— Да, мы получили открытку — фото какого-то худющего грязного гуру и подпись, что это случится с нами, если мы бросим пить виски.

— Ох, ему это не грозит. Побыть с вами — вот что ему на самом деле нужно, но я никак не могу его отозвать оттуда. — Сайнед помолчала, а потом продолжала говорить, но уже с сильным ирландским акцентом:

— Боюсь, я должна тебя попросить еще об одном одолжении, Тэлли. И уже жду, что ты меня там проклинаешь.

«Действительно, — подумал Тэлли, — вот это семейка!»

— Нет, не прокляну, проси дальше, — отозвался он вежливо.

— Ты для меня зарезервировал комнату с двумя кроватями, верно?

— Точно. То, что ты просила. А что, приедешь с любовником? Хочешь сменить на двухспальную?

— Нет, что ты! Просто одна моя очень близкая приятельница недавно овдовела, и я очень бы хотела, чтобы она приехала со мной. Ей сейчас нужно сменить обстановку, и я подумала, что Талиска — это как раз то место, где она придет в себя. Беда в том, что ваши цены она не осилит. И я подумала, что, если она будет со мной жить, не сможешь ли ты представлять ей половинные счета за питание и все остальное, не ставя ее в известность, чтобы не смущать? Что ты на это скажешь?

Тэлли прикрыл ладонью телефонную трубку и вздохнул. И это в то время, когда он может при двойной оплате поселить двоих в комнате! Но что он может сказать?

— Все будет отлично, Сайнед. В конце концов, ты, оказывается, не такая уж злая мачеха, а? И кто же эта безутешная вдова?

— Ох, она не безутешная, она жизнерадостная дама, но сейчас она, конечно, немного подавлена. Ее зовут Элисон Грант. Ее муж был профессором зоологии в университете в Глазго и учился в школе с вашим отцом. В мае он перенес инфаркт и так и не выздоровел. Значит, я ее приглашу. Она хочет встретиться со мной, чтобы сходить на выставку Ван Гога в Глазго, а потом мы вместе поедем в Оубен на поезде. Ты нас встретишь? Великолепно! Благодарю, Тэлли.

В самом деле, Элисон Грант оказалась высокой, стройной, со следами былой красоты женщиной, пшеничные волосы которой потускнели, стали цвета дымчатого топаза, а голубые глаза утратили прежний блеск. Но она была далека от апатии, а Талиска ее очаровала. За первые два дня Элисон Грант обошла весь остров, изучив каждый его уголок, а на третий вечер объявила, что в роще шотландских сосен водятся кабаны.

— В корнях деревьев лежбища, на стволах видны царапины — метки, где они терлись клыками. Но едва ли вы когда-нибудь увидите самих животных, потому что они выходят только ночью.

Найниэн чувствовал себя на седьмом небе от счастья, услышав ее слова.

— Давайте организуем наблюдение, — закричал он, дрожа от предвкушения в первый раз увидеть диких кабанов. — Я сегодня же ночью отправлюсь!

— Думаю, будет лучше, если ты при дневном свете сначала обследуешь весь участок, — предложила Элисон. — Потом уж ты сможешь понять, где проходят их тропинки, в какую сторону дует ветер, и в удобном месте устроишь пункт наблюдения. Мы с Фрейзером часто это делали.

По ее лицу пробежала тень грусти, когда она это говорила, и Найниэну стало не по себе — так, как бывает, когда молодость сталкивается со смертью и связанной с ней печалью.

— А почему бы вам тоже не пойти? — вдруг предложил он. — Мы можем взять с собой еду и сделать стоянку. Будет классно!

Элисон с удивлением посмотрела на подростка. Найниэну было пятнадцать — он был в том возрасте, когда мальчики неохотно общаются с дамами, которые годятся им в бабушки. Она благодарно улыбнулась и покачала головой.

— Нет, нет. Тебе совсем не хочется брать меня с собой. Позови сестру или кого-нибудь помоложе.

— Наэм? Да она же кабана от тюка сена не отличит, — язвительно произнес Найниэн. — Она возьмет плейер и будет все время слушать Майкла Джексона. Ну, пожалуйста, пойдемте со мной. Держу пари — вы все знаете о кабанах и сможете мне рассказать об их повадках и показать самое лучшее место, чтобы за ними наблюдать.

— Да, это я могу. — Элисон перевела взгляд на Сайнед, чтобы узнать ее мнение, и та ей одобрительно кивнула. — Ну что ж, тогда все в порядке. Должна заметить, что мне очень хочется пойти с тобой — если только ты не заскучаешь в обществе пожилой дамы.

