— Я все понимаю. Я вижу, ты решила, что здесь у меня банк.

— Тебе повезло… — заныла Бобби. — Что для тебя пара сотен? Мне требуется… Мне надо заплатить одному мужику…

Даллас смотрела на негритянку. Жалкое зрелище. Но какой бы жалкой она ни была, от нее необходимо избавиться. Хватит ей Лу Марголиса, еще и Бобби — явный перебор. Она полезла в сумочку и вытащила шестьдесят долларов.

— Все, что у меня есть, — сказала она решительно.

Бобби выхватила деньги.

— Сойдет, — ухмыльнулась она, — пока. На следующей неделе снова жди. Собери побольше, и я оставлю тебя в покое. Знаешь, это справедливо. Ты должна меня понять, ласточка, ведь это мне ты обязана всем сегодняшним, без меня ты бы осталась ничем. — Она засунула деньги за пояс брюк и вздохнула. — Нам, работающим девушкам, стоит держаться вместе. Мы ведь с тобой когда-то неплохо время проводили. — Она легко погладила руку Даллас. — Припоминаешь, милочка? Припоминаешь?

Даллас отвела руку.

— Ты лучше вспомни о бассейне, Бобби. Больше денег не дам, поняла? Никаких больше денег.

Бобби хихикнула.

— Ага… я бассейн помню. Но тогда тебе нечего было терять. А теперь ты вон где! — Ее глаза постепенно затягивала пелена. Она пощупала деньги, чтобы убедиться, что они на месте. — Я забегу через пару деньков, мы все и обсудим. А сейчас мне надо идти, привести себя в норму. — Она удалилась, постукивая нелепо высокими каблуками.

Даллас опустилась в кресло. Господи! Что ей делать? Лу Марголису не удалось с ней справиться. Почему же тогда глупая, обдолбанная шлюха представляет такую проблему?

Она прижала пальцы к вискам, массируя их. Как она ни старалась, ни одной дельной мысли не появилось. Ничегошеньки. Никакого решения. Надо будет еще как следует подумать. А пока нечего делать, придется платить.


Коди похлопал себя по животу.

— Ужасно вкусно! — воскликнул он. — Я таких вкусных макарон еще не ел!

Даллас улыбнулась.

— Потренируюсь, будет еще лучше.

Коди протянул руку.

— Сядь-ка. Я вымою посуду.

— В смысле, загрузишь ее в посудомойку.

— В смысле, почищу сковородки.

— Ты очень мил.

— К звезде должно быть подобающее отношение. Я хочу, чтобы ты сегодня прочла сценарий.

— Сегодня не могу, Коди. Вымоталась.

Он немедленно проявил сочувствие.

— Тяжелый день?

— Утомительный.

— Еще четыре недели — и первые шесть серий будут в коробках. Мы устроим себе медовый месяц, поедем, куда ты захочешь.

— Я так долго ждать не могу. Очень уж тяжелое расписание.

— Им приходится так вкапывать. Одна часть каждые шесть дней, тогда можно заработать. Если брать в целом за год, получается неплохо. Ты делаешь двадцать четыре серии в год, это только пять месяцев работы, остальное время — твое.

— Благодарю покорно. Да еще реклама Мэка, различные выступления и, будем надеяться, фильм. У меня совсем не осталось свободного времени.

— А зачем тебе оно?

— Я хочу ребенка.

Коди от изумления выпрямился.

— Ты хочешь чего?

— Ребенка. Я хочу ребенка.

Он засмеялся.

— Всего неделю назад вышла замуж и уже хочет ребенка! Да у нас полно времени впереди, в будущем году мы урежем „Женщина — творение мужчины" до двенадцати серий в год. Почему мы не можем подождать?

Даллас взглянула на него. Он думает, что она шутит. Пошел он к черту. Не нужно ей его разрешение, только его желание, а в этом недостатка она не ощущала. Теперь, когда они поженились, он готов был заниматься любовью в любое время, а она с каждым разом физически все отдалялась от него. Он, похоже, хотел наверстать упущенное. Нельзя сказать, чтобы он не старался доставить ей удовольствие. Но он уж слишком усердствовал, засовывая язык во все возможные и невозможные отверстия в своих попытках угодить ей. „Не надо!" — этот возглас стал постоянным. Она старалась смягчить тон, но на самом деле ей хотелось крикнуть: „Оставь меня, не дотрагивайся до меня!" И, разумеется, он понимал, что делает что-то не так, и потому еще больше старался.

— Пожалуй, пойду лягу спать, — сказала она.

— Пожалуй, я присоединюсь к тебе.

— Зачем? Еще рано.

