Финелла поняла, что лучше не настаивать. Она одарила его самой соблазнительной улыбкой и, прожурчав: «Тогда доброй ночи», — закрыла дверь.

«Ты заслужила медаль, — сказала она сама себе, падая на постель с большим разочарованием и ощущая все свои эрогенные зоны. — Или по крайней мере за хорошее поведение тебе надо уменьшить возраст на год».

Тэлли был и польщен, и встревожен. Он ведь соблазнился — Боже, он соблазнился! В этой Финелле было что-то чрезвычайно манящее в постель. Она не делала тайны из своей потребности в телесных радостях, недвусмысленно выставляла напоказ желание их заполучить, когда ей этого захотелось, и даже, видимо, гордилась своей неразборчивостью. Так почему же он не поймал яблоко и не умял его весело? Из-за Флоры — вот почему. Что он особенно в ней любил — это святую простоту Флоры, но это была именно та простота, которая означала, что, если он переспит с кем-то еще, она не переживет этого. Конечно, точно так же, как она изменяла Маку почти каждодневно, ей тоже можно было изменить, и она могла бы этого не узнать. Но Тэлли не мог рисковать: Флору он любил и не простил бы себе, если бы сделал ей больно. Это было для него новым ощущением — удержаться от соблазна, но его можно было и пожалеть, ибо роскошная, сочная плоть Финеллы, таким образом, должна была остаться не вкушенной.


Тем временем Нелл ругала себя за то, что была такой дурочкой.

— Что это со мной все время творится? — бормотала она, сердито промокая носовым платком заплаканное лицо. — Все время плачу.

Всякая малость выводила ее из себя: печальная история в газете, малейшее возражение со стороны кого-нибудь из прислуги, какая-либо воображаемая критика в свой адрес — вроде сегодняшней. На самом деле — не произошло ничего такого, чтобы выходить из себя. Импульсивно она разделась и стала, голая, перед зеркалом. Грудь упругая и округлая, как яблоки; задница была теперь маленькая, без ямочек. Но сколько еще надо над собой поработать! Нервным движением Нелл провела по телу руками, чувствуя все выступы и выпуклости. О Господи, какой у нее живот! Он же огромный! Должно быть, из-за обеда, который она только что съела! Она переела!

Нелл вбежала в ванную, опустилась на колени около туалета и сунула пальцы в рот. Тело скрючилось, резко пахнуло кислым, когда рвота прошла через больное горло и обожгла его, но боль она приветствовала (так же, как приветствовала запах, который когда-то был ей так неприятен), а особенно — ликующее чувство освобождения желудка. Ничего не было приятней этой удивительной, эйфорической пустоты, которая наступала после того, как она выбрасывала из желудка всю пищу.

— Должна заметить — вид поучительный, — низким голосом произнесла Финелла, вложив в интонацию долю сарказма. — Вот она, нагая и бесстыдная, поклоняющаяся богу крепитации[32].

Она прислонилась к дверной раме, все еще одетая в соблазнительное платье. Не говоря ни слова, Нелл схватила полотенце и обернулась им. Глаза у нее покраснели, она еще ощущала в носу желчную горечь, которая обжигала слизистую. Она смотрела на незваную гостью уничтожающим взглядом.

Финелла, играя, покачивала на золотой цепочке маленький черный кожаный кошелек.

— Я забыла сумку, — сказала она безразличным тоном. — Ты не отвечала на стук, дверь была открыта, и я пошла.

— Наверное, я отравилась, — оправдываясь, пробормотала Нелл. — Внезапно я не смогла сдержаться и утерпеть, и меня вырвало.

Финелла дотянулась до махрового халата, который висел сзади на двери ванной, и подала его Нелл.

— Поделиться со мной не хочешь? — сердечно спросила она. — Только не морочь мне голову насчет отравления. Я точно знаю, чем ты отравилась — и это не бактерии и не вирусы. Настоящее название этого недуга — булимия. «Булимия при неврозе» — таково его название. Только никакой это не микроб, это болезненное состояние.

Финелла вышла следом за покорной Нелл из ванной комнаты и присела с ней на диван.

— У тебя такой вид, что ты вот-вот умрешь, — сказала она Нелл спокойно. — Не можешь никак осознать, куда это тебя ведет? Я так понимаю — тебя каждый день рвет, верно? Вначале наедаешься, потом тебя рвет — так?

— Да нет, конечно, — горячо возразила Нелл. — Меня вдруг затошнило, вот и все. Ничего общего с нервами или о чем ты там говорила. Боюсь, что, когда шпионишь, всякую грязь доведется увидеть.

