Может, однажды мы всё же сможем стать друзьями?

Пока я думаю над этим, Ярослав неожиданно останавливается; на его лице я впервые в жизни вижу озадаченность вперемешку с раздражением, и парень отходит подальше.

— Завтра танцуй лучше — я не хочу больше слушать всю эту хрень.

Прежде чем я успеваю что-то понять, он уходит, оставив меня наедине со своей растерянностью

Ну и что это только что было?

Господи, дай мне терпения с этим непостоянным человеком!

Снова падаю на пол, но теперь впериваю глаза в потолок: как он сам от себя не устаёт?

Ещё и специальность выбрал… Я в школе с математикой мучилась все одиннадцать лет, потому что числа — это при любом раскладе не моё. Наша учительница занималась с нами дополнительно, потому что, чем выше бал, тем меньше проблем при распределении: большинство — если не все — хотят иметь самое лучшее, и в эту категорию попадают и умные аккомоданты. Мне со слезами давались абсолютно все темы, а когда в формулы вмешались буквы, я вообще перестала что-либо понимать — а понимать нужно было. Столько потраченных нервов, чтобы сдать математику на «отлично», и я была на седьмом небе от счастья!

Пока не узнала, что Ярослав зачислен на факультет экономики и управления…

Худшей подставой был лишь сюрприз с моим распределением.

Понятия не имею, как буду там учиться; а если ещё и Ярослав будет пропадать по клубам вместо написания рефератов и подготовок к семинарам, можно будет сразу застрелиться, потому что все его задания лягут на мои плечи.

Ну, за что я так наказана?..

Вспоминаю про помощь, которую обещал мне Геннадий Иванович, но вряд ли она распространяется на учёбу: боюсь, что решать линейные уравнения — я уже сунула нос в учебник по высшей математике — и рассчитывать интегралы мне предстоит самой. А у меня уже сейчас тряслись поджилки, и темнело в глазах, стоило только представить, что меня ждёт. А учитывая, что направление подготовки у Ярослава «Менеджмент», то мне предстоит познакомиться ещё и с управлением бизнесом, финансами и прочими страшными вещами.

Маму Ярослава я до сих пор так и не увидела; и это странно, учитывая всё, что я о ней слышала: светская львица, любящая устраивать шумные праздники в доме… За весь тот месяц, что я пробыла здесь, эти стены ни разу не видели ни одного приёма или званого ужина, и это делало для меня хозяйку дома вымышленной.

Стала бы светская львица сидеть тихо в четырёх стенах?

Но это, в общем-то, не моё дело.

31 августа 2019 года, суббота

— Завтра ты едешь знакомиться со своими одногруппниками-аккомодантами, — наверно, в сотый раз повторяет Яр.

— Я еду? — хмурюсь. — Это ведь для всех встреча, сибариты тоже будут там.

Поляков хитро щурится.

— Мы встречаемся в другом месте.

Ясно — в каком-нибудь ночном клубе, значит.

— Знакомиться будете в горизонтальном положении?

— Тебя это не касается, — фыркает. — Твоё дело запомнить расписание, имена преподов, названия предметов и расположение аудиторий — на случай, если я решу когда-нибудь прийти на пары.

— Что значит «когда-нибудь»?! — распахиваю рот. — Я не собираюсь все пять лет тащить тебя на себе!

— Думаешь, у тебя есть выбор?

Подавляю тяжёлый вздох и в который раз пытаюсь отвлечься на картину.

— Тебе ещё не надоело заниматься этой мазнёй? — ворчит.

— А тебе ещё не надоело торчать в моей комнате? — интересуюсь раздражённо. — Между прочим, твоя гораздо больше и с кучей развлечений — не понимаю, что тебя тут держит.

— Ну, я мог бы перетащить сюда парочку своих примочек, если тебе станет легче, и спать с тобой.

— Спасибо, обойдусь.

— Какая же ты скучная.

Обалдело фыркаю.

— Действительно! Интересно, если я стану интересной, ты, наконец, отвалишь от меня?

— Это вряд ли, детка. Ты со мной застряла надолго.

— Кто ещё с кем застрял…

— Как думаешь, мне пойдут бакенбарды? — лениво интересуется, разглядывая свою физиономию в моё настольное зеркало.

У меня вырывается раздражённый вздох.

— Думаю, тебе пойдёт хороший пинок под зад.

Ярослав смеётся и, слава Богу, поднимается на ноги.

— Завтра в восемь утра будь готова — я зайду за тобой.

