Джеки Коллинз - Игроки и любовники

А почему бы и нет? Ему платить не придется.

– Заказывайте, что хотите, – царственно произнес он. Ведь они считают его хорошим, так что не стоит портить впечатление.

Просмотрев меню, девушки заказали гигантский завтрак и исчезли в ванной. Они оставались там, пока в дверь не постучали. Потом появились, одетые по-другому. Эван страшно удивился, потому что с собой у них была только маленькая сумка.

Настроение Глори сильно поднялось.

– Красивый номер! – воскликнула она, словно увидев его впервые. – Огромный! Слишком большой для одного парня. А жрачка! Ты просто потрясающий! И умница, – она подмигнула Эвану. Жаль, что нет выпивки. У тебя есть что-нибудь?

Эван отрицательно покачал головой.

– Выпивка помогает мне делать такие грязные вещи, – добавила Глори, закатив глаза. – А тебе?

– Я не пью, – пробормотал Эван.

– Никогда?

– Только шампанское.

Смеющаяся Глори повалилась на постель.

– Черт подери! Шампанское. Извини, что оказалась с тобой в одной комнате!

– Оставь его в покое, – быстро прервала ее Плам.

– Я же не пристаю. Честное слово. Он – настоящий мужчина. Посмотри на эту еду. У меня слюнки текут, – Глори взяла свежую булочку и затолкала в рот. – Ой как вкусно, – сузившимися глазками она посмотрела на Эвана. – Почему ты не ешь?

– Мне придется позднее поесть с, отцом.

– Ой, с отцом! – Глори скопировала его акцент, а Плам приказала ей заткнуться. – Булочки плохо действуют на прыщики, – зевнула Глори.

Эван покраснел.

– Не переживай из-за прыщей. У меня они тоже есть. Но на попке. Хочешь посмотреть? – она принялась расстегивать джинсы.

– Не сейчас, – запротестовала Плам. – Я ем.

– Знаешь что, рассмеялась Глори, – ты можешь выдавить мои прыщики, если разрешишь мне подавить свои, – она протянула худую ладошку с обглоданными ногтями. Эван взял ее. И они торжественно пожали друг другу руки. – Ты очень хороший, – улыбнулась Глори. – Я уверена, мы здорово поладим.

– Как вам нравится наш город? – спрашивала журналистка.

– Он самый лучший, – твердо ответил Эл. Он знал все вопросы заранее и всегда отвечал одинаково. – В детстве я видел прекрасный спектакль – «Оклахома». В нем пел Хоуард Кил.

– Хоуард Кил? – переспросила она, улыбаясь.

– Да, Хоуард Кил, помните?.. – продолжил он. Но откуда ей помнить? Журналистке было около двадцати. Молоденькая, но ушлая. Они всегда отправляют к нему выпускниц колледжа. Почему не старушек? Те бы знали, о ком он говорит.

Эл подумал, что через два дня ему исполнится тридцать восемь, а еще через два года стукнет сорок. В этом возрасте нельзя мотаться по Свету в поисках сексуально озабоченных женщин. Но и брак с Эдной тоже не устраивает.

– Извините, – сказала журналистка.

– За что вы извиняетесь?

– Вы, кажется, что-то сказали, я не расслышала.

– Слух вас подвел, – он глотнул шампанского и оглядел девушку с головы до ног. Довольно хорошенькая. Эл наклонился и прикопал ее взглядом черных глаз.

Она нервно заерзала на стуле.

– Я хотела спросить вас… – начала журналистка.

– Давайте забудем о скучных вопросах, – предложил Эл. – Пойдемте-ка лучше в постель.

– О, – покраснела она.

– Пошли, – настаивал Эл. – Это ваш шанс на эксклюзивное интервью. Разве не о нем мечтают все репортеры?

Девушка открыла рот, намереваясь ответить, но не знала, что сказать.

– Раздевайтесь, – предложил Эл. Он сидел на стуле и ждал. Выло бы здорово, если бы она отказалась. Но ему не повезло. Она уже расстегивала молнии, пуговицы и крючки.

Эл зевнул. Чего еще можно ожидать от девушки, которая никогда не слышала о Хоуарде Киле?

Берни Сантан провел совещание с охранниками зала, в котором намеревался выступать Эл. Все было подготовлено.

Проклятая погода. Как хочется в Лос-Анджелес. Это его город. По-настоящему цивилизованное место, где можно пройтись у бассейна в отеле «Беверли Хиллз» и повидаться с нормальными людьми.

Ему надоело быть вежливым со снобами, негодяями и ничтожествами. Мелкие людишки без мозгов и журналисты, работающие в дешевых газетенках. Все они – дерьмо.

