И Даллас, дама его сердца, его женщина. Ей ничто не могло повредить. Свернула роскошные волосы в большой пучок. Ее обычно смуглая кожа приобрела оттенок красного дерева. Без всякой косметики она выглядела потрясающе.

— Давайте двигаться, — сказал Эл, выбираясь из ручья и вытираясь.

— Как насчет поесть? — хрипло спросил Берни.

— Пока прохладно, пройдем немного по ручью, затем устроим привал, что-нибудь съедим и пойдем дальше.

— А он как? — Берни показал на опустившегося на землю Пола.

Даллас наклонилась и пощупала его лоб.

— Мне кажется, у него опять поднялась температура, — проговорила она с беспокойством.

Берни тяжело сел.

— А, какого черта… Нам никогда не выбраться из этого дерьма. Кого, мать твою, мы обманываем? Надо было остаться около самолета… надо было…

— Заткнись, — приказал Эл холодно и угрожающе. — Кончай верещать и вставай. У нас только один шанс — продолжать двигаться. И именно этим мы и займемся, даже если мне придется нести Пола.

— Ты здесь уже не гребаная суперзвезда, которая всеми помыкает, — заорал Берни в приступе ярости. — Я уже не буду прыгать через обруч по одному твоему слову. Чтоб ты пропал. Могу говорить все, что захочу! — Он истерически захохотал. — Мы все здесь сдохнем, даже ты.

— Если ты так думаешь, Берни, катись назад в хвост самолета. Я собираюсь выбраться из этой заварухи живьем, и не надо мне, чтобы кто-нибудь тащился следом и ни во что не верил. Хочешь назад — твоя воля. Мы отдадим тебе твою порцию продуктов.

— А… черт… Да я ничего… конечно, я с вами…

Эван молча наблюдал за перебранкой отца с Берни. Он не понимал, как толстяк мог быть таким идиотом. Эл выведет их всех. Он так сказал. А Эван твердо верил, что отец сделает то, что обещал.

— Голова кружится, — прошептала Кристина, — эти штуки у меня в руках… Ох, Эван, они сведут меня с ума!

Эван сочувственно похлопал ее по спине.

— Даллас поможет тебе, смажет чем-нибудь.

Кристина вытянула руки. Они все были покрыты шевелящимися личинками, вылупившимися из яиц каких-то отвратительных насекомых, искусавших ее.

Эван почувствовал, что от ужаса у него сжалось в желудке.

— Даллас, — прохрипел он, заставляя себя не отворачиваться, — ты не можешь сделать что-нибудь с руками Кристины?

Даллас немедленно пришла на помощь, вытащила пинцет и мазь и принялась вытаскивать личинки. Потом она забинтовала руки девушки.

Эл нетерпеливо ждал, понимая, что с каждой минутой солнце все выше поднимается в небе и накатывает изнурительная жара.

Наконец они собрались в путь. Пол неохотно поднялся на ноги, что-то бессвязно бормоча. Эл поддерживал его с одной стороны, Эван — с другой. За ними шли Кристина и Берни. Последней двигалась Даллас.

Они медленно тронулись.

Ручей мучительно петлял, иногда извиваясь и изворачиваясь до такой степени, что за час им удавалось пройти только несколько сотен ярдов. Мухи и комары, постоянные их мучители, тучами вились над ними, жужжа и жаля.

Они спотыкались и часто падали. Из-за сильной влажности трудно было дышать. Постепенно ручей начал расширяться, сначала они этого почти не заметили, но вдруг обнаружили, что он превратился в речку.

Как Эл ни устал, он почувствовал подъем. Но остальные все больше слабели. Если они не найдут какой-нибудь существенной еды, о дальнейшем передвижении не может быть и речи — ни у кого не останется сил.

Солнце припекало. Плотные заросли по берегам сменились переплетающимися огромными корнями, впадинами, засыпанными сухими листьями, странными пальмами и колючими деревьями. Им уже не попадались огромные деревья с толстыми стволами, листва стала пореже, и сквозь нее нещадно палило солнце. У Эла, как и у Даллас, была от природы смуглая, легко загорающая кожа, но он знал, что Эван скоро опасно обгорит. Он всю жизнь страдал от солнечных ожогов. Это свойство он унаследовал от Эдны, которая при малейших лучах солнца становилась пунцово-красной.

Эдна. Это имя то и дело приходило Элу на ум. Как она все пережила? Наверное, не находит себе места из-за Эвана. Интересно, что думают об их исчезновении в мире? Уже списали их как погибших или все еще ищут?

