Кира Шарм - Игрушка для хищника

Она кивнула, начав вместе со мной пятится к барной стойке.

Там, за баром, запасной выход.

Пока не поздно, мы должны успеть.

Остальные, кажется, так ничего и не поняли. И принялись разминаться на площадке под ободрительный гул.

— Мы за реквизитом, — громко крикнула Лидка, сжав мою руку.

На нас, кажется, никто не обратил особого внимания.

И вот в этот миг и начался самый настоящий кошмар.

Мы начали пятиться, взявшись за руки, когда дверь клуба с оглушительным грохотом слетела с петель и повалилась на пол. Он был первым, кого я успела рассмотреть, — огромный мужчина, обнаженный до пояса, огромными плечами занявший весь немаленький дверной проем.

А дальше… Дальше я ослепла от выстрелов.

Не знаю, какой инстинкт во мне сработал, — я даже не помню, как повалилась на пол, зажимая голову руками.

— Да что это… — выкрикнула Лидка, — но закончить не успела. Ее прошила очередь, — и подруга повалилась рядом со мной, заливая пол и меня кровью.

Остался только шок от безжизненных глаз подруги и вой, который не вырвался, загнался обратно в горло и начал распирать.

Я так и не рискнула доползти туда, где можно было укрыться, — понимала, что пусть и нужно преодолеть все пару метров, но шансов не успеть намного больше.

Да, меня, по сути, прикрывало Людкино тело, принявшее еще несколько пуль и дернувшееся так жутко, что я заледенела.

Закрыла глаза — чтобы не видеть, иначе просто прямо здесь сойду с ума.

Не зная, чего мне больше хочется, — чтобы это закончилось или чтобы закончилось для меня побыстрее, — как с ней.

А после, когда все стихло, тот самый человек, — единственный, которого я успела рассмотреть и ставший причиной и началом всего этого кошмара, просто подошел ко мне и, резко рванув, забросил себе на плечо.

— Я ни при чем… — зачем-то, с какой-то отчаянной надеждой, что меня все-таки отпустят, начала лепетать я. — Я не знаю всех этих людей, я не с ними… Отпустите…

— Заткнись, — жестко ответил он и сжал мне горло.

Он швырнул меня в машину, сам усевшись на переднее сидение.

А я…

Я даже боялась поднять на него глаза, — только рассматривала огромные, невозможно огромные крепкие руки на руле, со вздутыми венами, с ужасом понимая, что этим рукам ничего не стоит раздавить мне горло.

Кажется, он был спокоен, — и это после всего, что только что случилось! По крайней мере, дыхание его оставалось ровным.

Украдкой перевела взгляд на лицо, — действительно спокойное, как будто высеченное из мрамора, — вот ни одной эмоции.

Такое же неестественно огромное, как и все остальное в нем, — широкие скулы, уверенный подбородок… Он мог бы показаться красивым, если бы не то, кем он был. От таких мужчин задыхаются, глядя на них. Но рядом с этим можно было задохнуться только от ужаса.

Он повернулся ко мне, — и я сжалась еще сильнее. Его глаза, стоило только им скользнуть по моему лицу, полыхнули … Яростью? Чем-то темным, опасным, обжигающим. Никогда не видела такого взгляда.

— Тихо сидеть, — бросил он. Вроде и негромко, но у меня все внутри перевернулось от этого голоса.

И от того, как он начал буравить мое лицо полыхающим взглядом еще больше потемневших черных глаз.

Вот как будто физически его чувствую, — обжигает, елозит, шершавым колючим прикосновением ведет по коже, от лба по щекам, до подбородка и снова возвращается к глазам, вспыхнув еще сильнее.

— И не дергайся, — голос звучит спокойно, но я замираю так, что даже дрожать перестаю.

И внутри разрастается понимание, — лучше не дергаться. Не просить, ни о чем не спрашивать, — а и правда, сжаться и вести себя так, как будто меня здесь нет. Будто я кукла неживая, — иначе очень скоро так и будет.

Он навис надо мной, и я закрыла глаза от ужаса.

Но огромные руки только пристегнули ремень безопасности, и…

Мне на голову накинули мешок.

— Руками не дергай, чтобы не связал, — полыхнул мне прямо в ухо его ледяной голос вместе с обжигающим дыханием. И рука снова сжала мое горло.

Я только кивнула, так и не раскрывая глаз.

