Однажды этот ненавистный магазин был лихо ограблен и разорен бандой подростков. Мать бывшего длиннокудрого Вики, а ныне сурового Виктора тут же смекнула, что делать. Она сама донесла на сына в милицию и даже предъявила вещественные доказательства в виде трех бутылок водки «Пшеничная», якобы найденных у сына под диваном. Она точно знала, что Виктор в этом набеге не участвовал, но пусть попробуют это доказать. Если уж сама мать якобы не выдерживает разнузданного поведения собственного сына, то и доказывать ничего не надо, нужно просто принять ее показания к сведению и отправить подростка Юсупова в колонию для малолетних преступников. Женщина предвкушала, как ее отвратительный сын будет томиться в казематах этой колонии, а она даже не подумает его там навещать. Ко всем будут приезжать родственники, а к нему – нет, поскольку никаких родственников у них в Питере не имеется. То есть родная сестра у женщины была, но они уже так давно не общались, что из числа родственников ее смело можно вычеркнуть. Таким образом, ее бывший сын, которого она для себя уже только так и называла – бывший, прочувствует в полной мере, что такое одиночество, и наконец поймет, что сделал с собственной матерью. Может быть, он даже напишет ей из колонии письмо с мольбой о прощении, а она еще десять раз подумает, стоит его прощать или нет.

Женщине казалось, что это замечательный план, но он почему-то не сработал. Их с Виктором, и вместе, и порознь, конечно, таскали в милицию бессчетное количество раз, но сын умудрился найти каких-то свидетелей, которые дали показания в его пользу. Дескать, они были именно с ним в тот момент, когда грабили магазин. Женщина, что называется, кусала локти и ждала от Виктора какой-нибудь ответной подлости, но он и в этот раз не сказал ей ни слова. Они вообще почти не разговаривали. Оно и понятно! Какие разговоры, если он приходит домой только спать. Где он болтается целыми днями, мать не знала. Возможно, грабит другие магазины или даже честных граждан на улицах, а эта милиция, похоже, почивает на лаврах после поимки тех подростков, что разграбили их подвальчик.

Таким образом, после провала акции «Магазин» у женщины оставалась одна надежда на школу. Может быть, Виктора из нее выгонят? Вот когда и где он делает уроки, если дома не бывает? И она пошла в школу. Классная руководительница тут же, с ходу, начала нахваливать Виктора, который, как оказалось, нормально учиться все же как-то умудрялся и даже участвовал в общественной работе. От ощущения полного бессилия женщина расплакалась, сидя за партой перед учительским столом. Потом долго рассказывала классной руководительнице о бессердечии и злонравии сына, который только прикидывается в школе хорошим учеником. Она призвала ее быть бдительнее и не поддаваться на происки Виктора Юсупова, который себя, конечно же, еще покажет. Растерянная училка только круглила глаза и бессмысленно качала головой. Больше ничего добиться от нее было невозможно, и матери Юсупова пришлось почти бесславно покинуть класс, надеясь только на то, что зерно сомнения в бестолковую учительскую голову она все же заронила.

Тем не менее и после ее посещения Виктор продолжал учиться в школе, из которой его так и не выгнали. Правда, после восьмого класса он поступил в какой-то техникум с общежитием, в которое и съехал, не взяв с собой из родного дома почти ничего. Сначала мать тосковала. Ей больше некого было ненавидеть и некому строить козни. Жизнь вообще утратила смысл. Потом женщина попривыкла к своему положению и даже начала находить его выгодным во всех отношениях. Она стала полной хозяйкой в доме, что оказалось очень приятным. Она по-прежнему шила на дому, но не напрягаясь. Одной ей много не надо было. Она вволю смотрела телевизор, гуляла в соседнем парке, ходила по многочисленным питерским музеям и была почти счастлива. С сыном никогда больше не виделась и ничуть не сожалела об этом. Иногда вспоминала хорошенького мальчика с длинными темными кудрями, и внутри что-то странным образом сжималось и трепетало, но она не давала этому душевному трепету разрастись. Вскоре она убедила себя в том, что ее сын, маленький послушный Вика, просто вырос и уехал служить в вечную армию на самый Крайний Север страны, откуда не возвращаются. моему, еще не по чину, – опять саркастически заметила она.

Скорее всего, про чин мальчик ничего не понял, но отчеканил:

– Только Виктором!

Разумеется, она еще долгое время пыталась называть его Викой и Викусей. Сын демонстративно не отзывался. Женщина опять ловила себя на том, что каждый раз при этом хочет его ударить и сдерживается с трудом. Однажды она отнесла на помойку так и не опробованный мужской ремень, потому что вдруг поняла: если пустит его в дело, произойдет непоправимое.

