Он почувствовал, как в его руку впиваются ногти Даллас.

— Не волнуйся, не волнуйся, все в порядке, — ухитрился он пробормотать.

Через несколько секунд, когда самолет врезался в деревья, чертов диван оторвался от стенки, и тогда он подумал: „Господи милостивый, не дай мне так умереть. Я не хочу умирать. У меня еще столько дел".

Их швыряло по всей спальне, от одной стены к другой. И он слышал, как все время повторяет:

— Не волнуйся, не волнуйся…

И еще он осознал, как глупо это звучит, потому что их от смерти отделяют только мгновения. Потом он подумал: а как там Эван? И еще он вспомнил девушку, с которой потерял девственность. И Эдну в день их свадьбы. И еще — свое первое выступление на сцене.

Он постоянно ощущал рядом с собой Даллас. „Жаль, — подумал он, — что понадобились тридцать восемь лет, чтобы отыскать ее. И почему сейчас, когда он наконец нашел, ее у него отбирают?" Ему хотелось закричать, но он продолжал монотонно бормотать: „Не волнуйся, не волнуйся". И когда самолет в последний раз дернулся и остановился, он все еще продолжал повторять эти слова.

Он не сразу понял, что они остановились.

Ему хотелось встряхнуться и проснуться, потому что, Бог ты мой, это какой-то кошмар, такое не может случиться с ним. Но тут же с тяжелым чувством осознал, что это вовсе не кошмарный сон, что это на самом деле происходит. Следующая мысль была о пожаре. Было бы глупо, добравшись до земли, сгореть заживо!

Даллас тихо стонала. Они все еще были крепко пристегнуты к леопардовому диванчику, талантливо изобретенному каким-то умником, которому бы Эл с удовольствием оторвал яйца. Эта гребаная штука даже не способна оставаться на месте, мотается по всему помещению, а теперь он не может расстегнуть ремни. Они попали в ловушку.

Он не слышал ни звука. Разве не должны снаружи реветь сирены и звонить колокола пожарных машин?

Разве их не должны уже были окружить бригады спасателей?

ПОЧЕМУ ИХ НИКТО НЕ СПАСАЕТ?

Что там творится?


От боли в ногах Кэти почти теряла сознание. Она попыталась выбраться, но это оказалось невозможно. Целая секция кресел смялась в гармошку, зажав ей ноги. Но надо встать. Нужно всех вывести. Как темно и как холодно! Она протянула руку и дотронулась до Пола, жив или умер?

Кричал от боли Берни:

— Меня закололи! Меня закололи! Помогите мне, помогите мне!

Кэти нащупала пульс у Пола. Жив. Наклонилась и на ощупь убедилась, что он в такой же западне, как и она.

— Кто-нибудь может нам помочь? — крикнула она, но слова прозвучали как-то странно, и она поняла, что половина зубов у нее выбита, а та густая липкая жидкость, что течет по лицу, — кровь. И тогда она потеряла сознание.

Эвана парализовал страх. Он боялся пошевелиться. Но не мог же он висеть вниз головой в своем кресле бесконечно. Он осторожно попытался высвободить руку, которая оказалась под ним. Это ему удалось. Тогда он расстегнул ремень и с грохотом шлепнулся на пол. Он оказался рядом с Берни. Глаза его уже начали привыкать к темноте, и он разглядел что-то ужасное, торчащее из груди толстяка.

— Вытащи, — крикнул Берни в панике и ужасе, — вытащи эту гребаную штуку к едрене фене!

Эван попятился, спотыкаясь в заваленном мусором проходе.

Жаль, что у него нет фонарика. Тогда бы он смог что-нибудь разглядеть. Он слышал, как позвала на помощь стюардесса. Потом она замолчала. Он пробрался к дверям в секцию отца и споткнулся о Люка, растянувшегося у самых дверей. Неожиданно его руки оказались в чем-то липком и горячем, и он понял, что это — кровь.

— Люк? — с отчаянием спросил он. — Люк? — Он сполз с тела и попытался открыть дверь в комнату отца. Она не поддавалась. Он кинулся на нее всем своим тощим телом и начал истерически визжать. Без всякого результата. Наконец он опустился на пол около двери, прислонился к ней и тихо заплакал. Они все умерли. Даже Берни перестал кричать. Он один остался в живых. Один-одинешенек. Что он будет делать? Кто его спасет?


— Я в порядке, — сказала Даллас. — Поверить невозможно, но это так.

