— Я видел Мак-Кэндлиша и должен признать, что он кажется каким-то непробиваемым, — ответил Алесдер. Он хотел успокоить Нелл, но сознавал, что его слова только все усугубляют. — Он сказал, что столько, сколько будут находиться путешественники, они могут пользоваться местом. За это они заплатили.

— Этот мужик — жулик! — воскликнул Тэлли. — Хотел бы я знать, сколько он с них за это содрал.

— По крайней мере он-то получил компенсацию, — мрачно пробормотала Нелл. — И можно поклясться, что он уже получил дотацию от ЕС за то, что не обрабатывает это поле. Он все время потешается над банком, а вот нам в конце концов придется объяснять какому-нибудь высокомерному банкиру-кредитору, почему люди не горят желанием пробираться через множество старых машин и немытых тел, чтобы добраться до нашего роскошного отеля. — Нелл повернулась к Алесдеру со страданием на лице. — Ах, Алесдер, может, вы хоть что-нибудь можете сделать?

После всех встреч и заключения сделок в течение последних шести месяцев они, наконец, стали называть друг друга по имени.

— Боюсь, что нет, Нелл. — Алесдер выразился очень точно, сожалея в то же время о сути своего ответа.

— Господи! Какого черта брать юриста, который не может пользоваться законом? — сердито вспылила она.

— Успокойся, Нелл, — пробормотал Тэлли. — Это вина не Алесдера. В конце концов, большинство гостей с Востока прилетают на вертолете, и им не нужно бежать через толпу отвратных путешественников. Господи, только взгляните, видите? Их стало еще больше. Их просто сотни!

— Боюсь — у ваших ворот волки, — с бессильным сочувствием заметил Алесдер.

— Они больше похожи на проклятых змей в траве, — возразила Нелл, отходя к подъездной дороге, не в силах стоять и смотреть, как еще одна процессия из дребезжащих машин подъезжает к их райскому уголку, созданному с такой заботой и тщанием.

ГЛАВА 7

Домашнее торжество перед открытием гостиницы на Талиске вынуждены были проводить за закрытыми дверями. К Страстной пятнице собралось столько путешественников, что внушительная коллекция старых машин, отчаявшись найти пристанище на поле Мак-Кэндлиша, теперь заполонила весь зеленый луг прямо у моста. Только узкая полоса шоссе осталась открыта для сквозного проезда, а так как путешественники со временем узнали, кому принадлежит черный «БМВ», каждый раз они встречали его богатым набором насмешек и мяуканья. Алесдер Макиннес истощил все способы судебного воздействия, какие только возможны, чтобы гарантировать персоналу гостиницы и ее гостям беспрепятственный и спокойный проход, но пачки бумаг с копиями решений суда мало что значили для бродяг-путешественников. Как разъяснял Алесдер отчаявшейся Нелл, они в конце концов никому не причинили никакого физического вреда; просто они сделали приезд и отъезд с острова делом не слишком приятным. А кроме того, путешественники распространили зловоние, и Килиш уже перестал быть таким сказочно прозрачным, как прежде. Течение пролива было то сильнее, то медленнее — в зависимости от прилива и отлива, — но он не мог совладать с волной свежих стоков из лагеря путешественников.

— Ну, старина, — говорил, растягивая слова, пробивший себе дорогу Дэйвид Гедалла, приветствуя Тэлли на большом вымощенном дворе замка. — Тебе наконец-то удалось заловить своих кредиторов.

— Да-да, — отвечал Тэлли, быстро отступая назад, как делали обыкновенно друзья в Сити. — Mea чертова culpa[15]! Каков бардачок! Похож на Алькартрас, верно? Ну, что ж, во всяком случае, эта тюрьма выглядит более комфортабельной. Пойдем взглянем на твою камеру. Если Кэролайн понравятся твои мускулы, у тебя появится шанс добиться успеха, забив мяч.

— Отказываюсь от такого необыкновенного способа охоты, — весело ответил Дэйвид, идя следом за другом по главной лестнице. — У меня уже в работе другие планы, — добавил он так тихо, что Тэлли не расслышал.

— Вида на море не получишь, пока не заплатишь за это, сколько положено, — сообщил Тэлли, открывая дверь в комнату Дэйвида на втором этаже. — Боюсь, что тебе это покажется немного неинтересным.

— Ого! — Дэйвид даже присвистнул в восхищении, когда вошел. — Немного скучновато, конечно.

