Она взяла перо и одним размашистым движением написала свое имя.

– Ты поступила исключительно мудро, – с улыбкой заметил Кромвель. – Я сообщу королю, что ты извлекла урок из случившегося.

Морган с горечью взглянула на него, но промолчала. Кромвель поднялся.

– Начинай собирать вещи. Полагаю, Френсис Синклер помог тебе сделать необходимые покупки.

Морган поднялась вслед за дядей, но даже не взглянула на него.

– Благослови тебя Господь, Морган, – наконец, кашлянув, проговорил Кромвель.

Так и не повернувшись к нему, не произнеся ни единого слова, Морган вышла из комнаты.

Завернувшись в дорожный плащ, Морган сидела у окна, в то время как первые лучи солнца озарили комнату. Ее мысли были поглощены предстоящим отъездом, о прошлом и о будущем она почти не думала. Все как будто и порядке – чемоданы и сундуки уже вынесли во двор.

Минут через десять в дверь настойчиво постучали. Френсис. Она вздохнула и встала, чтобы впустить его.

Но это оказался не Френсис, а Том. Морган вскрикнула и буквально рухнула ему на грудь.

– Малышка, бедная моя малышка, – нежно пробормотал Том, и Морган забилась в рыданиях. – Мне так тебя жаль!

Том крепко прижал ее к себе. Он понимал, что она должна дать выход слезам, иначе сердце ее разорвется от горя. Он только прошлой ночью вернулся в Лондон; Нед, один из немногих при дворе, кому была известна история с Шоном, пересказал ее Тому.

Когда рыдания Морган утихли, а тело перестало судорожно вздрагивать, он бережно приподнял ее лицо и попытался утешить девушку:

– Морган, сейчас ты, возможно, не захочешь со мной согласиться, но попробуй все же услышать и понять то, что я скажу. Ты молода, очень молода. Впереди у тебя вся жизнь. Такая женщина, как ты, наверняка полюбит еще, и не раз.

Но он понимал, что слова напрасны. Морган попыталась заговорить, и слезы хлынули снова. Том нежно поцеловал ее в лоб.

– Солнце уже высоко, малышка. Синклер будет здесь с минуты на минуту.

Уже у двери Том проговорил:

– И еще одно, Морган. Шон умер не на плахе, а гораздо раньше, в тот день, когда король окончательно разорвал отношения с папой. Человек, которого ты любила, не смог бы выжить в новом мире, созданном его правителем. Клянусь, смерть для него стала избавлением, он с радостью пошел на казнь.

Большая транспортная дорога, основная артерии Англии, все еще не просохла после весенних дождей. Повозка с имуществом Морган подпрыгивала на ухабах в самом конце маленького каравана. Путешественники старались двигаться как можно быстрее, поскольку Френсис Синклер опасался, что дожди могут вызвать наводнение раньше, чем они доберутся до Белфорда.

Свита состояла из двух слуг самого Синклера и двух девушек, которых Джеймс Синклер прислал для своей будущей жены. Френсис возглавлял процессию, следом за ним ехала Морган; в первый день они практически не разговаривали. И когда к вечеру добрались до Кеттеринга, Морган отчаянно сожалела, что не настояла на праве ужинать в одиночестве в своей комнате.

– Я знаю, что вы не желаете обсуждать это со мной, – без обиняков заявил Френсис, отрезав здоровенный ломоть мяса от бараньей ноги, – ни я очень сожалею о том, что случилось с Шоном О’Коннором.

Морган пристально посмотрела на него, рассчитывая обнаружить хотя бы тень иронии. Однако взгляд Френсиса был открыт и искренен. Ей не хотелось, чтобы Френсис все знал о ее делах, но их отношения с Шоном не были секретом при дворе. Кромвель, конечно, попытался скрыть ее участие в заговоре, но Френсиса не так-то легко было ввести в заблуждение.

– Шон погиб. Все кончено. И довольно об этом. – Морган опустила голову, делая вид, что помешивает соус в тарелке. Для нее, безусловно, ничего не закончилось и никогда не закончится, но она поклялась ни с кем не делиться своим горем.

– Напротив, – возразил Френсис, накладывая себе гору картофеля, – все только начинается. – Подняв бокал с виски в ее сторону, он продолжил: – Я, разумеется, имею в виду не О’Коннора, а религиозные проблемы в целом.

– Вы были правы с самого начала, – смиренно согласилась Морган. – Но я действительно не хочу это обсуждать.

Френсис кивнул:

– Конечно. И смею вас заверить, что вовсе не намерен сообщать Джеймсу все последние новости.