— Мне так хочется. — „Господи! Ну еще бы ему не хотелось! И все же, что такое между ними происходит?"

Его изначальный порыв был правильным. Он должен был держаться подальше, дать ей время. Теперь они женаты, а она не хочет его. Он это чувствовал. Инстинктивно. Он должен был послушаться собственного внутреннего голоса и оставить ее в покое. Он знал, что ничего путного из этого не выйдет. Но чтобы так быстро? И при этом никакого другого мужчины, вытеснившего его из ее сердца? Этого Коди понять не мог.

Ведь это она хотела, чтобы он на ней женился. Никто ей пистолет к виску не приставлял. И теперь все эти разговоры о ребенке…

Она лежала в постели в полном изнеможении. Бобби. Проклятая Бобби. Что ей делать?

Какой-то момент она раздумывала, не рассказать ли Коди. Переложить весь этот груз на его плечи. Но тогда Бобби может такое ему наговорить… Этого она не перенесет. Нет, придется просто платить, и платить, и платить.

Глаза наполнились слезами, и она повернулась спиной, едва Коди лег в постель. Он нерешительно погладил ее по плечу, но она лежала как каменная. Пошел он к черту, один вечер обойдется.


На следующий день на студии появилась Дорис Эндрюз, миссис Лу Марголис. Она вела себя, как королева, навещающая своих подданных, а они все кланялись и улыбались. Она великодушно улыбалась в ответ, принимала комплименты, осторожно пробираясь среди декораций. Наконец остановилась около оператора.

— Здравствуйте, милочка! — помахала она Даллас, которая как раз делала третий дубль трудной сцены. — Я пришла, чтобы повести вас на ленч.

Даллас неохотно улыбнулась. Только этого ей не хватало. Не хватало жены-лесбиянки Лу Марголиса.

Она закончила сцену. Чак крикнул „Снято!", и ей ничего не оставалось, как окунуться в облака духов „Джой", пока Дорис крепко целовала ее в обе щеки.

— Я уже давно собиралась приехать, — говорила Дорис своим голоском маленькой девочки. — Хотела поздравить вас с удачной рекламой у Мэка. Просто замечательно. И поможет вашей карьере. Но разве я не говорила вам еще у нас на приеме, что из вас получится нечто особенное? — Она заговорщицки засмеялась. — У некоторых из нас это есть, у других — нет. У вас есть, моя дорогая, я это сразу увидела. А уж я-то не ошибаюсь никогда. Господи, да мне ли не знать! Двадцать лет в этом ужасном бизнесе… — Она помолчала, васильковые глаза на мгновение затуманились. — Я заказала обед в личной столовой Лу. Только для нас двоих. Лу сегодня нет, он дома, немного простыл, но я всегда настаиваю, чтобы он не выходил из дома даже при самом легком недомогании. Ему нравится, когда я обращаюсь с ним, как с ребенком. — Ее голос слегка задрожал. — Всем мужчинам нравится, когда с ними обращаются, как с детьми. Помните это, дорогая, и тогда вы сумеете удержать любого мужчину. Разумеется, с вашим лицом, фигурой и такой прелестной грудью у вас этих проблем не будет… Скажите, вы делаете специальные упражнения для поддержания груди в форме?

Даллас быстро сказала:

— Я никогда не обедаю, миссис Марголис.

— Дорис, моя дорогая, зовите меня Дорис. Так делают все мои друзья. — Она взяла Даллас под руку. — А я уверена, что мы будем друзьями. Я с такой теплотой к вам отношусь, как будто мы знаем друг друга много лет. Сегодня мы будем обедать. Немного салата, несколько ломтиков копченой лососины. Свежий ананас. Я заказала его специально для вас.

Даллас ничего не оставалось, как последовать за ней к голубому лимузину, который в мгновение ока доставил их к офису Лу Марголиса. Сначала муж, теперь жена. Почему, черт возьми, эта парочка не оставит ее в покое?

Стол уже был накрыт. Стояла бутылка белого вина.

— Я не пью во время работы, — запротестовала Даллас.

— Ну конечно, — согласилась Дорис, наливая ей бокал. — Даллас, дорогая, расскажите мне о себе. Вы ведь не здесь родились?

Даллас прямо тут, над тарелкой с едой, придумала себе подходящую биографию. Дорис кивала при каждом ее слове, ее голубые глаза заволоклись слезами при упоминании о погибших в автокатастрофе родителях и умершем (наконец-то правда!) от передозировки наркотиков богатом женихе.

— Я никогда не принимала никаких наркотиков, — таинственным шепотом поведала ей Дорис. — Наверное, когда я была молодой, наркотики не были в ходу, а сейчас Лу ни за что не разрешил бы мне попробовать. — Она самодовольно рассмеялась. — Лу очень строгий и правильный, знаете ли.

