линн.

— Да, позвоню Линн. Вот только кто будет платить… — Она остановилась на полуслове. Пол Кинг строго наказал ей не признаваться Элу, что ей заплатили.

Эл большими глотками пил виски и ничего не слышал.

Она слезла с постели.

— Пойду в другую комнату и позвоню Линн, — сказала она. — Почему бы тебе пока не принять душ, золотце? Будешь чистым и трезвым.

— Кто пьян? — взревел Эл. — Кто… скажи мне… пьян?

Она сдержалась, чтобы грубо не расхохотаться. С ее точки зрения, он был пьян в стельку, что ее не удивляло, поскольку она видела, сколько он выпил внизу. Надо заметить, пьет он, как лошадь. Другой давно бы свалился замертво. Она и сама была слегка навеселе. Не слишком — профессионалка всегда должна знать меру, — но достаточно для хорошего настроения. Она оставила его лежать на кровати и пошла в соседнюю комнату. Сначала позвонила Полу спросить, можно ли пригласить еще одну девушку. Пол сказал, приглашай хоть шестерых, если так хочет Эл, и пообещал оставить деньги у дежурного.

Тогда она позвонила Линн, отсыпавшейся после трудного вечера, проведенного с участниками конгресса. Она сразу заявила, что в эту ночь больше с места не тронется.

— Это Эл Кинг, — прошептала Золотая дама.

— Блин! Че сразу не сказала? — упрекнула ее Линн. — Щас буду.


— Кто звонил? — спросила Линда, когда Пол положил трубку.

— Девица из торта. Эл созывает войска.

Линда потянулась.

— Не представляю, как ему это удается. Ты видел, сколько он выпил?

Пол потянулся к ней.

— Семейная черта — луженые желудки.

— Ага, и все остальное тоже!


Эван лежал поверх одеяла на кровати и думал, что бы ему сделать. Рука болела, все тело ныло, и он до сих пор ежился при воспоминании об унижении, которому подвергся во время празднования дня рождения отца.

Все представлялось ему, как в тумане, с того момента, как его сбили с ног на концерте. Люди наступали на него, еще кто-то свалился сверху, и это последнее, что он помнил до той минуты, когда очнулся в больнице, окруженный толпой врачей и медсестер.

— У тебя рука вывихнута, — сообщил ему врач. — Остальное — синяки и шок. Скажи сестре, как тебя зовут и где живешь, и она позвонит твоим родителям.

Они ему еще что-то вкололи, а потом подошла немолодая сестра с бумагами в руках и спросила, как его зовут.

— Эван Кинг, — промямлил он. — Я — сын Эла Кинга.

— По-моему, этот парень бредит, — сообщила она врачу.

К счастью, скоро приехал Пол. Подписав нужные бумаги, он сказал:

— Слава Богу, с тобой ничего страшного. А то отец с ума сходит. Одевайся, поедем отсюда.

Эван определенно чувствовал, как кружится голова. Ему ввели успокаивающее, и он бы не возражал остаться на ночь в больнице и выспаться. Но у Пола были другие намерения. Бал будет продолжаться. Ничто не должно испортить день рождения Эла Кинга.

Половину вечеринки Эван продремал. Он почти не ел, с трудом глотал шампанское и залился краской смущения, когда из торта вылезла голая девица. Не то чтобы он никогда не видел голых девушек. Видел. И Плам, и Глория посвятили его в отвратительные мужские радости. Но это совсем другое дело. Они — его друзья, он один из них.

И теперь лежа в постели и в сотый раз взглядывая на часы, показывающие полтретьего ночи, он думал, куда это они могли подеваться. В последний раз он видел девиц на концерте. Они бежали вместе с толпой, улыбались, смеялись, не старались увернуться, как делал он, в результате чего его сбили с ног и слегка потоптали. Даже не попытались помочь ему, хотя глупо было бы думать, что они могли что-то сделать. Но где же они? С той поры как они подружились, они были неразлучны. Плам и Глория спали в его комнате, занимая кровать по очереди. Да и все их пожитки находились в старой сумке, стоящей в углу. Этот факт придавал ему уверенность. Не могли ведь они уехать без своих вещей.