— Как бы мне не пришлось тебя будить, — саркастично улыбаюсь.

В этом доме ни для кого не секрет, что Яр — любитель поспать.

Полякову моя шутка явно понравилась; он подходит ко мне и упирается руками в стол по обе стороны от меня, наклоняясь к моему уху.

— Если обещаешь быть нежной, то я готов специально проспать.

— Иди уже, куда собирался, — нервно ворчу, сжимая в руках кисточку.

Ярослав усмехается.

— Будь хорошей девочкой.

Он выходит из комнаты, и я с шумом втягиваю воздух — он невозможный.

После обеда решаю прогуляться до своего университета: не думаю, что Ярослав будет рад каждый день возить меня на учёбу, раз уж он сам не собирается учиться. Он научил меня пользоваться картами в телефоне, так что заблудиться я не боялась. Выхожу из дома, предварительно предупредив Полякова о своём уходе, и иду, сверяясь с маршрутом. На самом деле, в экстренных ситуациях телефон может быть очень ценным помощником и выручить там, где не всегда смог бы человек. Отрываю голову от экрана, осматриваясь по сторонам, и удивлённо замираю: каждый второй человек — преимущественно моего возраста — идущий по улице, был похож на меня: сгорбленная спина и стеклянный взгляд, направленный на телефон.

Подавляю тяжёлый вздох.

Вот тебе и двадцать первый век.

Люди используют все возможные ресурсы и блага, которые доступны человечеству; нам кажется, что мы эволюционируем, но на самом деле упорно движемся назад. Никто не спорит, что наука и технологии дали миру много полезных вещей вроде стволовых клеток, слуховых аппаратов или высокотехнологичных протезов — много чего, о чём говорили в новостях или писали в газетах… Но есть и обратная сторона медали: смартфоны, планшеты, компьютеры — всё это призвано лишить нас свободы, оставить без чувств. Сделать роботами. Безэмоциональными, чёрствыми, зависимыми от гаджетов роботами. Куда подевалась человеческая доброта, сострадание и желание прийти на помощь? Мы не видим ничего вокруг себя, потому что давно продали душу за «Айфон» последней модели и возможность посидеть в «Тик токе» — с последним меня познакомил Яр. Я не говорю, что так делают все, но то, что я вижу сейчас, навевает на меня тоску.

Дорога до универа занимает всего пятнадцать минут от дома Ярослава; к тому же я запоминала путь, пока шла, так что запросто смогу обойтись без помощи своего сибарита. Учебное заведение выглядит внушительно; наверняка из его стен выпустилось немало успешных бизнесменов, известных юристов и выдающихся предпринимателей — в общем, сильных мира сего. Почему-то мне становится немного не по себе — наверно из-за того, что я знаю, что мне здесь не место. В общем-то, никто не запрещал жителям периметра посещать центр; другое дело, захочется ли им самим приходить сюда, зная какое к ним отношение у тех, кто богаче…

Немного прогулявшись в парке неподалёку, возвращаюсь назад, пытаясь вспомнить, когда последний раз видела родителей — кажется, в прошлые выходные. Наверно, было бы неплохо навестить их сегодня, но мама снова на дежурстве, а отец вышел во вторую смену. Обещаю себе учиться отлично, чтобы получать стипендию: пусть я и живу в богатом доме, иметь немного своих личных денег не помешало бы, а если мне удастся скопить нужную сумму, я смогу купить родителям хотя бы простенький телефон и слышать их каждый день.

На подходе к дому Поляковых замечаю Ярослава, сидящего на ступеньках перед парадной дверью; он смотрит куда-то невидящим взглядом и вертит в проворных пальцах телефон. Заметив меня, вскакивает на ноги и прячет его в заднем кармане.

— Тебя где носит? — больно хватает меня за локоть.

— Я не твоя вещь, и имею право на личное время!

— Пока ты под моим присмотром, в твоём лексиконе нет словосочетания «личное время», тебе ясно? — Он снова злится. — Ты знаешь, с какими людьми можешь столкнуться, свернув не туда? Здесь с тобой никто церемониться не станет — точно так же, как и в периметре, если не хуже. А я не собираюсь потом выслушивать от людей, что «не смог присмотреть за несчастной девочкой»!

Уже в который раз проглатываю свою собственную злость — кто-то из нас двоих должен быть умнее — и позволяю ему втянуть себя в дом; в гостиной замечаю спускающегося по лестнице Полякова-старшего и надеюсь, что он не замети нашего напряжения, чем ещё больше выведет из себя этого идиота.

