Нянечка потянулась и шершавой тяжёлой рукой погладила его по голове. Он отшатнулся, не в силах принять эту простую человеческую поддержку.

- Он будет жить?

- Врачи говорили, что да. Но вот только что это будет за жизнь? - еле слышно прошептала нянечка.

- Почему они нам сразу не сообщили?

- Мне подруга, она медсестра, сказала, что надеялись, что в ближайшие дни отказничек какой будет, они бы его за вашего сына и выдали, а вашего — за того отказничка. У нашего главврача связи и в других роддомах. Так что они нашли бы и поменяли…

- А что бы они жене сказали, почему кормить ребёнка не приносят?

- А ей приносят. Тут мамочка одна лежит, кормить сразу отказалась, за грудь боится. Так ей говорят, что малыша кормят смесью. А на самом деле носят вашей жене.

- И что, если бы нашли отказничка, моя жена не поняла бы, что это не тот ребёнок, которого они ей приносили кормить?

- Ну, придумали бы что-нибудь. Сказали бы, что дети меняются, или ещё что наплели.

- Понятно, - Косте не хотелось жить, и он от отчаянья сорвался на ни в чём не повинную нянечку:

- А вы что? Денег хотите? Поэтому рассказали?

Женщина посмотрела на него грустно и покачала головой:

- Если бы ваш ребёнок умер, я бы молчала. Вы бы взяли отказничка и были счастливы. Но ваш ребёнок жив. Доктор говорит, он будет инвалидом. Но жить будет. А ты знаешь, каково живётся больным детям, от которых отказались родители?.. Я посмотрела на твою жену, на тебя и подумала, что вы его не бросите. Не такие вы люди. Поэтому и рассказала. Чтобы у вашего сына был шанс.

Костя помолчал и тяжело кивнул:

- Спасибо… Извините меня.

- Да ничего, ничего, - кивнула нянечка, - тебе тяжело сейчас. Но будет легче. Вот увидишь.


Но следующие восемь лет им не было легче.

Тогда, в девяносто восьмом, Костя поднял на уши весь роддом. Им все рассказали, конечно, и даже извинились. Света была в шоке и дня два вообще не говорила. Только лежала, повернувшись лицом к стене. А Костя бегал, пытаясь найти врачей, которые могут хоть чем-то помочь. И нашёл. Мальчик, их сын выжил. Костя по наивности тогда подумал, что всё закончилось. Но это было не так. Потому что на самом деле всё только начиналось. Даже врагам, если бы они у него были, Константин не пожелал того, что пережили они со Светланой в следующие восемь лет. Невыносимо долгие восемь лет без надежды.




Июнь 2008 года

Арина

Её заслуженный выходной день начался с громких криков старшей дочери:

- Мама! – звонко вопила Мира с первого этажа. – Ма-а-ам! Ты не видела моё свидетельство о рождении?!

Арина потянулась сладко и открыла глаза. Сквозь тонкую бамбуковую рулонную штору видно было, что утро солнечное и уже совсем не раннее. Она любила их дачу. Тем более, что другого дома у них пока не было. Здесь они жили и летом, и зимой. А крохотную квартиру в Москве сдавали. На эти деньги и Аринину зарплату и перестроили старую дачу, где всегда было вдоволь места, а теперь ещё и стало тепло, уютно и комфортно. Так что на жизнь Арина не жаловалась. Последние два года, очень насыщенные, полные перемен и не самые простые в бытовом плане, стали для неё самыми счастливыми за прошедшие четырнадцать лет. Подумав об этом, Арина улыбнулась, быстро встала, вышла из комнаты и, перегнувшись через перила, негромко ответила:

- Я тебе вчера утром его давала. Помнишь?

- Помню! – снова прокричала Мира, словно Арина находилась очень далеко или страдала тугоухостью. – Я его на стол положила и уехала к Ане, а вечером уже не нашла. Думала, ты переложила.

- Я не перекладывала, я на работе была и вернулась поздно, - вздохнув, Арина начала спускаться по деревянным ступеням крутой лестницы, - но вчера вечером на столе его, действительно, не было. Давай у Марты спросим, может, она видела. Она уже проснулась.

- Мар-та-а! – тут же ещё громче завопила Мира. – Мартинка!

- Ась?! – прошлёпала босыми пятками по полу и тоже свесилась вниз с площадки второго этажа младшая дочка Арины пятилетняя Марта. Она любила смешные словечки и выражения, которые собирала везде, где только могла: в детском саду, в мультиках, по соседям и даже цепляла у случайных людей. Вот и сейчас она солидно спросила:

- Что за шум, а драки нету?