Ему отвели единственную сдаваемую клиентам комнату, из которой не открывался вид на пролив. Она располагалась над квартирой Тэлли, которая помещалась над кухней, но, чтобы компенсировать отсутствие развлечения для глаз, внутри Нелл обставила и украсила ее с особенной заботой. Одна из оригинальных кроватей с пологом, на четырех ножках, была перенесена сюда с нижнего этажа и полностью отреставрирована; резные дубовые стойки украшали позолоченные листья и ярко-голубые занавеси, заканчивающиеся вверху балдахином, сплетенным из золотой тесьмы. Тут стояли ярко-голубые, с золотой набивкой на ткани кресла, окружавшие красивейший инкрустированный стол из розового дерева с вазой с весенними цветами. Из той же ярко-голубой ткани были сшиты занавеси на окнах, богато украшенные кистями и обшитые золотом, чтобы как-то смягчить и заключить в раму суровый скалистый ландшафт за стеклом — с травой и голыми застывшими деревьями. Стены, покрашенные не кистью, а валиком, были бледно-зеленого цвета, с фризом[16], который Лео нарисовал кистью, — изображение скабиозы волнистой линией тянулось на уровне головы по всем стенам комнаты. Эта комната была элегантной и покойной, и она вызвала восхищенный свист Дэйвида.

— Чувствую здесь руку Нелл, верно? — поинтересовался он.

— Да, девушка помешалась на полевых цветах, — сказал Тэлли, указывая на орнамент на стене. — Она все комнаты обозначила по названиям цветов, которые цветут на острове, а это ее любимый — скабиоза. Она называет его эмблемой Талиски. Лео тут недели провел, вырисовывая в каждой комнате фризы. Он так устал от этого, что еще и не приступал к картине на стене по моему заказу в спортивном зале. Может, ему все равно, но на его месте, после всех этих лепестков и ростков, я бы с удовольствием порисовал для разнообразия обнаженное женское тело.

— А ты, Тэлли, все такой же мещанин, — заметил Дэйвид, открывая дверь в ванную. Там все было в зеркалах с золотой каймой по краю; стены выложены белым кафелем, с таким же, в голубые цветочки, фризом по периметру стен; на ванне и раковине золотом сверкали различные краны. Дэйвид дотронулся пальцем до двери душа, сделанной из матового стекла, с гравировкой эмблемы отеля.

— Есть тоже такое прекрасное растение под названием «экономия», которое в этих местах произрастает, но я уверен, что ни одну комнату его именем не назвали.

Тэлли ужаснулся:

— Просто уверен, что не назвали! Ведь тут больше подходит цветок под названием «расточительство»!

Дэйвид засмеялся:

— Что же, если оно у вас есть, выставляйте его, заманивайте людей. Между прочим, как Нелл? Вы еще спокойно друг с другом разговариваете?

Тэлли скривился:

— Почти что. У нее отличное настроение. Эти дни она в своей стихии, помогает шефу в кухне. Наверное, это истинная любовь. Никому бы не удалось удержать ее вдали от этого места.

— Что ты говоришь?! — Дэйвид вопросительно поднял брови и покусал нижнюю губу, размышляя. Что-то пришло ему на ум, он задумался. Через какое-то время он спросил: — Так, значит, никаких сожалений, Тэлли?

— Нет, в самом деле — никаких. Особенно сейчас, когда я познакомился с Либби Кокс. Рад признать, что она немножко поднимает температуру. В обед ты ее увидишь. Она одна из официанток — та, что с удовлетворенной улыбкой! — Тэлли сделал неприличный жест и, хихикая, направился к двери. — Распаковывайся. Напитки в баре в семь тридцать. Надеюсь, у тебя тоже будет удовлетворенная улыбка, когда ты поедешь назад.

— Вот над этим я и поработаю, — отозвался Дэйвид.

Первый этаж гостиницы был предназначен для семьи Маклинов, многочисленной и разнообразной, и Нелл беспокоилась, как уживутся родительские пары. Кроме одной странной и неожиданной встречи, Дональда и Айэн более пятнадцати лет не жили под одной крышей. Нелл и Тэлли хотели отменить приглашение Доксисов на официальное открытие на Пасху, но потом решили, что те могут быть справедливо обижены, что их не позвали на семейное торжество. Так что они пошли на авантюру, поселив Айэна с Сайнед в «Диком ирисе» — самом большом и самом роскошном апартаменте с бронзой и позолотой — на одном конце замка, а Гэла с Дональдой в комнате с арочным потолком в древней башне на другом конце, надеясь, что она отвечает страсти Гэла к «истории».

— Найниэна и бабушку Кирсти мы поселим в двух комнатах рядом, — сказала Нелл, делая себе пометки. — Они должны ужиться.

— А вот в столовой нам нужно посадить их как можно дальше друг от друга, — добавил Тэлли. — Я не хотел бы, чтобы в середине обеда полетели во все стороны мои викторианские перегонные аппараты.

— Давай-ка надеяться, что они будут под таким впечатлением, что за неделю не посмеют перейти границы приличия, — вздохнула Нелл, суеверно перекрестив все пальцы, какие сумела. Одна только мысль о матери заставляла ее чувствовать себя все еще маленькой, невоспитанной девочкой.