В своей скорби Морган даже не задумывались о подобной возможности. Узнай ее будущий муж, что его невеста хотя бы косвенно замешана в папистском заговоре с целью освобождения сэра Томаса Мора, он отказался бы от нее и попытался расторгнуть брачный контракт. Не то чтобы это ее беспокоило, но ей показалось забавным, что Френсис Синклер, так дорожащий фамильной честью, не взял на себя смелость отменить свадьбу, по крайней мере, до разговора с братом.

Однако, это мнение Морган оставила при себе, продолжая ковырять вилкой в тарелке, в то время как Френсис с аппетитом уничтожал свой ужин. Сказав все, что хотел, он, казалось, забыл о присутствии Морган. Она же украдкой изучала его, разглядывала массивные кисти рук, чисто выбритое лицо, широкие слегка покатые плечи, легкие морщинки вокруг глаз. Он, должно быть, много смеется, мельком подумала она. Может быть, и Джеймс окажется добрым и мягким, как рассказывал о нем Френсис.

Ее взгляд почему-то вернулся к рукам Френсиса. «Наверное, потому, – сказала она себе, – что я избегаю смотреть ему в глаза».

Следующий день выдался на редкость теплым. Девушке было жарко в ее темно-синем дорожном костюме, шелковая блузка прилипала к спине. Но она ни словом не обмолвилась Френсису о своих неудобствах. Лишь молча смотрела на его мерно покачивавшуюся впереди спину. Они приближались к следующему пункту, Ноттингему.

На третий день погода вновь испортилась, собирался дождь. Они уже миновали холмистые лесные пространства и двигались мимо полой, где кипела жизнь. Крестьяне от зари до зари трудились ради будущего урожая. Морган стала замечать окружающее, вдруг осознав, как далеко позади остались Лондон и Фокс-Холл. События последних дней развивались слишком быстро. Она даже не успела разобраться в своих чувствах.

И только теперь поняла, как сильно скучает и будет скучать по родителям, Тому Сеймуру, даже придворной жизни, хотя все интриги казались сейчас такими мелкими.

Через древние римские ворота они въехали в Йорк. Казалось, время не коснулось его стен. Морган восхитилась мастерством древних строителей. В самом городе кипела жизнь: купцы, ремесленники, мелкие торговцы спешили закончить свои дневные дела.

Путешественники пробирались сквозь толпу лоточников, домохозяек, попрошаек, потаскушек, нищих всех сортов, добропорядочных йоменов. Френсис направлялся в маленький, но вполне благопристойный постоялый двор под названием «Петух и чайник».

У порога Френсис помог Морган спешиться, и слуги тут же увели лошадей.

– Угодно ли вам посетить сейчас церковь? – спросил Френсис.

– Я бы предпочла сначала поужинать, – ответила Морган, ощутив голод впервые с того момента, как Шон оставил ее в монастыре Святой Урсулы.

Френсис пожал плечами:

– Можно и так. Думаю, стемнеет не скоро.

Морган ужинала у себя в комнате, как делала с того первого вечера. После Кеттеринга она удивилась было, почему Френсис так легко оставил ее в покое. Но один взгляд на Пег и Полли, ее новых служанок, все объяснил – они были не только прислугой, но и охраной. Впрочем, они казались довольно милыми, особенно Полли, та, что постарше. Морган не испытывала к ним никакой неприязни и решила со временем попробовать расположить их к себе. Верные слуги, как усвоила она при дворе, порой оказываются куда более ценными, чем золотые слитки.

Прошел целый час, а Френсис так и не появился. Морган начала испытывать нетерпение. Дождь прекратился, но уже смеркалось. Она мерила шагами комнату, время от времени останавливаясь, чтобы взглянуть в окно. Наконец, когда городские часы пробили семь, раздался стук в дверь.

– Готовы? – вместо приветствия произнес Френсис.

Морган кивнула и набросила плащ. Френсис любезно придержал дверь.

– Как поужинали? – дружелюбно спросил он, когда они направлялись к восточному входу в церковь.

– Неплохо, – ответила Морган, подумав, что Френсис пытается сломать барьер молчания между ними.

Наконец они остановились, и Морган, запрокинув голову, долго любовалась громадой собора.

– Западная башня высотой более двухсот футов, – заметил Френсис. – Видите большое окно? На него пошло около двух тысяч квадратных футов стекла. – И, заметив изумление в глазах Морган, продолжил: – Но окно «Пять сестер» с противоположной стороны еще более грандиозно.