В общем, мать вынуждена была сдаться. Сын вел себя так, что стало совершенно очевидно: его нельзя теперь называть не только Викой, но даже и Витей. Он навсегда стал для взрослых Виктором.

* * *

Виктор Юсупов курил сигарету за сигаретой, сидя у себя дома на диване. Вообще-то он никогда не курил в квартире. Ему не нравился застоявшийся никотиновый дух, который иногда пропитывает до основания жилища холостяков. Но сейчас он специально курил. Еще он специально не снял кроссовки, и они оставили мокрые грязные следы на стильном коврике цвета кофе с молоком. Наверное, и на обивке дивана останутся мокрые пятна от джинсов и джемпера. Он здорово вымок сегодня, потому что забыл зонт. Ему не хотелось бы думать о мокрых пятнах и грязи на коврике, но почему-то все время думалось. И этим, как ни крути, он тоже обязан матери. Он давно о ней не вспоминал, и если бы не Ларисина кукла, не вспоминал бы еще дольше. Воспоминания же были не самыми лучшими. Да что там говорить, они были отвратительными.

Именно мать воспитала в нем доходящую до абсурда любовь к порядку, которая очень часто отталкивала и продолжает отталкивать от него очень неплохих людей. Кому приятно находиться в гостях у человека, который тут же поправляет съехавшие на сторону подушки с дивана, стоит только с него встать? Никому! Кто тут же складывает ровной стопочкой фотографии, которые только что вместе с удовольствием разглядывали? Он, Виктор! Кто во время дружеского ужина, не дожидаясь ухода гостей, тут же моет тарелки по мере их загрязнения, протирает чистым полотенцем и сразу убирает в шкафчик? Тоже только он, сумасшедший Юсупов!

Виктор изо всех сил пытался бороться с собой и собственной страстью к порядку: раскидывал по стульям одежду, бросал на журнальный столик и тумбочку в прихожей всякую мелочовку, но долго созерцать нарушение привычного положения вещей не мог. У него начинала болеть голова, если он видел хоть самое малое изменение раз и навсегда заданного.

Его мать даже не могла представить, как трудно было ему войти в детскую дворовую команду. Не только потому, что он изначально резко отличался от них и внешним видом, и привычками. Ему очень не нравилось пачкаться, но он должен был это делать, чтобы стать своим. Ему было противно откусывать вместе со всеми от одного куска хлеба, сжатого грязной ладошкой, но он откусывал. Ему было неприятно, когда те же грязные руки дворовых пацанов касались его игрушек, но он сам приносил им то, что могло их заинтересовать. У него не было маленьких машинок, пистолетов или солдатиков, зато был большой грузовик, в котором он катал по квартире своих кукол. Этот грузовик своей величиной произвел неизгладимое впечатление на дворовую компанию. Сначала на нем возили песок, камни и комки ржавой проволоки, которые валялись у помойных баков, и у Виктора каждый раз разрывалось сердце, когда он видел, как царапается и гнется кузов его машины. И не от жадности. Грузовик делался неэстетичным, оскорблял своим видом чувство прекрасного. Тогда он, конечно, такими словами не думал. Грязная исцарапанная игрушка просто казалась ему некрасивой. Когда же пацанам надоело возить в грузовике всякий мусор, сверху, прямо на его кузов, кто-нибудь из них садился, отталкивался ногами, чтобы ехать, а другие еще и подталкивали его сзади. Конечно, несмотря на свои внушительные размеры, машина очень быстро сломалась. Виктор не жалел. Если бы не этот грузовик, ой, не скоро бы он стал своим во дворе.

Над ним долго смеялись. Потешались и над его отглаженными костюмчиками, и над длинными волосами, но он терпел, потому что видел: абсолютно все остальные мальчишки одеты совсем по-другому и острижены почти под ноль. Он, Вика, им просто обязан казаться по меньшей мере странным. Поначалу они пытались отторгнуть его как чужеродный элемент. Он им казался засланным взрослыми с какими-то провокационными целями, и, насмехаясь, они его все же несколько побаивались. Они тогда, конечно, тоже не облекали свои ощущения в подобные слова, но скорее всего это было именно так. Иначе они просто порвали бы на куски его кукол и медвежат, а самого изваляли бы в грязи и избили. Его же никто не тронул и пальцем. Он сам в своем нарядном костюмчике садился рядом с ними в песок или ложился прямо на голую землю и ползал по ней по-пластунски, играя в разведчиков.