Берни потянулся за банкой пива. Он до сих пор переживал из-за того, что произошло в самолете. Этих свиней ни в коем случае нельзя было допускать на борт. Боже! Ведь они рассказали Полю о минете. Господи! Это так противно. А какие условия поставили!

Не возбудись он из-за небольшой дозы наркотиков – никогда бы не посмотрел в их сторону. Но он работает, как вол. А где благодарность? Потрясающая реклама в каждом городе. Невероятные статьи в журналах. Телевизионные шоу. Он отлично потрудился!

Если бы было время, найти приятную девушку не проблема. Но у кого оно было? А эти две гориллы подвернулись под руку и с удовольствием сделали то, что он предложил.

Может, он и толстый. Но вполне способен найти приличных красоток.

Берни прикончил пиво и скомкал банку. Какого черта! Больше эти дуры в его жизни не появятся. Они получили приказ и не будут ошиваться рядом.

Скорей бы Лос-Анджелес.

Через полчаса Эл уже скучал. Он отослал мисс Репортершу и озадаченно разглядывал потолок. Ох уж эти номера. Как он их ненавидит.

Зашел Поль, чтобы предупредить, что через час они отправляются в концертный зал. Эл заставил себя принять душ, тщательно намылил все тело, чтобы стереть следы того, что произошло. Потом побрился и внимательно осмотрел лицо. Вырвал пинцетом несколько волосинок с переносицы. Почистил зубы и сполоснул рот эликсиром.

Ему никогда не дашь тридцати восьми. Разглядывая свое отражение в зеркале, Эл решил, что выглядит на двадцать девять, в крайнем случае – на тридцать.

Удовлетворенный своей внешностью, он позвонил Эвану. Эл чувствовал вину, потому что почти не общался с сыном. Хотя это облегчило жизнь. Когда Эван находился рядом, Эл немедленно выходил из себя.

Заикающийся голос пробормотал:

– Да…

– Пойдешь сегодня на концерт? – весело спросил Эл.

– Да, – ответил Эван.

– Хорошо. Тогда приходи в номер и поедем вместе. После паузы Эван предложил:

– Встретимся там. Ты можешь достать билеты? Я хочу привести друзей.

У него появились друзья! Наконец-то.

– Конечно, конечно. Сколько? Думаю, Берни все устроит.

– Шесть.

Шестеро друзей! Взявшись за дело, Эван сразу преуспел!

– Они будут в кассе. Хочешь привести друзей на прием вечером?

– Не знаю, может быть.

– Постарайся. Тебе нужны деньги?

– Да.

– Тогда приходи и получишь пятьдесят долларов.

– Не могу, у меня здесь люди.

– Девушка? – удовлетворенно констатировал Эл.

– Да, – пробормотал Эван. – Оставь деньги у портье.

– С удовольствием, сын, – довольный, Эл повесил трубку. Наконец-то у Эвана появилось общество. Какое облегчение! Иначе бы он не переставал беспокоиться. Эл в душе понимал, что у него растет нормальный парень. Ведь он же сын Эла Кинга?

– Я достал билеты, – сказал Эван.

– Умница, – выдохнула Глори.

– А зачем вам шесть?

– Мы перепродадим их. Надо заработать бабки. Понятно? Эван кивнул. Почему он сразу не догадался?

Плам красила губы.

– Пора двигаться. Теперь у нас двенадцать билетов на продажу. Это принесет, по крайней мере, две сотни.

– Богатый улов, – присвистнула Глори.

– Достаточно, чтобы прожить, – кивнула Плам.

– Отец оставит мне пятьдесят долларов у портье, – гордо заявил Эван.

– Значит, мы богачи! – засмеялась Глори и взяла Эвана под руку. – Давайте купим хорошую травку, вернемся сюда и повеселимся. Хочешь, Эван?

– Да, – быстро ответил он. – Так и поступим. Плам обняла его.

– Теперь ты – один из нас, – ласково сказала она. Эван сиял. Он – один из них.

Берни заметил их первым. Сын Эла и две барракуды. И тут же пожаловался Нолю, который не поверил ему.

– Эван, с этими двумя? Ты, наверное, ошибся.

– Хотите, чтобы я приказал им оставить парня в покое? – покраснел Берни. – Я уверен. Все трое ведут себя, как мелкие воришки.

– Нужно сначала спросить у Эла, – решил Поль. Пусть брат сам решает, с кем дружить Эвану.

Эл сказал:

– Боже! – потом покачал головой и рассмеялся. – Думаю, вреда это не принесет. Не трогайте его, пусть поступает, как хочет.

Поль передал эти слова Берни, который от отвращения хмыкнул. Будь это его сын… Какого черта! Слава Богу, он чужой.

Они сосчитали деньги.

– Двести шестнадцать долларов! – радовалась Плам. Глори легонько обняла Эвана за талию.