— Ладно, они, черт возьми, обязаны быть хорошими гостями, — сказал Тэлли. — Во всяком случае, отец не может ворчать по поводу вин, раз он сам помогал мне их отобрать.

По счастью, погода в начале апреля выдалась теплой, ясной и солнечной. Бабушка Кирсти встретила Айэна, Сайнед, Наэм и Найниэна в аэропорту Глазго и присоединилась к ним, чтобы долететь до Талиски чартером на вертолете, а это значило, что они смогли избежать встречи со сбродом у ворот. Сооружение площадки для вертолета сейчас было закончено, она тянулась вдоль ограды сада на зеленой прибрежной полосе, по-галльски называвшейся «мачер». К дому от нее вела новая гравийная дорожка с четверть мили. Тэлли погрузила Айэна, Сайнед, Кирсти и багаж в «БМВ», а Нелл приветливо улыбалась с водительского места вездехода, пока взбирались и рассаживались возбужденные сводные брат и сестра, говорившие оба разом.

— Эти вертолеты просто круче некуда. Хотелось бы мне иметь такой в Лондоне, — восхищалась Наэм.

— Я насчитал тридцать три оленя, которые бежали по холмам, — кричал Найниэн ломающимся тенором. Сейчас он не посещал занятия хора, ожидая, пока кончится ломка голоса. — И мне кажется, что я видел золотого орла. Могут у орла быть золотые перья, Нелл?

— Да, очень даже могут быть, Найниэн. И с вами тоже очень приятно встретиться, — сухо ответила Нелл, втайне довольная тем, что на двух избалованных лондонских подростков Талиска и Северная Шотландия произвели такое сильное впечатление, что они забыли даже, как здороваются.

— Это просто чудо! — воскликнула Наэм. — Это настоящий замок? И у него есть подъемный мост и все такое?

Нелл затормозила следом за «БМВ» у парадного входа в гостиницу:

— Такого мостика нет, но в замке сохранились старые уборные. Правда, мы их почистили немного и, конечно, навели на них, глянец.

— Нуу! — надула щеки Наэм. — Кто же захочет пользоваться средневековой уборной?

— Некоторым это нравится, но в ваших комнатах обычные удобства с низким сиденьем, так что у вас все — о’кей. — Нелл открыла двери. — Я покажу вам, где вы будете спать, когда устрою бабушку Кирсти. А пока осмотритесь здесь.

Она почти побежала туда, где ее отец, мачеха и бабушка остались в ожидании выгрузки багажа.

— Бабуля Кирсти! Добро пожаловать на Талиску! — закричала взрослая внучка, широко раскинув руки.

Для Нелл приезд бабушки на целую неделю был самым важным. Она жаждала одобрения бабушки, как сухая земля жаждет влаги.

Кирсти тоже очень тепло ее обняла, сказав:

— Как я рада видеть тебя, моя малышка Нелл! Очень, очень рада!

Никто, кроме бабушки, никогда не называл ее «малышкой», и за это Нелл любила ее.

— Как мне хочется тебе все-все рассказать, бабуля. Ты очень устала от дороги?

— Конечно, не устала, — отрезала Кирсти. — Всего-навсего короткий прыжок. Но по мне, они очень шумные, эти машины. — Она повысила голос, чтобы перекрыть шум улетающего вертолета.

— Как тут моя девочка? — загремел Айэн Маклин, сердечно целуя Нелл. — Выглядишь прекрасно, надо сказать по размышлении.

— О чем размышлять? — засмеялась Нелл, целуя отца. — О чрезмерных превышениях кредитов?

Тэлли вынимал сумки из багажника.

— Вы видели путешественников по ту сторону моста? — спросил он. — Они просто инфернально надоедливы. Кажется, мы не в силах их отсюда выставить.

Это нелепо, — сказала Сайнед. — В самом деле это ужасно. Но не обращайте внимания — мы не позволим им испортить нашу встречу. Нам не нужно ходить где-то от них близко, вот и все. Боже мой, Тэлли, это место просто сказочное.

Сайнед стояла, пристально глядя на пролив, который в лучах солнца блестел серебристой голубизной, разрезанной и разграфленной темными полосами течения и мелкими барашками от ветра; ее рыжие волосы тоже развевались на ветру. На ближнем бледно-зеленом мачере колыхались, двигаясь, волны трав, посреди серых скал и черных морских водорослей, устремляясь вниз, носились с криками чайки и бакланы. Казалось, пролив уходит в бесконечность; только еле заметная размытая полоса розовато-лилового цвета указывала, где же море уступило место небу. На северо-западе маячили острые вершины горы Морверн, похожие на кабаньи клыки, а на юге, где береговая линия отражала солнце, заснеженные вершины выныривали из сверкающих лугов и цепи искрящихся бело-песчаных пляжей, исчезая в отдаленной весенней дымке. Как сказала Сайнед, зрелище было воистину сказочным.