- Ты не видела моё свидетельство о рождении? - спросила у младшей сестры Мира. – Мне сегодня документы на паспорт отдавать, а оно пропало. - Ей скоро должно было исполниться четырнадцать, и она страшно хотела получить подтверждение своей взрослости – паспорт. А тут вдруг такая незадача.

- Ничего я не видела. Просто ничегошеньки. Вчера утром, когда мама тебе его давала, видела. А потом вы уехали, а я весь день у тёти Майи и дяди Ильи провела. С мальчишками и Надей и Любашей играла. Домой не приходила.

- А дверь на замок закрывала? – грозно поинтересовалась у неё старшая сестра.

- Разумеется, - важно кивнула Марта, - само собой. Можешь у тёти Майи спросить. Она проверяла. А то, говорит, мы не заметим, а кто-нибудь через забор махнёт и из дома всё вынесет. Лес, говорит, близко. Мало ли там каких разбойников?

- Тогда я вообще ничего не понимаю, - нахмурилась Мира и с несчастным видом посмотрела на мать, - украл кто-то моё свидетельство. Но вот как?

- Ну, это вряд ли, - подбадривающе улыбнулась дочери Арина, - подумай сама, ну, кому оно нужно?

- Мне, - обиженно засопела девочка.

- И мне, - Арина ласково притянула её к себе и поцеловала в тёплый висок. Дочка ростом была уже почти с неё. Наверное, и в этом в отца пошла, высокой будет, - мелькнула мысль. Но тут же была задавлена и выброшена прочь. В последнее время мысли об отце девочек приходили в голову Арине всё реже и реже. Чему она была несказанно рада. Потому что больше всего на свете хотела забыть те тринадцать лет, что провела рядом с ним. И то, какой невозможной дурой она была все эти годы.

Мира постояла недолго, прижавшись к матери, потом высвободилась и растерянно спросила:

- Ну, и что мне теперь делать?

- Для начала – не переживать. Найдётся в ближайшее время твоё свидетельство. Мы всё равно собирались делать генеральную уборку. Вот сегодня и начнём. А заодно всё перетрясём и наверняка отыщем нашу дорогую пропажу… Ну, а в крайнем случае, закажем в загсе копию. Я слышала, их быстро делают.

- Ладно, - кивнула Мира и немного повеселела, - мам, а давай сырники на завтрак, а?

- Давай. Ты тогда иди, меси тесто, раз уж успела одеться. Творог в холодильнике. А я пойду кровати застелю, приведу себя в порядок и присоединюсь к тебе. Хорошо?

- Хорошо, только ты скорее приходи. У меня пока такое тесто, как у тебя не получается. Я лучше пока муку просею. А ты мне дальше поможешь, ладно?

- Договорились, - Арине стало весело от того, что страшно самостоятельная дочь-подросток, призналась в том, что ей хоть в чём-то нужна помощь матери, - только ты причешись, а то будем сырники с волосами есть.

- Фу-у, - сморщилась прыгавшая рядом и внимательно слушавшая разговор Марта, - не хочу с волосами, хочу со сгущёнкой.

- Будет тебе со сгущёнкой, - милостиво кивнула старшая сестра.

Марта радостно выскочила на улицу и побежала умываться. Ей вслед тут же понеслись крики Миры:

- Мартинка, опять ты мою расчёску взяла?!

- Не брала я её! – тут же не менее громко отозвалась младшая. – Мне мама новую купила, взамен старой сломанной. И я больше твою не беру. Тем более, что ты на своей лаком для ногтей написала: «Собственность Миры». А мне чужая собственность не нужна! У меня своя есть!

- Тогда где она?! – в полный голос возмутилась старшая сестра.

- Не знаю! Спроси у мамы! Может, там же где это твоё… свидетельство, вот!

- Глупости ты говоришь!

- А ты глупости делаешь! Сама теряешь свои вещи, а потом с нас с мамой спрашиваешь! – Марта показала сестре язык и ускакала к умывальнику. Мира сердито погрозила той кулаком и скрылась в доме.

Ни расчёску, ни свидетельство о рождении они так и не нашли.




Июль 2008 года

Константин

Пока ели блины соседи слева, на участке сзади тоже послышались голоса. Уже знакомая ему смешная девчонка громко обсуждала с довольно взрослой девушкой, наверное, сестрой, исчезновение какой-то расчёски и наотрез отказывалась брать вину на себя. Ещё одна девушка, чуть постарше, громко звала младших сестёр есть сырники.