— Вот уж нет, — заверил ее Найниэн. — Я никогда не скучаю с пожилыми дамами. Моя бабуля — старушка просто класс. Знаете, она жила здесь, когда была еще ребенком.

Как все взрослые люди, Сайнед резко возразила, когда ее сын назвал Элисон пожилой дамой, но ее приятельница приняла это спокойно, понимая, что для пятнадцатилетнего пятидесятипятилетний человек на самом деле старый.

С воодушевлением в голосе Элисон Грант сказала Найниэну:

— Мои сын Росс, точно как ты, Найниэн, интересовался животными и любил ухаживать за ними. Как и отец, он был страстным фанатиком. Сейчас он стал ветеринаром.

— Я тоже хочу быть ветеринаром, — заявил с энтузиазмом Найниэн. — Но чтобы поступить на ветеринарный факультет, нужно много заниматься и получить оценки выше, чем на медицинском.

— Конечно, это правильно, — согласилась Элисон. — Фрейзер всегда говорил, что животные заслуживают лучших докторов, чем люди.

— Будучи зоологом — ему ли это было не понимать! — воскликнула Сайнед.

— Он был прав, — горячо сказал Найниэн. — Животные заслуживают самого пристального внимания людей.

— Теперь я окончательно убедилась, что мы с тобой будем отличными наблюдателями за кабанами, — улыбнулась Элисон, как не улыбалась уже много месяцев. — Буду с нетерпением ждать, когда мы с тобой отправимся.

На следующий вечер, когда все остальные гости наслаждались обедом Калюма из пяти блюд, Элисон с Найниэном уже устроили себе пункт наблюдения под кустом рододендрона у сосновой рощи, захватив с собой термос с кофе и сандвичи из солодового хлеба.

— Я взяла с собой вот что, — прошептала Элисон, вынимая из кожаного чехла бинокль. — Это Фрейзера. Он всегда его брал для ночных наблюдений. У бинокля инфракрасные линзы, так что в темноте лучше видно.

— Великолепно, — прошептал Найниэн. — Можно взглянуть?

Минут двадцать он изучал с помощью бинокля все вокруг, когда его толкнула Элисон и указала на нору среди корней ближайшего дерева. Даже в ночной темноте была отчетливо видна появившаяся оттуда голова кабана с черно-белыми полосками.

— Это кабан-самец, — пробормотала Элисон. — Он вышел на разведку, проверяет, спокойно ли вокруг.

И точно, через несколько минут появилась вторая голова, потом вынырнуло серое туловище, и они пробежали по площадке, которую кабаны заботливо вырыли за несколько ярдов от входа в нору. Пока они осматривали все вокруг, два подсвинка, уже доросших до половины размера родителей, барахтались в полумраке, обнюхивая друг друга и повизгивая. Минут десять семейство кабанов не уходило от своей норы — опорожняясь, потягиваясь и тихонько, осторожно принюхиваясь. Элисон так хорошо выбрала место для укрытия, убедившись, что оно с подветренной стороны и достаточно удалено, что кабаны не заметили их.

— Они намного больше, чем я думал, — выдохнул возбужденно Найниэн. — И намного красивей.

Взрослые кабаны были размером с таксу, но другой формы и еще отличались своими знаменитыми полосатыми головами, длинными чувствительными носами с розовыми пятачками, черными животами и странно пятнистыми серо-белыми боками. «Будто куриная грудка или рыба, посыпанная свежемолотым перцем», — сравнил про себя Найниэн.

— Каждая щетинка на спинке белая, с черной полоской у самого кончика. Вот из-за этого она на вид как бы трехмерная, — прошептала Элисон. — Ты теперь понял, почему мой муж столько времени провел, наблюдая за ними? Удивительно, что это семейство диких кабанов, и не маленькое, живет в нескольких ярдах от гостиницы, а никто даже не знает!

— Они уходят, — сообщил Найниэн, следя в бинокль ночного видения, как секач повел прочь подсвинков и свинью по хорошо заметной, но очень узкой тропинке, направляясь к лугу, где пасли коров.

Когда они скрылись из виду, Элисон приподнялась, присела и потерла онемевшие икры:

— Ох, теперь лучше. Для таких дурачеств я сделалась старовата.

Найниэн не обратил внимания на такую, по его мнению, ненужную помеху в их наблюдениях.

— Куда же они подались? — спросил он, думая о своем, почти нормальным голосом, раз кабаны уже ушли. — Можно нам пойти за ними?