– Добавишь свои пятьдесят? – игриво предложила она. – Хочешь войти в долю?

– Да, – согласилась Плам. – Если хочешь проводить время с нами, вноси свою долю. Так будет честно.

– Хорошо, – пропищал Эван и достал деньги из кармана. Слава Богу, он не сказал им о двух сотнях.

Плам взяла пятидесятку, добавила к своим деньгам и затолкала банкноты в лифчик. Потом достала двадцать долларов и протянула Глори.

– Она все купит, – объяснила Плам Эвану. – Теперь ты наш друг, и мы будем веселиться вместе.

Эван задрожал, предвкушая удовольствие. Они, конечно, не Нелли. Но он им нравится, они его приняли, а поскольку Нелли недоступна, то… Глори исчезла в толпе обожателей Эла, не попавших на концерт.

– Она скоро вернется, – объяснила Плам. – Эта девчонка носом чует хорошую травку. Достаточно несколько порций, – она шутливо толкнула его в бок. – Ты ведь не на вышке?

Эвану хотелось спросить, что такое вышка. Он не понял, что такое порции. И что носом чует Глори? И просто промолчал. Нужно притвориться, что он все подсекает. Нельзя задавать вопросы. И показаться дураком.

Когда-то в школе поймали несколько старшеклассников, которые покуривали травку. Эван знал, что это такое. Однажды отец затолкал ему в рот вонючую сигарету и сказал:

– Затянись и, если когда-нибудь захочешь еще, обращайся только ко мне. Не вздумай делать это за моей спиной.

Возвратилась радостная Глори. Обе девушки давно забыли о концерте. Они продали все билеты, включая свои.

– Вернемся в отель, – предложила Плам, – и повеселимся. Глори игриво засмеялась:

– Ты можешь повеселиться с нами, Эван? Можешь? Ты удовлетворишь нас обеих?

Он браво улыбнулся. А почему бы и нет? Если отец это может, то сможет и он.

– Да, – промычал он. – Пошли.

Даллас предвкушала развитие отношений. Она ждала, что Коди признается ей в любви. Что они опять окажутся в постели. Но он не делал ничего подобного.

Он позвонил в воскресенье и сказал, что заболела мать. Значит, прийти он не сможет.

В понедельник Коди, как обычно, появился на студии, чтобы повести ее обедать. И вел себя так, словно ничего не произошло. Даже не упомянул об этом. Не признался в любви. Не дотронулся до нее. Он оставался прежним. Приятный, очаровательный, смешной. Воплощение дела. У него оказался сценарий, который он предложил Даллас. Коди договорился об интервью в двух известных журналах. Ему предложили дизайн для маек с рекламой фильма «Женщина для мужчин», и он собирался обсудить его с Даллас. Он также уговорил известного фотографа из Нью-Йорка специально приехать и сделать ее снимки.

У Даллас совсем не оставалось свободного времени после работы и всего того, что организовал Коди.

Сначала ее обидело его отношение. Но вскоре обида переросла в холодную злость, и Даллас почувствовала себя ненужной и брошенной.

Как он смеет относиться к ней так? Этот Коди Хилз! Маленький, лысый и даже не богатый. Она переспала с ним, отдалась ему, а он не хочет ее знать.

Когда, наконец, позвонил Ли Марголис, Даллас как раз находилась в подходящем настроении для встречи с ним.

– Я приду к тебе, – сказал он, не сомневаясь, что она приготовит ему встречу с обворожительной сексуальной Дайамонд.

– Нет. Я зайду к вам в кабинет, – настояла Даллас. – У меня есть сюрприз!

Они договорились о времени. Даллас поехала домой, выбрала несколько наиболее «удачных» фотографий и вставила их в альбом с кожаным переплетом. Линда бы оценила ее находчивость.

Коди пропал. У Даллас было все, о чем он мечтал. Но Боже! Что ей от него нужно? Она может заполучить любого мужчину.

Он любил ее. Обожал все в ней. Но любовь такого рода может разрушить их отношения. Ведь они связаны делом! Этого и следует придерживаться. Коди спокойно все обдумал и оценил ситуацию. Она ищет кого-нибудь, а он просто очутился рядом. Может быть, между ними и сложились бы приличные отношения, но только до тех пор, пока она не встретит достойную пару. И что тогда? Лучше оставаться ее агентом, менеджером и другом. Так спокойнее. Мистер Коди Хилз извиняется. Но его разум может контролировать эмоции (к счастью), и он не собирается пустить на ветер прекрасное будущее.

Коди ненавидел себя. Он понимал, что Даллас страдает. Но когда-нибудь она поблагодарит его. Вот что значит трезво мыслить. И до такой степени, аж самому противно!