Жаль, что у него нет под рукой одной из таблеток, которые Глория называла „колеса". Они здорово поднимали ему настроение, придавали уверенность, он становился разговорчивым. Глория пила их горстями, но он следовал примеру Плам и принимал лишь изредка.

— Ей они нужнее, — терпеливо объясняла ему Плам. — Понимаешь, она хочет бросить сильную наркоту, а то она еще недавно совсем никуда не годилась. Щас она в порядке, полежала слегка в больнице, выправилась чуток.

Эван кивал с умным видом, как будто понимал, о чем это она говорит. А теперь они исчезли, и без них ему было плохо. Наверное, их тоже сильно помяли, увезли в другую больницу… Он уже начал паниковать, как раздался тихий стук в дверь. Он поспешил открыть и увидел их, причем Глория просто висела на Плам.

— Где вы были? — спросил Эван на этот раз твердым голосом.

— Шшш, чувак, — прошептала Плам, — ей порядком паршиво. Давай уложим ее в постель.

И в самом деле Глория была смертельно бледна, глаза остекленевшие и, казалось, сейчас выскочат из орбит. Эван помог Плам подтащить Глорию к кровати, и она, свернувшись в плотный комочек, захрапела.

— По-моему, на сегодня она отрубилась, — сказала Плам, зевая и стягивая с себя цветастый жакет.

— Где вы обе пропадали? — прошипел Эван. — Я был в больнице. Моя рука… ты только взгляни на мою руку.

Плам устало посмотрела на него.

— Сам виноват. Мы ж тебе говорили, держись с толпой. Надо плыть по течению, чувак, или тебе здорово достанется.

Сдавшись, он молча сел на край кровати, а Плам расстегнула джинсы и вылезла из них. Трусиков она не носила, так что теперь на ней остался только грязный бюстгальтер, изначально имевший розовый цвет. Несмотря на излишнюю полноту, кожа у нее была на редкость гладкой. Целые акры белой гладкой кожи. Эван почувствовал желание. Она сразу заметила. Он неуклюже стянул с себя одежду одной здоровой рукой. Он ничуть не стеснялся. Она уже видела его голым, обе они видели. Им нравилось, что он такой тощий. Они его гладили и ласкали. Они брали его гениталии в рот и уверяли его, что он парень что надо. Они также раздвигали свои ноги и позволяли ему делать все, что вздумается. Он смотрел, удивлялся и пользовался ими. Сейчас ему снова захотелось, и, хотя он предпочитал Глорию, на этот раз годилась и Плам.

— Я вся вымоталась, чувак, — пожаловалась Плам, — только с одной дикой вечеринки. Да и кровать занята.

— На полу, — пробормотал Эван, — мы можем лечь на пол.

— Блин! — выругалась Плам, но все равно легла на пол и раздвинула свои массивные ноги.

Эван запрыгнул на нее, как бродячий пес. Плам деликатно пукнула. Но это не остудило его пыл. В конце концов он становился истинным сыном своего отца.


Артур Соренсон сидел за столом в приемной и смотрел на свои новые часы из нержавейки со светящимся циферблатом. Ему их подарили на восемнадцатилетие, которое он отметил две недели назад. Стрелки показывали ровно два сорок пять. Он дежурил уже час сорок пять минут, и скоро придет время пить кофе.

Он оглядел пустующий вестибюль, испытывая чувство гордости за то, что он один за все в ответе. Обычно мистер Ридли ночью дежурил с ним вместе, но сегодня он позвонил, чтобы сообщить, что его дочь больна, пострадала во время давки на концерте Эла Кинга. Мистер Ридли добавил, что с ночной сменой Артур и один справится, нельзя только никуда уходить, какой бы важной ни казалась причина. Мистер Ридли работал в гостинице уже двадцать два года. А Артур Соренсон — две недели. Он был очень доволен, что мистер Ридли так доверял ему после столь недолгой службы.