Именно благодаря тому, что он никогда не плакал и не ныл, когда над ним откровенно смеялись или пытались его унизить, он и смог довольно быстро войти в дворовую компанию. Виктор был для детей будто бы приехавшим из экзотической страны и желающим постичь законы и порядки их двора. Наверное, так же пацаны и девчонки восприняли бы чернокожего туземца в перьях, пальмовых листьях и костяных бусах. Когда же все наконец поняли, что Вика, в сущности, ничем не отличается от них, если не считать дурацкой одежды и длинных волос, насмешки сами собой сошли на нет.

Не переставала его донимать только одна девчонка по имени Лорка. Она сама была похожа на мальчишку: коротко стриженная, тощая, нелепая, с длинными руками и ногами, чем-то похожая на насекомое богомола, которое Виктор однажды видел на картинке в книге. Остальные девчонки были как девчонки: в платьях или юбках, с косами и бантами. Они с удовольствием играли его куклами. Особенно осторожны были с Мартой. Лорка, вечно выряженная в мальчишечьи мятые шорты, всегда норовила то развязать кукле бант, то снять туфельку, которая вполне могла потеряться. Виктор подозревал, что она просто завидует его игрушкам, но показывать этого не хочет. Когда же он первый раз вынес во двор Марту, сдержать своего восхищения Лорка все же не смогла. Ее глаза разгорелись таким огнем, что Виктор поспешил сунуть красавицу куклу в руки другой девочки. Он очень боялся, что Лорка испортит его любимицу. Специально. Раз у нее нет такой куклы, пусть и у него не будет! Он тогда уже понимал, что вообще-то должен любить не кукол, а пистолеты, рогатки и футбольные мечи, и согласился с этим, и даже с большим интересом учился игре в футбол. Но Марта оставалась Мартой. Она была слишком красивой, чтобы ее взять да и разлюбить за здорово живешь. К ней даже пацаны относились с уважением. И только Лорка норовила цапнуть ее за платье грязными пальцами и стянуть с нее соломенную шляпку с перьями. Однажды она так упорно вырывала Марту у него из рук, что он просто вынужден был ослабить хватку, чтобы не вывернуть ей ножки. В этот момент и Лорка почему-то вдруг убрала руки. Марта упала на асфальт. В ужасе замерли все, потому что видели, что от белой фарфоровой ручки откололся крохотный пальчик. Лорка тоже поначалу очень испугалась, а потом начала самым отвратительным образом хохотать. Виктору захотелось ее ударить. Первый раз в жизни. Но он опять сдержался. Мать научила его сдерживать свои чувства.

Именно с отбитого мизинчика Марты в жизни Виктора и начался кошмар, который тянулся около восьми лет, пока он не съехал от матери в общежитие машиностроительного техникума.

За отбитый кукольный пальчик Виктора впервые отстегали ремнем. Это было очень больно. Но гораздо хуже боли было то унижение, которое он испытал. Он сразу понял, что мать не простит его за Марту никогда, но еще надеялся на мирное с ней сосуществование. На мирное сосуществование с Лоркой он даже не рассчитывал. Именно она была виновницей его унижения и страданий. Если бы она вела себя нормально, он давал бы ей Марту поиграть, как другим девчонкам. Но она не хотела, как все. Она все время будто вызывала его на поединок. Он ненавидел ее, потому что никаких поединков не хотел. Он был мирным человеком.

А потом Марта пропала. Она спокойно сидела на скамейке рядом с девчонками, которые продолжали ее любить, несмотря на отбитый пальчик, и вдруг пропала. Виктор сразу понял, что без Лорки тут не обошлось. Не случайно и ее уже не было во дворе. Конечно, он мог бы выдать свою врагиню матери, но не стал. Хотя его никогда не учили, что продавать своих нехорошо, он как-то сам до этого додумался. Конечно, Лорка ему здорово не нравилась, но она была своей именно в этом дворе, где он впервые ощутил себя свободным человеком, а не материнским придатком. И он промолчал. Не выдал. Он уже готовился к тому, что из-за Лорки придется сбежать из дома и жить в подвалах или, например, в каком-нибудь питерском памятнике, как Гаврошу – в слоне, но Марту вдруг принесли к ним домой Лоркины родители. Несмотря на это, отношения с матерью так и не наладились. Они делались день ото дня хуже, потому что Виктор уже никогда в жизни не согласился бы опять обрядиться в кружева с бантиками, отрастить кудри до плеч и позволить завивать их плойкой. Он намеревался стать настоящим мужчиной, как отцы его дворовых друзей, а мать хотела продолжать нянчиться с ним и играть, будто с куклой.