— Нам надо поскорее отсюда выбраться, — с беспокойством заметил Эл. — Ты что-нибудь слышишь?

— Ничего. Только дождь. Где мы?

— Совершенно ясно, черт побери, что мы не в Сан-Паулу. Я беспокоюсь за остальных. С нами все нормально, но как там остальные?

— Они уже, верно, спустились по аварийным трапам.

— Слушай, на счет „три" резко надави на пристежной ремень, чтоб он пропал. Мы не можем сидеть здесь и ждать, когда нас спасут. Эта штука в любую минуту может загореться. Ну, давай: раз — два — три!

Она напряглась одновременно с ним и почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

— О Господи, Эл, я не могу. Мне кажется, я… что-то сломала… Ребра… Болит ужасно… Просто сил нет…

Он понимал, что каждая секунда может стать последней в их жизни: Самолеты всегда взрываются. Всегда горят. И никто ни хрена не делает по этому поводу.

— Ты не можешь попытаться подползти вместе со мной к двери… если мы поползем…

— Постараюсь.

Как гигантская улитка, они поползли к двери вместе со все еще привязанным к ним диваном.

— Попытайся выпрямиться, — велел Эл.

Она закусила губу, чтобы не заплакать. Но Эл был таким сильным, спокойным и уверенным, что страх понемногу отпускал ее.

Он исхитрился отпереть дверь, но открыть не смог. Ее полностью заклинило.

— Не получится, брось. — Если бы его не держал тот проклятый ремень, он знал, что сумел бы вышибить дверь. Слава Богу, Даллас не выказывала никаких признаков паники. Слава Богу, самолет до сих пор не загорелся.

Вдруг у него возникла идея. Он разрежет ремень и освободит их. У него в ящике есть маникюрный набор и фонарь. Если он найдет и то и другое, они смогут освободиться и попытаются выбраться через аварийный выход. Все лучше, чем сидеть и ждать, когда начнешь поджариваться.


Кристина очнулась на рассвете.

Она медленно открыла глаза и в изумлении посмотрела вверх. На какое-то мгновение она не могла сообразить, где находится. В голове было совершенно пусто. Затем память стала медленно возвращаться. Нино. Луис. Самолет. Буря…

Как ей показалось, она лежала в лесу. Промокшая насквозь одежда разорвана, все тело болит. Она не могла заставить себя пошевелиться, просто лежала и старалась собраться с мыслями. До нее дошло, что каким-то образом ее выбросило из самолета. Она медленно, постепенно стала подниматься, удивляясь, что ничего не сломано. Когда она встала, все вокруг поплыло, и, резко опустившись, она прислонилась к стволу огромного дерева. Никогда раньше ей не приходилось видеть таких огромных деревьев. Где же это она может быть? И тут она ясно вспомнила про самолет, Нино, Луиса и остальных.

О Господи! Не может же такого быть, что она одна осталась в живых!

Она снова встала, трясущиеся ноги еле держали ее. Туфли ее куда-то пропали, и голые ступни были все в порезах и царапинах. Да и каждый сантиметр ее тела был покрыт синяками и ссадинами. К счастью, на ней надеты джинсы, которые целы, хотя и промокли насквозь. От рубашки остались лишь клочья.

Она не решалась сделать шаг из боязни наступить на какое-нибудь ядовитое насекомое или змею. Но что она могла еще делать? Надо найти самолет. Надо надеяться, что кто-то еще остался в живых. И она решительно тронулась в путь.


Пол открыл глаза, но боль в ногах была такой сильной, что он снова закрыл их и приказал сам себе потерять сознание. Может быть, у него вообще уже нет ног.

— Сестра! — громко позвал он. — СЕСТРА!

Кэти дотронулась до его руки.

— Мы все еще в самолете, — прошептала она очень тихо, — никто не пришел нам на помощь. Нас тут зажало, мы не можем двигаться.

Он открыл глаза и застонал. А он-то подумал, что находится в больнице. Пол повернулся к Кэти. На ее покрытое кровавой коркой лицо страшно было смотреть. Только-только начинало светлеть.

— Сколько времени мы здесь? — прохрипел он. В горле пересохло, а во рту был горький привкус.

— Несколько часов, я думаю. Эван жив. Берни был жив… Сейчас уже не знаю. О других тоже… Мы в ловушке. Нам придется ждать прибытия спасателей.

— А Эл? — спросил Пол. Голос его звучал странно. — Где Эл?

Кэти покачала головой.