Не знаю, сколько мы ехали, — время сжалось для меня в один миг кошмара.

Кошмара, в котором, как подсказывал мне разум, я, хотя бы могла вздохнуть, — ведь все самое страшное случится после того, как машина остановится.

Услышит ли меня этот человек?

Где-то внутри все же поднималась слабая надежда, — меня с кем-то спутали. И сейчас он просто слишком разгорячен этими убийствами и перестрелкой. А после… Может, когда остынет, то поймет, что я — совсем не та, кто ему нужна?

Но эта надежда была такой наивной, что даже мне самой было смешно.

Никто не станет разбираться, — понимала я.

Меня просто увезли, как живое мясо, — и наверняка то же самое случилось и с остальными девчонками.

Директор интерната с его гостями — просто младенец по сравнению с этими людьми. А, значит, самое худшее ждет меня, когда эта дорога закончится…

Машина остановилась так же резко, как и сорвалась с места.

Рука, запястья которой шире, чем мое горло, схватила меня за плечо и поволокла вперед, периодически подталкивая в спину.

А после меня швырнули на каменный пол, — счастье, что я успела выбросить вперед руки, — тоже, совершенно рефлекторно, едва ощутив, что лечу.

— Можешь снять мешок, — раздался его голос.

И, сбросив с лица эту тряпку, я начала пятится к стене, видя, что от его спокойствия не осталось и следа. Передо мной был зверь. Рычащий, сверкающий глазами, тяжело и жадно дышащий, и… Неуклонно наступающий на меня.

* * *

Опомнившись, я вскочила на ноги.

Сейчас — совсем не время переживать шок!

Возможно, эти несколько минут передышки — единственные, когда можно еще как-нибудь спастись.

Бросилась к двери, несмотря на звуки выстрелов, — может, пронесет, а, может, поймать пулю — не самое худшее в моей ситуации? В том, что последует дальше и в том, что после всего этого я вряд ли останусь в живых — я уже не сомневалась. Наверняка этот больной будет меня держать здесь и насиловать до тех пор, пока не убьет! Или не отдаст потом на растерзание остальным!

Но дверь оказалась заперта.

Я почти взвыла, — разве он мог успеть? Да и щелчка я не услышала…

Но все же — смог.

Несколько раз еще изо всех сил дернув, поняла, что это — напрасно. Ее не заело и не заклинило, — она действительно заперта.

Обхватив себя руками, я медленно, по всему периметру отправилась изучать помещение, трогая руками стены.

Темно. Слишком темно, — но я все же надеялась что-то нащупать.

Разве может быть так, чтобы не было ни единого отверстия, никакой щели наружу?

Даже в подвалах и бункерах они должны же быть!

Но я лишь стерла себе пальцы о шершавые каменные стены.

Ничего. Ни одной щелочки. Ни единого просвета.

И даже если из всех перестреляют — вряд ли мне это поможет.

Вдруг никто не догадается заглянуть сюда?

Тогда я просто погибну от жажды…

* * *

Время замирает в темноте.

Кажется, — проходит вечность, пока я все так же, уже бессмысленно слоняюсь вдоль стен, уже даже и не надеясь что-то отыскать, — просто не могу сидеть и ждать.

Звуки снаружи стихли, — или у меня что-то выключилось, и я больше их просто не воспринимаю?

Свет полоснул по глазам, — дверь распахнулась настежь и тут же закрылась.

На этот раз я очень отчетливо расслышала, как в замке провернулся ключ, как щелкнул замок.

Я рассмотрела его не сразу, все еще ослепшая, слепо моргая.

А когда рассмотрела, захотелось снова не видеть.

С ободранной кожей.

В крови, стекающей с плеча и залившей бедро.

С бешенством, — настоящим, неподдельным бешенством в огромных черных глазах, которые, кажется, сейчас разрослись до пределов моей жизни и впитывали в себя мой ужас.

Рвано дыша, он приблизился ко мне в несколько шагов.

— На колени, — рявкнул, потянув за волосы вниз, заставляя меня упасть.

Резко рванул замок на штанах, — и тут же мне в лицо уперся его возбужденный, обжигающе-горячий, огромный член.

— Не надо, — я почти заскулила, панически мотая головой из стороны в сторону.

— Просто заткнись и открой пошире рот, — он легко зафиксировал мою голову и, надавив на скулы стальной хваткой, таки заставил меня это сделать.

