Жизнь четырех человек зависела от него, и, если это вообще в человеческих силах, он их спасет.

Он рассказал Даллас о своем плане — идти дальше одному.

Она кивнула, в прекрасных глазах застыла горечь.

Он сжал ее руку. Его переполняла нежность.

— Если я никого не встречу в первые два дня, я вернусь. На это время вам мяса хватит. А воды вокруг полно. Вы будете в порядке, верно?

Она вымученно улыбнулась.

— Как скажешь.

— Я оставлю вам пистолет…

— Люблю тебя, — тихо перебила она.

— Мы восполним упущенное, как только выберемся отсюда. К черту работу, мы с тобой, милая леди, просто будем бездельничать, заниматься любовью и развлекаться, по меньшей мере, в течение года. Как тебе мои планы?

— Нравятся…

Он наклонился и поцеловал ее. Долгим, настойчивым поцелуем. Он начал чувствовать желание и рассмеялся, потому что, блин, если у него стоит после всего, через что пришлось пройти, значит, черт побери, он еще сдаваться не собирается. Он выживет. И остальные тоже.

Он подошел к Полу и сказал:

— Потусуйся здесь, брат, я вернусь, и оглянуться не успеешь. Накачаю тебя лекарствами, и ты придешь в норму, только посмей не выздороветь. У меня куча контрактов, которые я хочу с твоей помощью разорвать. Без тебя я пропаду.

Пол схватил его за руку. Голос его едва был слышен.

— Ты забудь, что я тогда наговорил. Я не то хотел сказать.

— Да я ничего и не помню.

Пол кивнул, мускулы лица подергивались, глаза ввалились еще больше.

— Если я умру, — проговорил он медленно, — я хочу, чтобы ты позаботился о детях. Я хочу…

— Кончай с этим дерьмом. Ты поправишься, стоит только заполучить лекарство.

— Конечно, — со слабой улыбкой согласился Пол. — Я знаю. Но если я умру… дети… Обещай, что они будут жить с тобой… Я не хочу, чтобы их забрала Мелани… ей на них наплевать… Обещай, Эл.

— Обещаю… Я обещаю. Подумаешь! Ничего с тобой не будет.

— И Линда… позаботься о Линде…

— Господи! — Эл воздел глаза к небу в шутливом отчаянии. — Ладно, уж раз начал, диктуй мне свое завещание!

Пол еще крепче сжал руку брата.

— Держись, — прошептал он.

Эл кивнул, боясь выдать обуревавшие его чувства.

— Обязательно, малыш, можешь не сомневаться.

Кристина спала, рядом сидел Эван, отгоняя от нее мух.

— Ты теперь будешь обо всех заботиться, — сказал Эл сурово, — слышишь?

— Да, папа. Ты можешь на меня положиться.

Эл смотрел на сына и с трудом узнавал его. Определенно, лишения последних двенадцати дней пошли парню на пользу. Он уже выглядел не тощим, а стройным и жилистым, солнечные ожоги проходили, сменяясь здоровым загаром, а прыщи, как ни удивительно, исчезли.

Эл с чувством обнял его. Пора в путь. Он поразился, как быстро он может передвигаться один, если не думать о четырех спутниках, с трудом ковыляющих сзади. Он какое-то время шел берегом реки, потом решил, что стоит поискать какой-нибудь ствол дерева. Течение понесет его быстрее. Он нашел такой ствол и столкнул его в замечательно прохладную воду. Так путешествовать было значительно легче. Течение сильное, и от него самого никаких усилий не требовалось. Сначала он видел крокодилов по берегам, но они не обращали на него внимания.

К вечеру он страшно проголодался. Эл весь день не ел, а добыть пищу ему было негде. Он с тоской посмотрел на дерево, усыпанное красными ягодами, но вспомнил слова Даллас о том, что они могут оказаться ядовитыми. Как он сглупил, не взяв с собой пищи или хотя бы не позаботившись о том, чтобы ему было чем ее добыть. Он ведь не супермен. На одной воде долго не продержится. Он просто не подумал. Был уверен, что скоро выйдет к людям.

Он нашел подходящее дерево и устроился под ним на ночь. К утру каждый мускул его тела болел, все суставы сводило, и он с трудом поднялся. Он потянулся, попытавшись размяться. Хотя это не помогло, он все равно двинулся в путь, стараясь держаться берега, пока солнце еще не поднялось, а потом снова соскользнул в воду и, держась за ствол, поплыл по течению.