— Давайте отдохнем, — попросил Берни, у которого пот ручьями струился по красному лицу.

— Ладно, давайте, последние полчасика, — бодро возвестил Эл, стараясь поднять дух спутников.

Он знал, что даже он не сможет идти долго. Необходимость поддерживать Пола лишала его последних сил.

Пол. После той его вспышки у них не было случая поговорить. Эла поразила внезапно прорвавшаяся ненависть младшего брата. Он никогда не подозревал, сколько ее накопилось в Поле. Эл всегда считал его собранным и рациональным. Он даже в чем-то ему завидовал. И, видит Бог, он всегда на него полагался. Он первый готов был признать, что без поддержки и подталкивания Пола он никогда бы ничего не добился. Он вполне мог промотать свою жизнь зря.

Но, разумеется, Пол знал, как он от него зависит. „Когда выберемся из этой передряги, — решил Эл, — я возмещу брату все, как смогу". Он покажет ему, что любит и уважает его, что испытывает к нему чувство благодарности, о чем Пол, судя по всему, и не подозревает.

Смешно, ей-богу. Он всегда во всем зависел от Пола, а теперь, надо же, принимает собственные решения. Тащит их через джунгли в надежде на спасение. Может, и правда лучше бы было остаться около самолета. Вот именно, остаться и умереть с голоду. Да, кстати, он ведь собирался поохотиться. Как только дойдут до следующей полянки, он объявит привал.


Кристина заставляла себя передвигать ноги. Шаг, еще шаг, не обращая внимания на волдыри, порезы и эти мерзкие личинки, грызущие ее руки. Ее едят заживо. Ее руки едят.

Она подавила рыдание, и Эван сильнее сжал ее руку.

— Ну, что ты? — спросил он.

Она молча покачала головой. Она уже принесла им достаточно горя. Будет идти, пока не свалится.

Кристина вспомнила родителей. Она-то считала их глупыми. Богатыми идиотами-буржуями. Это ей вдалбливал Нино. Но теперь она понимала, как они заботились о ней, любили ее.

Если бы она им все честно рассказала. О Нино, с самого начала…

Она со стыдом вспомнила вещи, которые она делала, и слезы потекли по ее расцарапанному лицу. Если бы можно было повернуть время, все бы было по-другому. Если бы только она могла вернуть Луиса…

Но это невозможно.


Даллас первой услышала самолеты и окликнула Эла, чтобы он тоже остановился и прислушался. Они все уставились в небо и неожиданно увидели вдалеке две крошечные точки. Все молча наблюдали. Смысла кричать и махать руками не было. Да и у кого бы достало на это сил?

Как две далекие птицы, самолеты исчезли за горизонтом.

— Можем здесь отдохнуть, — решил Эл. Повторять не пришлось, все немедленно свалились на землю. — Даллас, не могла бы ты взглянуть на Пола?

Она сразу подошла, пощупала горячий лоб Пола и сосчитала пульс. Несмотря на страшную жару, он дрожал, все тело сотрясалось, зубы выбивали дробь.

— А я-то думал, что лихорадка прошла, — заметил Эл. — Вчера ему было лучше.

— Я думаю, тут дело серьезнее, — тихо ответила Даллас. — Это похоже на малярию.

— Ты уверена?

— Тише, пусть никто не слышит.

— Малярия. Но тогда… — Он безнадежно замолчал. — А как ее лечат?

— У нас ничего нет. Я не слишком много про нее знаю, но тут нужны специальные лекарства. Хинин, так я думаю.

— Господи! — Эл закрыл лицо руками.

— Может быть, я ошибаюсь, — быстро проговорила Даллас. — Просто малярия проявляется приступами. Между ними больной слаб, и больше ничего.

— Ты считаешь, с ним все будет в порядке?

— Нет, я так не считаю. Это зависит от того, какой у него тип тропической малярии. Я помню отца, он схватил малярию во время войны на Тихом океане. И у него до самого последнего времени случались приступы. Припадки, так он их называл. Но у него было лекарство.

— Где, черт возьми, Пол это подхватил?

— Некоторые комары переносят заразу, в таком климате это проще простого.

— Блин! Только этого нам и не хватает, верно?

Даллас снова пощупала лоб Пола.

— Если это малярия, приступ, скорее всего, к утру пройдет, мы сможем двигаться, и если мы найдем помощь…

— Если… если… если… если бы мы получили помощь, Кэти бы не умерла. Даже Нино. Почему ты думаешь, что мы сможем найти помощь для Пола?