— Но я не смогу. Сейчас уж точно не пойду, — ответила Элисон. — Они будут искать себе еду, а ты можешь на них наткнуться и напугать. Они будут рыть землю, ловить и есть лесных мышей и полевок, плоды и траву. По своим привычкам в еде они довольно похожи на нас, всеядные, как называл их Фрейзер.

— А захотят они есть то, что мы для них принесем? Можно ли их приручить? — допытывался Найниэн.

Элисон засомневалась:

— Даже не знаю. Они очень опасаются людей, и не без причины. Знаешь, ведь их травят собаками из спортивного интереса. Для этого собак даже специально натаскивают. Кое-где это еще делается, как мне известно. Или же их убивают из-за щетины, а то и просто потому, что люди их боятся. До недавнего времени считали, что они разносят столбняк и туберкулез. Человек — это единственный их враг, и, конечно, собаки их постоянно пугают. Но если ты будешь делать это постепенно, возможно, ты их приручишь.

— А чем мне их подкармливать?

— Они едят почти все. Хлеб, молоко, даже орехи и яблоки. Все свежее и привлекательное по вкусу и запаху.

— Этим я и займусь, — заявил мальчик. — Я попытаюсь приручить их, чтобы они брали еду у меня из рук до того, как уеду из Талиски.

В слабом свете звезд зубы Элисон блеснули.

— Это вызов, — кивнула она ободряюще, поднялась и выпрямилась.

А Найниэн продолжал мечтать:

— Может, я смогу приучить их подходить к гостинице после обеда. Людям может понравиться наблюдать, как они едят, правда же?

— Конечно, если они их не будут бояться. А тебе нужно позаботиться, чтобы в течение дня их в норе никто не беспокоил. Если это случится, они уйдут. И как раз это я сама собираюсь сделать.

Элисон подняла подстилку, на которой сидела.

— Ты оставайся и понаблюдай, как они вернутся. Внимательно следи в бинокль и дашь мне знать, что увидишь. Сейчас самое время старушкам ложиться спать.

— Но вы не старушка, — любезно возразил Найниэн, тоже вставая. — Вы просто класс! Спасибо большое, что вы показали, как все надо делать, и рассказали мне о диких кабанах.

Как ей быть, Элисон не знала — если его крепко обнять, не смутится ли он от чрезмерно бурной реакции, но сама почувствовала, что прослезилась, и сказала с чувством:

— Это было очень интересно. Самое лучшее, что произошло за время моего пребывания в Талиске.

Элисон Грант не стала ему объяснять, что это самое лучшее, что случилось с ней со дня смерти мужа, или что он вернул ей доброту и будущее. Трудно было бы это понять пятнадцатилетнему. Но сама она осознала все это и почувствовала, что с плеч спал тяжелый груз сомнений.


Вовсе не Клод, а Финелла вновь появилась на Талиске. Нелл не подозревала, что та здесь, пока не вышла в бар (чтобы с пылом и страстью исполнить свою роль хозяйки), одетая в одно из своих, теперь уже многочисленных, элегантных черных платьев. К нему Нелл надела ювелирные украшения из перламутра, которые купила в Глазго в бутике.

Держа в руке бокал джина с тоником, одетая в облегающее платье из красного кашемира, Финелла сидела у стойки бара.

— Нелл, дорогая. Как поживаешь? Что на тебе — от «Батлера» или «Уилсона»?

Чувственный голос и экзотическая фигура ошеломили Нелл, и она явно оторопела, но быстро пришла в себя и улыбнулась, хотя и немного нервно.

— Финелла! А мне никто не сказал, что ты здесь. Должна тебе сказать, что, когда видишь такую, как ты, глазам не веришь.

— Я здесь всего с полчаса. И эти полчаса прошли для меня великолепно, как всегда. Я в этой вашей средневековой комнате — «Вереске», так она называется, по-моему. Господи, там изумительно!

Нелл кивнула Тони, чтобы он налил ей белого вина, как обычно.

— Можно я тебе еще бокал закажу? Ты здесь одна? — спросила она у Финеллы.

— Да, пожалуйста, я одна. Вся одинокая и охладевшая. И это в такой фантастической постели с балдахином — просто стыд. Возможно, ты сможешь послать мне кого-нибудь составить компанию. — И она указала на Тони, который ставил на место бутылку с джином. — Он выглядит очень даже ничего.

Нелл вздернула бровь. Никогда она не могла понять, шутит Финелла или говорит серьезно. Она поняла, что любовный роман модельера с Клодом был из той серии случайных приключений, которыми она наслаждалась с тех пор, как довольно суматошно развелась с эдинбургским архитектором, но подозревала, что Финелла не настолько беззаботна и даже, может, втайне ищет себе «пару».