Он не мог думать ни о чем, кроме еды. О жареном цыпленке. О шкворчащей яичнице с беконом. О сочном бифштексе. О пудинге с почками.

Он на секунду закрыл глаза, представив, как сидит перед большой тарелкой, полной еды. Сначала он выпьет пива… Нет, лучше шампанского… ведь это праздничный ужин… Он усмехнулся, и в этот самый момент тело его ударилось о толстое бревно, упавшее поперек реки. Он попытался ухватиться за него, но в голове шумело и в глазах потемнело. От удара он едва не потерял сознание.

С огромным трудом он выполз из реки и выкарабкался на берег, увязая в грязи.

Он долго лежал неподвижно, почти ничего не соображая. Потом, как во сне, услышал голоса, странные непонятные звуки, и, решив, что это уже слишком, потерял сознание.


Наступило еще одно утро. Даллас сквозь сон услышала писк насекомых и рычание зверей. И почувствовала запах тел четверых людей, которые были не в состоянии вымыться и привести себя в порядок. От этого запаха тошнило, но ко всему привыкаешь. Если бы у нее были силы, она спустилась к реке и выкупалась. А крокодилы пусть катятся ко всем чертям. Но сил у нее не было. Живот сводила судорога. Она ощущала сильную слабость и какое-то странное чувство эйфории. Легкость в голове и онемение всех суставов. Она попыталась сесть, но снова упала.

Эван предложил ей воды.

— Мне разжечь костер и изжарить остатки обезьяны? — спросил он.

Она отпила глоток воды.

— Есть не хочу, — пробормотала она, — плохо себя чувствую.

Он положил ей ладонь на лоб и с беспокойством обнаружил, что он очень горячий. С отчаянием понял, что и у нее начинается лихорадка. Он не знал, что делать. Кристина тоже металась в жару. Полу явно грозило обезвоживание, он не приходил в сознание. Эван так и не смог разбудить его. И теперь вот Даллас.

Его охватил ужас. Он обещал отцу присмотреть за всеми. Но что он может сделать — только смотреть, как они умрут один за другим?


У Эла было ощущение движения, довольно приятное. И это странное бормотание, только теперь он слышал его четче.

Он открыл глаза и понял, что его несут на самодельных носилках, и ему на мгновение показалось, что несут с самолета, а этих тринадцати дней вовсе не было. В голове гудело, и когда он коснулся ее рукой, то почувствовал что-то теплое и липкое. Он поднес руку к лицу и разглядел, что она вся в крови. Вероятно, он громко застонал, потому что носилки внезапно опустили на землю и три пары глаз на физиономиях цвета красного дерева уставились на него. Три юных мальчика-индейца. Темно-красный цвет кожи, широкие плоские лица, черные прямые волосы, длинные и разделенные посередине пробором. Они были совершенно голые, если не считать крошечных набедренных повязок. Но отсутствие одежды вполне компенсировалось тем, что тела были щедро разрисованы разнообразными фигурами и символами.

Они смотрели на Эла, возбужденно переговариваясь между собой на языке, которого он не слышал никогда в жизни.

— Англичанин, — сказал он медленно и вдруг понял, что его нашли. Вспомнив, что было до этого, он повысил голос.

— Английский! — закричал он. — Кто-нибудь говорит по-английски?

Мальчики испуганно отскочили.

— Господи! До чего же я рад вас видеть! — Он приподнялся на локте.

Мальчики с подозрением смотрели на него.

— Самолет, — медленно произнес Эл, — небо. — Он показал на небо. — Свалился оттуда.

Мальчики обменялись взглядами.

— Другие люди, — продолжал Эл, — они остались там. — Он показал назад и увидел, что они шли через лес.

Мальчики возбужденно переговаривались, собравшись в кучку, явно не понимая ничего из сказанного им. Наконец один из них выступил вперед и произнес речь, все время показывая рукой вперед. Затем он жестом дал понять, что Злу следует лечь на носилки, и жестом же изобразил человека много выше себя.

Эл решил, что они несут его к кому-то, кто сможет его понять. Он послушно улегся.

Мальчики без малейших усилий подняли носилки и возобновили путь сквозь наполненные испарениями джунгли. Через пять минут они вышли на большую поляну, где снова поставили носилки на землю.

Эл сел и понял, что он был желанным гостем. Полдеревни индейцев высыпало ему навстречу и откровенно пялилось на него. Они разглядывали его, показывали пальцами и оживленно переговаривались на непонятном языке.

Женщины были совершенно обнажены, мужчины прикрывали свои чресла набедренными повязками. Хижины, из которых они выскочили, были похожи на ту, что Эл нашел на берегу.