Она устало вздохнула.

— Ну что я могу сказать, Эл? Надо идти вперед, ничего другого не остается.

— Я знаю.

Они лежали, отыскав тенистый участок. Даллас поделила последние орехи и куски сахара. Теперь у них оставалось только три банки икры. К счастью, воду из реки можно было пить.

Пол ничего не мог есть, но Даллас удалось заставить его выпить несколько глотков воды. Дрожь прекратилась, теперь он весь горел сухим жаром. Сознание его слегка помутилось, он ничего не соображал.


Эл не знал, долго ли он отдыхал. Как и другие, он просто безвольно лежал с закрытыми глазами, ни о чем не думая. Он был без сил… Даже руку поднять было трудно. Но он знал, что, пока светло, им надо двигаться. Время решало все. Двигаться днем. Отдыхать ночью. Он открыл глаза и увидел обезьян, восемь штук. Они спокойно раскачивались и играли в растущих рядом деревьях. Он осторожно вытащил пистолет и встал. Обезьяны двинулись в сторону, он последовал за ними. Они спустились с деревьев и скрылись в густых зарослях на берегу.

Господи! Когда он в последний раз стрелял из пистолета? Десять лет назад? Двадцать?

Он поднял маленький пистолет и выстрелил в ближайшую обезьяну. Она свалилась с ветки почти с человеческим воплем, в то время как остальные стремглав кинулись прочь.

Он не убил ее, только ранил, и маленькое, похожее на ребенка животное смотрело на него блестящими обвиняющими глазами.

Он ненавидел себя, но прикончил обезьяну ударом по голове и понес маленькое теплое тельце остальным.

Даллас не спала, как, впрочем, и Эван. Они с любопытством уставились на него.

— Ты убил ее? — спросил Эван.

— Нет, — огрызнулся Эл, — она свалилась с дерева с дырой от пули в голове!

— А ее можно есть? — продолжал Эван. — Она вся в шерсти.

— Сдерем шкуру, — ответил Эл. — Ты ведь учил биологию в школе, так?

— Да… Но мы никогда не сдирали шкуру с обезьян.

— Вот тебе случай получиться.

Эван поморщился, но все же взял протянутый ему Элом перочинный ножик и с отвращением принялся за дело.

Перед заходом солнца они попировали, зажарив обезьяну на костре, разожженном с помощью одной из их драгоценных спичек. Вкус у нее был совсем неплохой, напоминал кролика.

Пол не мог есть, остальные же позволили себе роскошь наесться досыта.

Эл огляделся с чувством, напоминающим гордость. Он нашел им пищу. Его сын ее приготовил, и они все наелись. Приятно сознавать, что твои усилия помогают другим выжить.

Он хорошо выспался и, проснувшись, снова заметил в небе самолеты. Три, шедшие друг за другом, очень быстро и очень высоко.

Он не стал будить остальных — зачем волновать их попусту? С самолета их невозможно разглядеть. Но, может быть, они наконец принялись за поиски? Может, выслали пешие группы спасателей?

В тысячный раз он задумался о том, как далеко от них могло быть ближайшее селение. Даллас говорила, что вдоль Амазонки должны жить племена индейцев. Кроме того, существуют ведь охотники и торговцы.

Впервые за последние дни он чувствовал себя прилично. Сегодня воскресенье. Они в джунглях уже девять дней. Девять дней, долгих, как целая жизнь. Шесть дней они ждали помощи около этого проклятого самолета и три дня шли. На дерево уселся попугай, наблюдая за Элом черными бусинками глаз. Интересно, какие попугаи на вкус…

Невдалеке скользнула огромная змея. Он уже привык не обращать на змей внимания, если они ползли не слишком близко. Главная опасность — нечаянно наступить на какую-нибудь. Неизбежные мухи и комары перестали его беспокоить. Они стали частью бытия. От укусов продолжала страдать только одна Кристина. Ее руки были в ужасном состоянии.

Пол открыл глаза и пробормотал:

— Что случилось? Где мы? Я ничего не помню. — Он был истощен, глаза ввалились, руки едва удерживали чашку с водой, которую протянул ему Эл. Но, как и предсказывала Даллас, температура упала.

Эл объяснил брату, что тот болен, но что они скоро найдут помощь.

— Как я сюда попал? — спросил Пол.

— Он тебя нес, — гордо объявил Эван, вмешиваясь в разговор и показывая пальцем на отца.