Пол отчаянно задвигался, пытаясь телом переместить обломки, держащие его в плену. Он собрал все свои силы, но сделать ничего не смог.

Он наклонился, чтобы посмотреть дальше по проходу, и вздрогнул, разглядев, что самолет кончается рваной дырой где-то посередине. Он увидел обмякшего в кресле Берни, у которого из груди торчало что-то страшное. Лицо толстяка было смертельно бледным, челюсть отвисла. Но он явно дышал, хотя и неглубоко.

Пол повернулся в другую сторону, к хвосту. Дверь в спальню Эла была здорово искорежена. Тело Люка лежало в луже крови. А рядом молча и неподвижно сидел скрюченный Эван.

— ЭВАН! — рявкнул Пол. — Попробуй нас вызволить… Начни сверху и постепенно разбери всю кучу. Эван, слышишь, поторопись!

— Я не могу, — ответил Эван. — Я должен ждать маму. Если я не буду ждать, она на меня рассердится.

— Ты только попытайся, — уговаривал его Пол, — твой отец хотел бы, чтобы ты нам помог. Если ты поможешь мне выбраться, я поищу его.

Эван повернулся спиной, закрыл уши и прислонился лбом к двери.

— Он в шоке, — констатировала Кэти.

— Насрать я хотел, в чем он там. Он должен нам помочь. Эван, черт возьми, иди сюда и помоги нам!

Эван еще плотнее заткнул уши руками и зажмурился. Когда же придет мама? Он надеялся, что она не будет сердиться, ведь это не его вина.


Казалось, прошли часы, пока Эл наконец нашел ножницы и принялся разрезать ремни. Это было долгое занятие, но облегчение, которое они почувствовали, едва жуткое сооружение отделилось от их спин, вполне того стоило.

Когда он закончил работу, уже начало светать. Он положил Даллас на кровать. Она вся была в синяках и кровоподтеках.

— Со мной полный порядок, — повторяла она, — давай скорее отсюда выбираться. — Она тоже боялась пожара.

Эл всем телом налег на дверь, пытаясь сдвинуть ее с места, но ее заклинило безнадежно.

Он заторопился к запасному выходу.

— Господи! — воскликнул он. — Да мы в каких-то джунглях!

Даллас с трудом села.

— Что ты такое говоришь? — Ребра ее пронизывала боль, но, тщательно ощупав себя, она решила, что переломов нет.

— Джунгли! — кричал Эл. — Высоченные деревья, твою мать! Поверить невозможно! Каким образом этот самолет добрался досюда?

— Эл, как там остальные?

Неожиданно на него навалилась невероятная усталость. Хотелось лечь, заснуть и проснуться в каком-нибудь роскошном отеле. Снять трубку и приказать Полу, Люку или Берни выяснить, что, черт подери, происходит.

Даллас тихо сказала:

— Во всяком случае, мы живы.

Он обнял ее и прижал к себе.

— Господи, Даллас, я боюсь туда выходить… Я боюсь их найти… я не могу… не могу, и все…

— Конечно, — успокоила она, — я знаю, ты не хочешь идти. Но мы должны узнать, послали ли они сигналы бедствия по радио. Мы должны посмотреть, может быть, кто-то… — Она замолчала, не закончив.

Они должны посмотреть, есть ли там кто живой.


Кристина с трудом продиралась сквозь густой подлесок. Она думала только о том, чтобы найти самолет. Ей удалось убедить себя, что, когда она найдет самолет, все будет в порядке.

По мере того как поднималось солнце, становилось все теплее и теплее. Одежда на ней высохла. Она обнаружила огромную болезненно пульсирующую шишку на голове. Ноги болели, каждый шаг давался с трудом, да еще она боялась наступить на что-нибудь ядовитое. Время от времени она звала на помощь в слабой надежде, что ее услышат. Но в ответ кричали только животные. На дереве визжала мартышка, странно кричали птицы, жужжали комары и мошки.

Она была голодна, в животе урчало. Ей попалось дерево с красивыми красными ягодами, но она боялась их попробовать — ведь они могли оказаться ядовитыми.

Кристина остановилась под деревом перевести дух и вдруг громко взвизгнула, когда ей на руку опустился огромный паук. Она стряхнула его и, истерически крича, рванулась дальше в чащу.

Потом она расслышала стоны. Ужасные, животные стоны.


Они связали шелковые простыни и соорудили что-то вроде каната, чтобы спуститься вниз.

Даллас быстро оделась в джинсы и рубашку. Она спустилась первой.