Нет так противно, как просто панически ужасно.

Широко распахнув глаза в немой мольбе, я вся затряслась от мерзости происходящего.

Но ему, кажется, было все равно, — наоборот, дыхание стало только более тяжелым и рваным, глаза почернели, лицо застыло в каком-то жутком оскале напряженного возбуждения.

Может, — он просто из тех, кому нравятся страдания, нравится брать женщин вот так, — силой, через протест, через слезы и боль?

Или мое сопротивление только распаляет его?

Резким толчком его огромный, невозможно большой член проник внутрь, заполняя меня до горла, — до судорожных спазмов.

Я снова дернулась, но тяжелая рука прижала мой затылок, вдалбливаясь еще резче, еще сильнее.

Во рту и в горле все обожгло. Я захлебывалась и задыхалась, тряслась и задыхалась снова, пока он вдалбливался в меня, будто поршнем, раздирая, перекрывая кислород, — до тех пор, пока в глазах не темнело от нехватки кислорода, — и тогда он слегка отстранялся, давая мне легкую передышку, — но ненадолго, снова начиная проталкиваться в самую глотку, — жадными, рваными, такими жесткими толчками, как будто действительно собирался разодрать меня, проткнуть мне горло, задушить своим огромным членом.

«Это закончится» — твердила я себе, чтобы окончательно не сойти с ума. «Не может же он делать это вечно. Это должно закончится очень быстро».

Теперь он уже не обращал внимания на то, что я задыхаюсь, — толчки усилились, стали быстрее, хватка на моих волосах — настолько сильной, что, кажется, отсюда я выйду без волос, — если выйду вообще.

Наконец он глухо зарычал и вышел из меня, изливаясь горячими струями прямо на лицо.

Пытка закончилась, — а я все не могла ни отдышаться, ни перестать дрожать.

— Вытрись, — он отпустил мои волосы, и я повалилась всем телом на ледяной каменный пол, который теперь, кажется, обжигал меня насквозь. Все еще судорожно ловя ртом воздух.

Испоганенным этим монстром ртом, который даже не успел узнать настоящего поцелуя.

А ведь у меня там, в нормальной жизни, которая кажется теперь невыносимо далекой, был парень…

Были первые цветы и первые свидания…

И я с таким волнением ждала того самого первого поцелуя!

И того, что последует за ним!

О, Боже!

Ничего теперь не будет, — понимаю, глядя в черные, страшные, совсем нечеловеческие глаза.

Не будет той, прежней жизни, в которой прошлое мне хотелось забыть, как страшный сон.

Будет теперь только этот вот кошмар, и он, мой мучитель, — до тех пор, пока не уничтожит, не растопчет, не растерзает окончательно, и…

И все. Вся моя жизнь, вместе с планами и мечтами на этом закончится…

Сверху на меня полетела пачка салфеток, и я тихо заскулила, обтирая лицо, чувствуя, как в горле все саднит так, будто меня там били кулаками изнутри.

— и он снова схватил меня за волосы и поволок к мешкам, сваленным в дальнем углу.

Бросил на них, и сам повалился рядом, снова тяжело задышав.

Неужели? Опять? Неееет! Волны паники ошпарили меня с новой силой.

Но вскоре раздался храп, и я поняла — он просто отрубился.

Видимо, сказалось ранение и усталость.

Проведя рукой по бедру, нащупала липкую кровь.

Она так и не перестала сочиться, и, возможно, ранение на самом деле довольно серьезное.

Есть ли у меня шанс, что он от него загнется? Или истечет кровью?

Наверное, нет. Такие, как он, должны разбираться в ранах, — и, значит, было бы это по-настоящему серьезно, он бы отправился за помощью, а не пришел бы меня насиловать.

Так что это, быть может, мой последний и единственный шанс!

Провела ногтями по израненному бедру, — такое прикосновение он должен ощутить, если спит не слишком крепко, — но нет, мой мучитель даже не дернулся, только коротко фыркнул сквозь сон — и захрапел снова.

Выдохнула, стараясь дышать совершенно бесшумно, и потянулась к его штанам.

Вот он, — заветный ключ от моей свободы!

Неужели так просто?

Даже губу закусила, чтобы не выкрикнуть от радости!

Но расслабляться нельзя, совершенно! Один неверный жест, — и кто знает, каким кошмаром все это закончится?