Маргарет Говард вновь вскрикнула во сне. Губы Морган сжались в узенькую полоску. Френсис Синклер, Джеймс Синклер, Томас Кромвель и все прочие, стоящие на ее пути, не смогут победить, поклялась Морган. Возможно, им удалось выиграть несколько очков, но окончательную победу в этой игре одержит она.

Глава 7

Спокойно и неторопливо текли дни в Фокс-Холле. Родители были счастливы тем, что Морган дома, и вполне удовлетворены ее объяснениями. Она заявила, что приехала надолго, прежде чем отбыть на север к будущему мужу.

Пасха в этом году пришлась на середину апреля. День выдался пасмурным. Как Морган ни пыталась обратить свое сердце к возвышенному, почувствовать радость Воскресения Господня, печаль ее не оставляла. Считанные дни оставались до отъезда.

От Шона не было никаких вестей, ни намека на то, что он тоскует и ждет ее, и Морган подумала, уж не дошли ли до него слухи насчет ее флирта с королем. Морган тоже не писала ему из опасения, что письмо может быть перехвачено шпионами Кромвеля. Тем не менее, надежда не покинула ее окончательно. Она даже обдумывала планы совместного побега, возможно, при помощи Тома Сеймура, на континент.

О предстоящей свадьбе Морган в Фокс-Холле говорили редко. Родители понимали необходимость союза их дочери с Джеймсом Синклером, но слишком любили ее, чтобы заострять внимание на этом предмете. Разговоры велись в основном на привычные темы: местные новости, погода, хозяйство, цены на рынке в Эйлсбери. Для Тоддов продолжалась все та же неспешная провинциальная жизнь в комфорте и относительной безопасности.

Нэн изо всех сил старалась скрыть свое нетерпение по поводу предстоящей поездки в Лондон. Частенько затевала разговор на эту тему, но обрывала себя на полуслове. Морган притворялась, будто ничего не замечает. Но как-то, в первый по-настоящему весенний день, девушки сидели на лужайке перед домом, и тут Нэн подняла глаза к небу и вздохнула:

– Наконец-то потеплело. Взгляни, кто-то скачет по дороге. Может, посланец с новостями из Лондона.

Морган подумала, что это гонец от Томаса Кромвеля.

Нэн вскочила, Морган не двинулась с места.

– Ну же, Морган, пойдем посмотрим, кто это. Так давно не было никаких гостей.

– Меня это вполне устраивало. Я с удовольствием посижу здесь.

Земля была еще слегка влажной. Неужели прошел всего год с тех пор, как она впервые покинула Фокс-Холл? Трудно поверить. Столько всего произошло за это время!

Морган наблюдала за Нэн, которая уже добежала до обочины дороги. Всадник придержал поводья и махнул рукой Нэн. Морган присмотрелась к нему и, не веря своим глазам, вскочила. Подхватив юбки, она помчалась ему навстречу.

– Шон! Шон! – закричала Морган.

Он спешился и побежал к ней. Заключив друг друга в объятия, они какое-то время молчали, не в силах вымолвить хоть слово от нахлынувших чувств.

– Не могу поверить, что ты здесь, – наконец проговорила Морган, обнимая ладонями его лицо. – Я думала, ты забыл обо мне!

Шон улыбнулся:

– Я пытался, но тщетно. Я ужасно сердился, поскольку ты уехала, не предупредив, не сказав ни слова. Но я не осмеливался написать. И вот решил приехать.

Морган прижалась к нему еще теснее:

– О, Шон, дорогой, ты не представляешь, как я счастлива, что ты здесь!

Нэн переминалась с ноги на ногу неподалеку, но не могла найти благовидного предлога, чтобы удалиться и не мешать влюбленным. Тут она бросила взгляд на коня Шона и крикнула:

– Шон, твоего скакуна надо напоить!

Шон выпустил Морган из объятий и обернулся.

– Ты права, – рассмеялся он, неожиданно смутившись. – Бедняга Терло! Последние несколько миль я скакал во весь опор. Пойдем, напоим его. Надеюсь, твои родители не будут слишком огорчены моим приездом? – обратился он к Морган.

Она взяла его за руку:

– Конечно, нет! Они будут очень рады. Вот увидишь.

Однако приезд Шона явно не вызвал бурной радости в Фокс-Холле. Хотя родители были исключительно вежливы и изо всех сил старались скрыть свои чувства, Морган сразу же почувствовала, что их встревожил визит ирландца. Поэтому при всем гостеприимстве леди Элис и сэра Эдмунда атмосфера оставалась напряженной.