Константину тоже очень захотелось блинов или сырников. Его мама, которая виртуозно готовила и то, и другое, умерла уже давно. А Света… Света после рождения их сына ни блины, ни сырники не делала. Ей было некогда. И сил не хватало. Да и не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось…

От грустных мыслей его отвлёк звонок. Кто-то дёргал за верёвочку колокольчик, повешенный на забор ещё старыми хозяевами. Удивившись, Константин спустился вниз и вышел из дома. У калитки стояла его новая соседка, мама пятерых детей.

- Доброе утро! – весело поприветствовала его она. – А мы проснулись, видим, у вас машина стоит. Ну, и решили, что вы приехали с утра пораньше…

- Да, - кивнул Константин и тоже улыбнулся, ещё не очень понимая, к чему клонит соседка.

- Вы простите, пожалуйста, мою бесцеремонность, - тем временем продолжала та, - но мы подумали, что вы наверняка проголодались, а дом у вас пока ещё не обжитой, и поесть вам толком негде. И поэтому мы взяли на себя смелость, угостить вас блинами.

В этот же миг из кустов черноплодки, росших за забором, выскочили её трое сыновей с тарелкой, на которой невысокой горкой виднелись блины, и мисочкой с клубникой.

- Мальчишки, осторожно, не уроните, - попросила их мать. А Константин уставился на мальчиков, а потом посмотрел на неё.

- Вы знаете…

- Майя, - подсказала соседка.

- Вы знаете, Майя, - с улыбкой кивнул Константин, - я вот только что мечтал о блинах.

- Не может быть! – весело обрадовалась соседка. – Вот и замечательно! Приятного аппетита! Ну, не будем вам мешать. Мальчики, за мной! – скомандовала она.

- Приятного аппетита! – громко гаркнули её сыновья, сунули в руки Константину тарелки и послушно потянулись за матерью. Один из них, самый маленький, не выдержал, оглянулся и со сдерживаемым ликованием сообщил:

- А мы послезавтра на море уезжаем!

- Антош, не приставай, - нахмурилась обернувшаяся Майя, а Константин преувеличенно вытаращил глаза, изображая восторг, и показал малышу оттопыренный большой палец правой руки. Тот просиял и махнул ему рукой. Майя благодарно улыбнулась Константину, и вся процессия снова двинулась в сторону соседнего дома.

Константин посмотрел мальчикам и их матери вслед. Меньше всего Майя была похожа на многодетную мать, какими их обычно представляют себе. По траве в сопровождении скачущих за ней мальчишек шла молодая стройная невысокая женщина, хорошо одетая. Дети тоже были чистыми и опрятными. Константину, которому раньше почему-то казалось, что многодетные семьи – это всегда неблагополучие, бедность и неухоженность, стало даже неловко. Он вдохнул умопомрачительный аромат блинов и закрыл калитку.

Блины он съел все до одного. Клубничины тоже. И на мгновение позавидовал мужу Майи. И даже удивился, как при таком рационе, он выглядит вполне подтянутым и спортивным. Потому что, если бы у него, Константина, была жена, которая пекла такие тонкие, ажурные и невероятно вкусные блины, он бы ел только их и уже давно растолстел и обрюзг. А сосед ничего, держится. «Наверное, он не любит блины», - подумал Константин и сам себе не поверил: не любить такие блины было невозможно.

Убирая посуду после завтрака и размышляя, чем бы таким угостить в ответ славных соседей слева, поверх забора высокий Соколан увидел, как у соседей сзади на крыльцо вышла старшая из девушек и постояла в задумчивости. Константин старался не глазеть в открытую, но не мог. Соседка показалась ему невероятной красавицей. Настоящей русской красавицей. Она была высокая, светлокожая, с пшеничными волосами, собранными, видимо, в хвост и совершенно не походила на современных засушенных красоток. Потому что была… Константин поискал определение и нашёл: статная, она была статная. Не упитанная, не худая, а… в самый раз. То что надо…

В этот момент она повернулась, чтобы войти в дом, и Константин обомлел. Не было у неё никакого хвоста. Пшеничные волосы соседской девушки были заплетены в простую косу невероятной длины и толщины. Таких кос он никогда в жизни не видел. Тут же вспомнился чудесный мультфильм про длинноволосую красавицу Василису Микулишну, который он обожал в детстве. Коса соседки, конечно, была не до пола, но спускалась значительно ниже бёдер, почти до колен. Константин поймал себя на том, что давно уже не моет посуду, а стоит, раскрыв рот, и совершенно неприлично таращится на соседку. Он рассердился на себя и принялся с утроенным усердием отмывать тарелку.