Она холодно взглянула на Финеллу, а потом вдруг встала и кинулась назад в ванную. Раздался звук спуска воды, потом снова стал заполняться бачок. Вернувшись, Нелл подошла к двери спальной комнаты и открыла ее:

— Утром все будет в порядке. Просто я очень устала. Благодарю тебя за участие, но я в нем не нуждаюсь.

— О’кей, если именно так ты все хочешь изобразить. — С виноватым видом Финелла поднялась, прошла через всю комнату. — Но только помни, когда ты решишь, что тебе нужна помощь, я знаю, где ее можно подучить. И нечего этого стыдиться. Знай — ты не одинока.

— Спокойной ночи, Финелла, — с твердостью в голосе сказала Нелл, держась за ручку двери.

— Доброй ночи, Нелл. Помни о том, что я тебе сказала.


На следующий день Нелл получила письмо от «Горячего Гриля».

«Дорогая Нелл!

В этом году подготовить специальную программу на Рождество попросили «Горячий Гриль», и у меня для тебя с братом есть предложение. Кэролайн Когин рассказала мне, что ваш отель может быть идеальным местом, в котором можно записать пиршественную часть программы, и, конечно, твое знание тонкостей телевизионной, работы должно послужить дополнительным преимуществом.

Что ты скажешь на это? Возможно, мы с директором приедем на разведку и для обсуждения этого предмета. Сможешь ли ты зарезервировать нам комнаты для этого на 29–30 августа?

Я с нетерпением хочу узнать твою реакцию. Нам очень не хватает твоего остроумия и иронии. Не хочешь ли ты придумать крутой вариант для специальной программы?

Всегда твой, Патрик».

Под кривой подписью было отпечатано и подчеркнуто полное имя продюсера — Патрик М. Койнингэм.

От этого жеманного написания имени Нелл прямо передернуло — она его узнала. Эта буква «М» второго имени всегда вызывала догадки в команде телевидения. Патрику нравилось заставлять людей думать, что за этой буквой скрывается пристойное имя, вроде — Мэйнард или Мэндерстон, но однажды, на вечеринке в конторе, его секретарша выдала, что за этим не стоит ничего претенциозного: самое заурядное имя, Майкл. «Горячий Гриль» теперь казался Нелл другим миром, забытым миром лживо-драгоценных «я» и диких темпераментов, где в океане амбиций быстро исчезала любая капля доброты. Мысль о том, что Гордон Гриль будет каламбурить здесь, на острове, бубня про его удаленность и пренебрежительно прохаживаясь по его красотам, заставила ее решиться еще раз прогуляться, как это назвала Финелла, «к богу крепитации!» Нелл заглянула в словарь и узнала, что это слово обозначает «выброс ядовитой жидкости насекомыми, в основном жуками». Значит, Финелла считает ее, Нелл, кем-то вроде маленького ползающего создания? А все-таки, невзирая на то, в качестве кого она на земле существует, что же ей делать с этим Патриком «Макиавелли» Койнингэмом?

Тэлли, прочитав письмо, как и можно было предположить, не стал с ходу отбрасывать эту идею:

— Нам нужно по крайней мере увидеться с ними, потолковать, — сказал он. — Это может быть отличной, рекламой для нас.

— Спроси у Калюма, что он о «Горячем Гриле» думает, — предложила Нелл, — и о Гордоне Гриле в особенности. Может, он захочет уволиться, если узнает, что где-то недалеко от его кухни прохаживается отъявленная гадина.

Но, к удивлению, и Калюм не отказался от этого предложения. Если для самодовольного ведущего он ничего не нашел, кроме насмешки, то согласился с Тэлли, что реклама должна получиться сверх всех желаний, и добавил к тому же:

— Если держишь ресторан, то не можешь быть чересчур уж разборчив в тех, кто в нем ест.

— Клиент всегда прав, так, что ли? — презрительно усмехнулась Нелл, сообразив, что со своим мнением осталась в одиночестве. — Но Гордон Гриль — не клиент, он паразит. Он высмеет всех и разволнует прислугу. По-моему, игра не стоит свеч.

Но ее не послушали, и было решено, что на заказанный уик-энд продюсеру и директору нужно зарезервировать комнаты.

— А если они думают заполучить их за так, — пробормотала Нелл мрачно, — по приезде им придется распроститься с этой мыслью.

Прежде чем уехала Финелла, решили, что через три недели она может вернуться с тремя манекенщицами и фотографом делать фото для каталога, а показ кашемира назначили на первый уик-энд декабря.