После короткого обеда Морган улучила минутку, чтобы остаться наедине с отцом, и они прошли в библиотеку.

– Что-то не так, папа? Что ужасного в том, что Шон приехал?

Сэр Эдмунд откинулся в кресле, не в силах выдержать взгляд дочери.

– В юности любовь часто не замечает препятствий. Но то, что казалось правильным раньше, сейчас существенно изменилось. Подумай, Морган, что произойдет, если Кромвель узнает, что Шон здесь.

Морган закусила губу.

– А откуда он узнает?

– Ему известно все.

– Допустим, это так. Но он не знает, что мы родственники, а при дворе нас часто видели вместе.

Болезненная гримаса на миг исказила лицо сэра Эдмунда.

– Верно. Но я знаю, почему тебе срочно пришлось покинуть двор, – тихо произнес он, доставая из ящика стола конверт. – Кромвель прислал письмо со всеми… отвратительными подробностями.

Морган в ужасе уставилась на отца:

– О нет! Ведь ты не знаешь, почему я это сделала… Совсем не потому, что ты думаешь. У нас с королем ничего не было. Я позволила ему только…

Отец посмотрел на Морган.

– Я знаю, – сказал он жестко. – Это был хороший план, но опасный. И именно поэтому Шону не следует здесь находиться. Он может остаться на пару дней, но потом должен вернуться в Арма.

– Мама знает? Я имею в виду, о письме Кромвеля.

– Нет. И я не собираюсь ей об этом рассказывать.

Он снова положил конверт в ящик и запер его. Когда щелкнул замок, Морган почудилось, что отец навсегда закрывает дверь в ее жизнь.

На следующий день Шон и Морган отправились погулять к реке. Почти не разговаривая, они медленно шли рука об руку. Затем вышли к мосткам, у которых покачивалась маленькая лодочка.

– Это лодка Уилла Кови, – сказала Морган. – У него только одна рука, но видел бы ты, как ловко он с ней управляется. А ему почти семьдесят.

Шон с минуту задумчиво смотрел на суденышко, потом выпустил руку Морган и двинулся к берегу.

– Как ты думаешь, он не будет возражать, если мы позаимствуем ее на время? – спросил он, внимательно осматривая лодку.

– Позаимствуем? – Морган нахмурилась. – Не знаю. Думаю, нет. Да и вряд ли он об этом узнает.

Шон решительно шагнул в лодку.

– Пойдем, – сказал он, протягивая руку Морган. – Немного покатаемся.

Морган подобрала юбку и последовала за ним. Шон отвязал лодку и оттолкнул ее от берега, затем позволил течению отнести их подальше и только потом взял в руки весло.

Лодка тихо плыла по течению, Морган опустила руку в воду, пытаясь обрести покой и умиротворенность. Пейзажи на дальнем берегу вполне способствовали этому: луга, цветы, коровы, щипавшие молоденькую травку.

Постепенно течение становилось все сильнее. Тень беспокойства пробежала по лицу Морган.

– Вода довольно высокая, Шон. Полагаю, нам не следует забираться слишком далеко от дома, слышишь?

Он не ответил. А когда наконец заговорил, то начал с вопроса:

– Как далеко отсюда до деревни Тейм?

– Тейм? – Морган озадаченно приподняла брови. – О, миль десять по крайней мере. Это практически на полпути к Оксфорду.

– Ты знаешь монастырь Святой Урсулы?

– Видела его. Он примерно в миле от деревни.

– Туда-то мы и направляемся.

Шон смотрел прямо перед собой, тело его ритмично двигалось в такт движению весел. Морган наклонилась вперед:

– Зачем? Зачем мы туда плывем?

– Я отвезу тебя в монастырь Святой Урсулы, а сам вернусь в Лондон. У меня там есть одно очень важное дело – какое, не могу открыть даже тебе. Я вернусь за тобой через несколько дней, и мы убежим – в Ирландию, во Францию, в Шотландию. Ты должна пообещать, что дождешься меня в монастыре.

– Но, Шон, почему я не могла подождать в Фокс-Холле?

– Люди твоего дяди в эту минуту уже обыскивают Фокс-Холл. Видишь ли, я отказался подписать Акт о супрематии, согласно которому король становится главой церкви. Я ведь не собирался задерживаться в Фокс-Холле больше чем на пару дней независимо от сдержанного гостеприимства твоего отца. Меня не должны видеть в Лондоне. Но что важнее всего, я не могу отдать тебя в руки этого нортумберлендского еретика.

– О, Шон, это слишком опасно! Что будет с моими родителями? А вдруг тебя поймают в Лондоне? – Морган чуть не плакала. – Шон, милый, это безрассудство!