Выполнив свою задачу, мальчики отступили назад. Несколько детишек рискнули подойти поближе, чтобы лучше видеть. Глазенки их напоминали черные пуговицы, а тела были все сплошь разукрашены.

Наконец появился мужчина. Он вышел из хижины, и все расступились, чтобы дать ему дорогу. Он явно был важной персоной. Высокого роста, волосы покрыты жиром и собраны на макушке в высокую башню, в которую воткнуто нечто вроде расчески. Грудь его закрывал узорчатый щит, и на нем было нуда больше ожерелий, браслетов и других украшений, чем на остальных.

Он подошел к носилкам, торжественно посмотрел на Эла и обратился к нему. Голос его был низким и монотонным.

— Эй, — радость Эла начала превращаться в беспокойство, — как насчет поговорить немножко по-английски?

Он ткнул себя пальцем в грудь.

— Англичанин, — произнес он четко. — Эл Кинг.

Он надеялся, что его имя прозвучит знакомо. Ведь его знали во всем мире, его исчезновение должно было поднять волну, отзвуки которой могли просочиться сквозь листву этих деревьев.

Внезапно ему захотелось расхохотаться. Кого он обманывает? Он застрял в самом центре Богом забытых джунглей и рассчитывает, что компания голых индейцев знает, кто он такой! Это говорит только о том, как он привык к своей славе. А он еще мечтал попасть куда-нибудь, где никто не узнает его. Ну вот, такое место нашлось. Большое дело. Не то место и не то время.

Он беспокоился об оставленных им близких. Жестами попытался изобразить, что произошло. Вот летит самолет, падает, остались люди, они шли пешком. Он настойчиво пытался объяснить, что надо вернуться вверх по реке.

Ему показалось, что вождь его понял. Он даже попытался жестами ему ответить.

Как понял Эл, вождь хотел объяснить ему, что скоро будет темно, а они не ходят по лесу ночью. „Рано утром" — так, показалось ему, говорил вождь. Затем он обратился к своему племени, подошли две женщины и робко стали подталкивать Эла к хижине.

Он пошел с ними, хотя ему и хотелось задать еще много вопросов. Вождь жестами дал ему понять, что о ране на его голове позаботятся, а потом все они поедят.

Интересно, как далеки они от цивилизации? Есть ли у них радио? Посадочная полоса? Когда спасут остальных, как они смогут отсюда выбраться?

Женщины снимали с него одежду, все время болтая и хихикая. Они положили его на грубую циновку, потом появились другие женщины с глиняным горшком, наполненным жидкостью, напоминающей молоко. Этой жидкостью они промыли его порезы и царапины. Она была прохладной и действовала подобно новокаину. Особенно тщательно они обработали рану на голове.

Он попытался лечь и расслабиться, но не мог из-за беспокойства об остальных и желания скорее отправиться за ними.

Все индейские девушки казались ему одинаковыми. Плотное тело, гладкая кожа, твердая грудь. Смазанные жиром волосы. Кожа разрисована. На шее бусы, на руках браслеты. Нижняя губа проткнута, и сквозь нее продернута маленькая нитка белых бус. Ласковость, с которой они касались его, напомнила ему бордель в Японии, где они с Полом однажды побывали.

Они забрали его грязную, рваную одежду для стирки и предложили ему набедренную повязку. В ней он чувствовал себя нелепо, но, какого черта, здесь все так ходят.

Затем последовал ужин с вождем. Они уселись на землю полукругом вместе с другими мужчинами племени, а женщины подавали им вкусные блюда в глиняных горшках.

Эл не знал, что именно он ел, да и ему было наплевать. Он пожирал все с жадностью, начиная с чего-то, напоминавшего пюре из бананов, и кончая пресным хлебом. Ни тебе шампанского, ни тебе бифштекса, но все показалось ему необыкновенно вкусным.

Стемнело, и Эла провели в хижину, где впервые за тринадцать дней у него была удобная постель — гамак. Раскачиваясь, он думал о Даллас и остальных и с нетерпением ждал утра, когда они смогут пойти за ними.


Эван подумал, что ему стоит поесть, даже если остальные не хотят. Он развернул остатки обезьяны, которые аккуратно спрятал в полотенце, и в ужасе увидел, что мясо кишит червями. Он с отвращением выкинул его из хижины. Еды больше не было, зато отец оставил ему пистолет. Он любовно потрогал оружие. Он тоже сможет пойти в лес и поохотиться, как отец. Он должен это сделать.