— В самом деле? — спросила Даллас, заталкивая в рот кусок лососины и накладывая себе на тарелку ананаса. Чем скорее кончится этот обед, тем лучше.

— Да, — продолжала Дорис, хихикая на манер испорченного дитяти. — Он руководит моей карьерой железной рукой. В любовных сценах — только иногда поцелуй. Никаких плохих слов. Все мои фильмы очень популярны среди семейной аудитории. — Она поколебалась, потом добавила: — Он даже нашу интимную жизнь регламентирует.

Даллас вовсе не хотелось об этом слышать. Она разглядывала свой ананас и мечтала, чтобы Дорис заткнулась.

— Он очень ревнив. Наблюдает за мной, устанавливает слежку. Мне никогда не разрешается оставаться наедине с мужчиной — никогда. Но мне это безразлично. — Она наклонилась поближе. — Видите ли, милая Даллас, другие мужчины меня никогда не интересовали… Вы меня понимаете?

— Мне всегда нравились ваши фильмы, — бодро ответила Даллас. — Полагаю, я их все видела по телевизору. Даже…

Дорис ласково похлопала ее по руке.

— Я вас смущаю, дорогая? Мне бы не хотелось. Но я почему-то чувствую в вас родственную душу. Понимаете, я ощущаю, что и вас тоже мужчины использовали. Перед тем как выйти замуж за Лу… Я приехала в Голливуд, когда мне было всего семнадцать, молоденькая невинная девочка с фермы, и между этими семнадцатью годами и Лу Марголисом я ублажила куда больше похотливых мужиков, чем мне хотелось бы помнить. На всю жизнь хватило. — Она изящно вытерла рот шелковым платком. — Вы можете посчитать меня грубой, Даллас, но дело в том, что у моего мужа никогда не стоит, хотя мне это и безразлично. Решительно безразлично. У нас брак по рассудку. Для меня секс не имеет значения. Но когда я встречаю прекрасную, чувственную девушку с такой грудью, до которой мне хочется дотронуться…

— Миссис Марголис… Дорис, — быстро перебила Даллас, — пожалуйста, не продолжайте. Я не по этой части, уверяю вас.

Дорис мягко улыбнулась.

— Не бойтесь в этом признаться.

— Я и не боюсь.

Дорис впилась в нее синими глазами.

— Я такие вещи чувствую, дорогая, вам меня не провести. Возможно, сейчас вы и не готовы к таким отношениям, но это время придет, обязательно придет. Достаточно немного пожить в этом городе. Мужчины — вампиры, они вас съедают, а потом выплевывают. Я только хочу вам сказать, что мы могли бы быть друзьями и, возможно, любовницами. Надеюсь, что любовницами.

Даллас кивнула. Ей хотелось сказать: „Не звоните мне, я сама позвоню", но ей почему-то не хотелось шутить над этой женщиной, всемирно известной звездой, чей муж ощущал себя мужчиной только с проститутками.

— Я понимаю, Дорис, — мягко сказала она, внезапно глубоко ее пожалев.

Дорис улыбнулась.

— Прекрасно. — Она взглянула на изящные золотые часы. — Боже милостивый, мне давно пора отвезти вас на съемочную площадку. Я рада, что нам удалось вместе пообедать.

— Да, — согласилась Даллас.

Они вернулись в машине Дорис, и первое, что увидела Даллас у входа, была Бобби. Она становилась деталью местного интерьера.

— Привет, крошка! — Она подковыляла к Даллас на огромных каблуках. На ней были неизменные обтягивающие брюки. — А я тебя тут ищу-свищу.

— Ты времени не теряешь, — с горечью пробормотала Даллас, в то же самое время улыбаясь и помахивая рукой отъезжающей Дорис.

— Ага, верно. Да и сама посуди, надолго ли мне шестидесяти баксов могло хватить? У тебя денег навалом, милка, не надо жмотничать, ведь ты так много можешь потерять. Дай мне тыщу, и я смоюсь из твоей жизни навеки!

— У меня нет с собой таких денег. Я тебе вчера последние отдала.

— Достань.

— У меня нет времени идти в банк. Я дам тебе чек.

— Никаких чеков, милка. Наличными. Сегодня.

Даллас быстро прикинула. Если тысяча долларов избавят ее от Бобби на какое-то время, овчинка стоит выделки. Она может послать кого-нибудь в банк получить деньги по чеку. По крайней мере, это даст ей время на раздумье. Ей необходимо время, чтобы решить, что делать с Бобби.