Он бросил весла и наклонился к ней.

– Ты любишь меня? – И после ее неуверенного кивка продолжил: – Тогда я не желаю больше слышать никаких возражений. Ни слова до тех пор, пока мы не доберемся до монастыря. Хорошо?

Она еще раз кивнула, но как-то неуверенно. Сжав коленями дрожащие руки, она попыталась успокоиться, пока лодка плыла к деревне Тейм.

Уже в темноте Шон и Морган выбрались на берег у монастыря Святой Урсулы. Лишь часть его была воздвигнута в начале тринадцатого века в память о британской принцессе, возглавившей поход одиннадцати тысяч девственниц на Рим. Урсула вместе со своими спутницами погибла в бою с гуннами. Стены монастыря были построены сто пятьдесят лет спустя на средства матери Генриха VI, Маргариты Анжуйской.

Шон привязал лодку, и они поднялись по каменным ступеням, которые вели от реки прямо к воротам. Подавая руку Морган, он наконец заговорил:

– Матушка-настоятельница – кузина моей матери. Я не видел ее с детства, но она знает мое имя.

Морган молчала. Она замерзла, туфли скользили по мокрым ступеням. Шон уже взялся за дверной молоток, когда Морган запротестовала:

– Шон, обещай, что до того, как вернешься в Лондон, напишешь записку моим родителям. Можешь не сообщать, где я, но пусть хотя бы знают, что я с тобой и ничего плохого со мной не случилось. Иначе они станут меня искать, и это может обернуться катастрофой.

Шон подумал и кивнул:

– Возможно, ты права. Я попрошу матушку-настоятельницу отправить записку.

И он трижды постучал в ворота.

Прошла долгая минута, прежде чем приоткрылось маленькое окошечко в воротах и Морган заметила глаз, пристально разглядывавший гостей. Морган испуганно вцепилась в руку Шона. Голос из-за дверей попросил их назвать свои имена.

– Я Шон О’Коннор из Армы, ищу помощи Господа и матушки-настоятельницы. Она знала меня еще ребенком. Со мной юная леди, она тоже нуждается в защите.

Ответа не последовало, глаз исчез, и окошко накрылось. Морган спросила Шона, уверен ли он, что их впустят.

– Уверен, – ответил он. – Они все еще молятся за помин души моего отца.

Тут он заметил, что Морган вся дрожит, и обнял, ее.

– Бедняжка моя. Я знаю, как тебе тяжело. Ведь ты не знаешь, что я намерен делать. Но ведь ты любишь меня, несмотря ни на что?

– Да, – вздохнула Морган, с трудом скрывая усталость и мрачные предчувствия. – Я всегда буду тебя любить.

Дверь распахнулась, и перед ними появилась высокая полная женщина лет шестидесяти, в белых одеждах и с добрым лицом. Шон опустился на колени, целуя руку настоятельницы.

– Пойдемте в дом, к вечеру стало прохладно, – сказала она, пряча в глазах улыбку.

По длинному коридору она провела их в небольшую комнатку, где не было почти ничего, за исключением пары подсвечников, маленького стола и великолепного золотого распятия над ним.

– Сын мой, – проговорила она, – прошло пятнадцать лет с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Что привело тебя к нам?

Шон взял Морган за руку и привлек поближе к себе.

– Это леди Морган Тодд, племянница Томаса Кромвеля. Она сторонница истинной веры и нуждается в вашей защите, всего на несколько дней – пока я за ней не вернусь.

При упоминании имени Кромвеля лицо настоятельницы заметно напряглось, а взгляд стал подозрительным. Когда она заговорила вновь, голос ее звучал уже не так приветливо:

– Вы живете в Фокс-Холле?

– Да, матушка, – ответила Морган, скромно опустив глаза.

Шон тут же вмешался:

– Она не скрывается ни от дяди, ни от родителей. Это все мои проблемы. Я должен поехать в Лондон по крайне важному делу, о котором не могу рассказать. И хочу быть уверен, что Морган в это время будет в полной безопасности.

Матушка перебирала четки, не глядя на юную пару. Она явно не желала вмешиваться в опасные придворные интриги. Взгляд ее переместился в сторону распятия.

– Я опасаюсь этого печального греховного мира. Лишь внутри этих стен можно обрести покой, хотя бы отдаленно напоминающий небесный. Но когда внешний мир проникает сквозь наши врата, покою приходит конец.

Шон переводил взгляд с монахини на свою возлюбленную и внезапно рухнул на колени.

– Умоляю вас, матушка, во имя памяти моих родителей, помогите нам! Клянусь, что сделаю все во имя Господа нашего!