— Здравствуйте, Геннадий Иванович.

Мужчина кивает на ходу и выходит их дома.

— «Здравствуйте. Геннадий Иванович», — передразнивает меня Ярослав и делает шаг в сторону столовой. — Перебежчица…

Изумлённо разеваю рот.

— Что, прости?

— Ты слышала. — Он разворачивается ко мне лицом, которое потемнело от злости. — Не смей разговаривать с ним — даже смотреть в его сторону не вздумай.

— Знаешь что, Поляков, катись к чёрту! — не выдерживаю. — Я не могу вести себя так же по-свински, как ты, тебе ясно?!

Пока он обдумывает мои слова, проношусь мимо него через всю гостиную, минуя коридор, прямо в свою комнату. Собираюсь захлопнуть дверь, но не успеваю — Ярослав толкает её вместе со мной, словно мы с дверью всего лишь ветер на его пути. В глазах парня полыхает костёр, и сверкают молнии; он хватает меня за плечи, больно впиваясь пальцами в кожу, и вжимает в стену, пока я задыхаюсь от страха.

— Не смей посылать меня, поняла! Даже члены этой семьи не имеют такого права, а ты здесь вообще никто!

Его слова бьют больнее любой пощёчины; мои губы дрожат, и я из последних сил стараюсь сдержать слёзы.

— Ты прав, — глухо соглашаюсь. — Я всего лишь девчонка с периметра; я живу в этом доме временно — до тех пор, пока самый мерзкий, эгоистичный, избалованный ребёнок из всех, что я знаю, не получит высшее образование! — Сама не замечаю, как повышаю голос. — У меня нет права учить здесь кого-либо или игнорировать — я по рукам и ногам связана правилами! Но при этом каждый может бросить в меня камень, если захочет — это ведь так справедливо! Знаешь, что? Меня всё это уже достало! Мне всё равно, какие отношения у тебя с отцом — хоть стреляйте друг друга на дуэли — но меня не смей впутывать в свои разборки, понял!

Кажется, я зря снова упомянула его отца — Ярослав уже кипел как действующий вулкан, и не было ничего, что могло бы спасти меня от его злости в этот раз. Я вполне себе ожидала, что он изобьёт меня до полусмерти в приступе гнева, но реальность превзошла все мои ожидания: с его губ срывается полушипение-полурычание, когда он впивает ими в меня. От неожиданности и испуга я буквально задыхаюсь, но не могу оттолкнуть его — мои плечи крепко впечатаны в стену. Это был не совсем поцелуй, а какая-то его извращённая форма — грубый, болезненный и совершенно невменяемый. Ярослав просто пытался доказать, что имеет власть надо мной, и кроме его злости я не чувствовала ничего.

Отталкиваю его, что было сил, потому что это слишком даже для него; мне казалось, что за его показной холодностью и злостью, которыми он награждал меня всё это время, можно было разглядеть что-то хорошее — большинство таким способом просто прячет свою боль — но в Ярославе не было ничего человеческого.

Он просто избалованный мажор, каким я и видела его всегда — ничего больше.

Кусаю его за губу со всей злостью, на какую только способна; парень с шипением отскакивает от меня, прижав руку ко рту, и на его пальцах я вижу алую капельку крови. Его глаза словно стали стеклянными — не то от чрезмерной необоснованной злости, не то это и было его нормальное состояние и истинная суть — не знаю. Но мне хотелось, чтобы он ушёл и никогда больше не попадался мне на глаза.

— Ты понятия не имеешь, что значит вести себя по-человечески! — шиплю. — А значит, не имеешь права учить меня!

Ярослав поджимает губы и сжимает кулаки; на мгновение мне кажется, что он начнёт орать или ударит меня, и всё это никогда не закончится, но парень зажмуривается и просто вихрем вылетает из моей комнаты. С гулко бьющимся сердцем падаю на стоящий неподалёку стул; мне всё ещё было немного страшно, но я злилась, потому что никак не заслужила такое поведение с его стороны. Вообще-то, это он испортил мои планы, лишив возможности жить под крышей Вадима, так что это я должна злиться на него и ненавидеть, но я ни разу за эти три недели не нагрубила ему — по крайней мере, первой я не начинала скандалить.

А он ведёт себя как придурок.

Руки дрожат, когда я беру в них кисточку. На этот раз даже картина не справляется с моими эмоциями, так что я просто заваливаюсь на постель и устремляю глаза в потолок, пытаясь успокоиться.