Они вошли внутрь, и Морган задохнулась от восторга. Сводчатый потолок взмывал до небес, размеры храма словно подчеркивали духовное величие, бесконечность пространства и времени. Затем Морган разглядела «Пять сестер», величественное, но вместе с тем изящное витражное окно. Каждая из пяти частей, как объяснил Френсис, изображала разных святых. Морган не могла оторвать глаз от этого великолепия.

– Вы рассказывали, как это прекрасно, – прошептала она, – но красоту и величие этого словами не передать.

Френсис двинулся к хорам.

– Здесь есть восхитительные образцы шитья. Посмотрите, какая вязь.

Морган послушно последовала за ним и долго восторгалась гладкостью вышивки, сочетанием цветов и тщательностью работы.

На обратном пути Френсис хранил молчание, а Морган, напротив, забросала его вопросами о городе, его истории, особенно о забавных названиях улиц. Но он отвечал крайне сдержанно: да, городские стены построены еще римлянами; да, это один из крупнейших городов Англии; да, на этой узкой улочке с нависающими крышами когда-то жили мясники.

В гостинице Френсис любезно распрощался с Морган, и она долго в одиночестве сидела у пылающего камина. Но когда появилась прислуга с горячей водой для умывания, Френсис неожиданно возник на пороге.

Движением руки он отослал Пег и Полли. Когда девушки вышли, Морган нахмурилась: он стоял, привалившись спиной к двери, сдвинув густые брови.

– Сейчас мы всего в двух днях пути от Белфорда, – объявил он, медленно приближаясь к столу, за которым сидела Морган. – Когда мы окажемся в замке, физическая близость между нами исключена.

– Еще бы! – почти вскрикнула Морган. – Я вообще никогда не желала – как это вы сказали? – «физической близости» с вами!

Френсис с досадой отмахнулся:

– Ты не имеешь ни малейшего представления о своих истинных желаниях. Ты хотела бы, чтобы рыцарь в сияющих доспехах слагал баллады в твою честь.

Морган вскочила, сверкнув глазами.

– Я хотела вовсе не этого – я хотела Шона О’Коннора!

– Ты не хотела Шона О’Коннора, ты не хотела заниматься любовью с Шоном О’Коннором. – Он заговорил мягче: – Возможно, ты была в него влюблена, впрочем, и в этом я сомневаюсь. Ты готова доказывать, что будешь любить его вечно, но это не имеет значения. Что действительно имеет значение в данный момент, так это то, что мы упускаем свой шанс. Я понимаю, ты не могла сразу же улечься со мной в постель, но наше время истекает, а вскоре ты выйдешь замуж за Джеймса.

Морган была настолько потрясена, что едва могла говорить.

– Вы мелете чушь, Френсис Синклер! – злобно выдохнула она. – Я не хочу иметь с вами дело! И никогда не хотела!

В его серых глазах мелькнула усмешка.

– Я просто выбрал несколько грубоватый подход, только и всего. А ты бы предпочла долгие ухаживания и уговоры? Отлично. Я умею ухаживать, как и все остальное.

– Не надо за мной ухаживать; не прикасайся ко мне! – Морган отодвинулась подальше, оттолкнув стул.

Френсис положил ладони ей на плечи. Теперь он улыбался с тем лукавым выражением, которое делало его похожим на сатира. Он легко коснулся ее губами и замер, ожидая реакции.

– Ну что? Не будем царапаться, кусаться, драться? Ты настолько утратила боевой дух, что даже не попытаешься защитить свою честь?

– Я потеряла свою честь в саду Фокс-Холл, а свое сердце на берегу Темзы, – чуть слышно ответила Морган. – Делай что хочешь. Ты все равно это сделаешь, не важно, буду я сопротивляться или нет.

Френсис долго внимательно всматривался в ее лицо.

– Это вовсе не то, к чему я стремился.

– Что ж, ведь это не важно. Хотя для тебя должно бы иметь значение. Что подумают Пег и Полли?

Он пожал плечами:

– Наши слуги преданны и неболтливы, даже внутри семьи. Они хорошо вышколены.

Морган промолчала. Френсис продолжал разглядывать ее, не снимая рук с плеч. Она понимала, что он борется с собой, прикидывая, стоит ли рисковать ради такой безответной, равнодушной, пассивной женщины. Кроме того, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что он предпочел бы страсть или гнев в ответ – но подобное безразличие должно было погасить его влечение. Она действовала неосознанно и была обрадована, что ее инстинктивные чувства подсказали ей верную линию поведения в общении с Френсисом Синклером.