— До этого времени богатые люди не любят думать о Рождестве, — утверждала Финелла. — Большие транжиры не должны делать покупки заранее.

Ни она, ни Нелл словом не обмолвились о том, что произошло между ними накануне вечером, но без ведома Нелл Финелла попросила Тэлли дать ей телефон Алесдера Макиннеса. Тэлли в этом ничего ужасного не усмотрел и дал ей его.


— А кто этот Гордон Гриль, о котором все так оскорбительно говорили? — поинтересовалась Джинни днем, сидя с Калюмом в прохладной кухне их крошечного двухкомнатного домика. Они пересматривали рецепты и поваренные книги, составляя сентябрьское меню.

— Ничего важного он из себя не представляет. Всего-навсего телеведущий, в котором больше высокомерия, чем обаяния. Хотя программа его хорошая, и многие ее смотрят.

Калюм подчеркнул что-то в записной книжке и поднял глаза:

— Это меню намного важней. Нет у тебя каких-нибудь австралийских идей, чтобы можно было немножко изменить блюда?

Джинни задумалась, щурясь на солнце.

— Ну, я думаю, только «Павлова». Я не заметила, чтобы ты делал что-то по такому рецепту.

Калюм сделал гримасу:.

— «Павлова»! Большой вклад в «высокую кухню» полного антипода! Я всегда думал, что этот десерт на вкус похож на резину.

— Не будет похож, если его сделать, как делала моя мама. Ее блюдо было похоже на лебяжий пух, в точности как и должно быть. Знаешь, его так назвали в честь балерины Анны Павловой, потому что ее коронный номер был «Умирающий лебедь».

— Так вот почему оно родом из антиподов!

— Потому что, когда она делала турне, кто-то приготовил его в ее честь. Это вроде Нелли Мельбы наоборот — знаешь, та ведь уехала из Австралии, чтобы петь в Европе. Так вот, кто-то приготовил «Персик Мельбы» в ее честь, потому что, говорят, она сладко пела. Десерт — сливочное мороженое с клубничным пюре.

— Да знаю я, что такое «Персик Мельбы»! — Калюм был слегка задет. — Так, и как ваша дорогая старая Шейла, мамочка, делала такой десерт вроде пуха?

Джинни вскочила:

— Если хочешь, покажу.

— Как, сейчас? Давай передохнем. Весь день готовили! — запротестовал Калюм.

— А я-то думала, что ради нового рецепта ты на все готов! Ну-ка, поднимайся, ты, ленивый шотландец. Тут яиц достаточно, мы быстро сделаем.

— Ну что ж, ладно. Я наблюдаю — работаешь ты, — заворчал Калюм, кладя ноги на кухонный стол, а потом с равнодушным видом качаясь на задних ножках стула, но в его глазах светился явный интерес.

— Весь секрет в том, что перед тем, как кончишь взбивать яичные белки, только обязательно перед этим, нужно добавить капельку уксуса, — объяснила через несколько минут Джинни, покрывая голосом визг электросбивалки.

— Уксус! Я думал, ты добавила сахар, только немного меньше, чем для безе, — закричал в ответ Калюм.

— Сахар и уксус! — ответила Джинни, добавляя и то, и другое и очень развеселившись: не так уж часто у нее бывал шанс поучить чему-нибудь самого шеф-повара!

— Угу, — с пренебрежительной насмешкой заметил Калюм, следя за тем, как она, считая по каплям, добавляет уксус в белковую пену. — Запах, как у салатной заливки.

— Не совсем так, ты, Фома неверующий, — воскликнула Джинни, выключив взбивалку, и, озоруя, подхватила кончиком пальца вершину «языка» взбитой пены, щелкнула — и попала точно на нос Калюма. — Джинни-Меткий Выстрел, — похвалила себя австралийка, снова прицеливаясь. — Но сможешь ли ты попасть дважды?

Она смогла, и еще одна влажная, снежно-белая лепешка села на рыжие волосы Калюма.

— Ты, маленькая крыска, — пробормотал он, быстро вскочив. — За это получишь.

Они с Джинни, починив в кухоньке коттеджа старую угольную печь с духовкой времен короля Эдварда, проводили многие часы, посещая антикварные лавки в поисках кухонной утвари и различных хозяйственных приспособлений. Сейчас Калюм подскочил к каменному горшку с деревянными ложками и другими предметами и, выхватив, что попало под руку, угрожающе выдвинул свое оружие, а Джинни, взвизгнув, бросила взбивалку. Лицо Калюма озарилось радостной улыбкой, так как она отступила, а он ее настигал; тогда она пробежала через дверь в комнатку коттеджа, превращенную ими в спальню.